Рождественский пирог

Мне захотелось его обнять, но я знала, что ему это может не понравиться, поэтому просто улыбнулась в ответ.

— Мои соболезнования, Поппи. Бедная мартышка. Как я понял, похороны назначены на завтра. — Он достал из китайской вазы карандаш и оторвал листок от блокнота на столе. — Так, какие будут пожелания?

— Насчет чего? — с недоумением спросила я.

— Ну, какие у тебя любимые гимны? Гимны, напоминающие тебе о нем?

В который раз я подумала, что чудачествам Стентонов нет числа. Ну посудите сами: дочь этого человека принесла, что называется, в подоле, сыновья насмерть переругались из-за наследства, а он на полном серьезе обсуждает похороны мартышки.

Я пообещала что-нибудь вспомнить.

Эдвард с Одессой углубились в непонятную дискуссию о фермерах и животных, а я, обжигая пальцы, чистила вареные яйца.

Следующей на кухне появилась Табита. Я вскочила и обняла ее, она ответила мне сдержанным объятием. Потом улыбнулась Одессе и демонстративно отвернулась от отца.

Эдвард пытался втянуть ее в разговор, но Табита развернулась к нему спиной, открыла холодильник и после долгих поисков извлекла обезжиренный йогурт.

Одесса предупреждающе мотнула головой Эдварду, который собирался что-то сказать. Он послушно затих.

А я-то была уверена, что Эдвард простит Табите все ее прегрешения. Конечно, Табиту трудно назвать идеальной дочерью, но ведь Эдвард с Джокастой так великодушны… Странно, что они не нашли в себе сил понять и поддержать дочь.

Табита бродила по кухне, упорно отказываясь смотреть в сторону отца. Она вяло перелила йогурт в миску и принялась макать в него ложку и слизывать с нее йогурт. Одесса знаком велела Эдварду уйти. Я тоже было поднялась со стула, но она пихнула меня обратно. Эдвард понял намек и незаметно ретировался.

Одесса начала рассказывать Табите о том, как мы принимали роды на ферме. Кровавые подробности, к великому моему облегчению, она опустила.

Табита перебила ее:

— Одесса, я знаю, к чему ты клонишь. Но мама с папой ясно дали мне понять, что ребенок им тут не нужен, и еще они прозрачно намекнули, что считают меня неспособной самостоятельно воспитать детей. Хотя у нас в семинаре много детей и все за ними присматривают, так что там они растут, как в большой семье. И потом, я не могу не поехать туда, это мое призвание, понимаешь?

— Одно я знаю наверняка, дорогуша. У тебя будет двойня, а перевозной цирк — не место для воспитания Стентонов. Подумать только! Ничего, мы все решим, не волнуйся. Скоро вернется Алекс, и мы со всем разберемся. Было бы желание, а способ уладить проблему всегда найдется.

Я была заинтригована. У Одессы явно имелся план, но какой? Утро я провела на кухне, помогая Одессе готовить обед и болтая с Дэйви. Вот два моих любимых занятия — кухонная возня и разговоры по душам с Дэйви.

Когда выдалась свободная минутка, мы с Дэйви отправились к роялю. Он тыкал пальцем в клавиши, а я пыталась вспомнить подходящую погребальную песнь для Джики.

Дэйви вдруг тяжело вздохнул.

— Все очень непросто, Поппи. Понимаешь, мама с папой учредили фонд, и все мы понемногу оттуда брали деньги. В общем, там практически ничего не осталось. А теперь еще «Аббатство». После серьезных споров было решено «Аббатство» не продавать, а передать нам по наследству. Всем нам, теоретически, но на практике «Аббатство» унаследует тот, кто первым заведет ребенка. Тогда все мы сможем жить здесь, но тот, у кого первым родится ребенок, будет решать судьбу «Аббатства». Джокаста вбила себе в голову, что мы с Алексом должны вернуть в фонд деньги, которые оттуда брали, чтобы Табита смогла купить себе собственный дом. Глупость какая!

Он извлек из фортепьяно громкий диссонирующий аккорд, и я сморщилась. В фондах и наследственных делах я не смыслила ровным счетом ничего. В приложении к себе я знала наверняка, что в наследство от своих родителей не получу ничего, кроме клюшек для игры в гольф. К тому же мне было сложно представить, что я стану мучиться бессонницей, раздумывая, что же мне делать с домишкой в Ипсвиче, где жили мои родители.

— Но, Дэйви, даже если бы у Табиты были деньги, разве это что-нибудь решило бы?

Он хитро на меня посмотрел:

— Разве любые проблемы не кажутся проще, когда у тебя есть деньги?

Хм, тут он прав.

— Дело в том, что Табита не намерена отказываться от своей доли «Аббатства». Она говорит, что когда-нибудь вернется сюда. Эдвард считает, что нам с Алексом судьба «Аббатства» безразлична, а потому мы будем бездействовать, когда Табита решит превратить наш дом в коммуну или еще какой балаган — устроит тут семинар для тех, кто хочет питаться одним воздухом. Ну и они хотят, чтобы внучки были под боком, но ответственность за их воспитание лежала на ком-нибудь другом.

— Внучки?

— Ну да, Одесса говорит, что это две девочки.

Итак, очередное предсказание от Одессы: дети будут женского пола. Не хотела бы я быть вещуньей, утомительно это. Интересно, а что произойдет, если она ошибется? Но, судя по всему, Одесса до сих пор не ошибалась.

Дэйви еще немного побренчал на рояле, изумляясь моему неумению отличить одну мелодию от другой.

— Да, — гордо сказала я. — На уроках пения в школе меня всегда просили молча открывать рот.

— Неудивительно, — съехидничал Дэйви.

Из кухни уже вовсю тянулись аппетитные запахи, и у меня заурчало в животе.

— Я тоже ужасно проголодался, — согласился Дэйви. — Как думаешь, Алекс скоро вернется?

Перед глазами живо нарисовалась покореженная машина на обочине обледеневшей дороги. А следом другая картинка: Клавдия беснуется в зале ожидания. От волнения я прикусила губу.

Дэйви рассмеялся.

— Давай научу тебя играть «китайские палочки». Это отвлечет тебя от грустных мыслей о пропавшем женихе.

Женихе? Я покачала головой. Конечно, я надеялась, что с Алексом у нас все будет серьезно, просто мысль о замужестве ни разу не приходила мне на ум.

Мы с Дэйви как раз боролись за право ткнуть пальцем в нужную клавишу и он обзывал меня разными словами, когда в зал вошла Одесса и объявила, что обед готов.

— А как же Алекс? — выпалила я.

— Думаю, появится минут через пять, — улыбнулась она.

К тому моменту я уже устала удивляться способностям Одессы и решила просто доверять ее словам.

Джокаста переоделась в шерстяной костюм ярко-канареечного цвета. Не самый лучший выбор — в нем она казалась уставшей и больной. Даже Дэйви, манеры которого обычно безупречны, заметил, что она похожа на миску протухшего яичного крема.

— Я знаю, — уверенно ответила Джокаста. — Поэтому я его и надела. Это поможет нам не затягивать семейный совет. Всем будет так противно на меня смотреть, что захочется как можно скорее закруглить наше совещание и вы согласитесь со всеми моими предложениями!

Мы с Дэйви рассмеялись. К нам присоединился Эдвард, неодобрительно косясь на жену.

— Я всегда говорил, что даже надень ты мешок, все равно будешь потрясающе красива, но вот насчет этого наряда не уверен.

Призрак Табиты спустился в зал, не отрывая глаз от пола. Мы направились в расписную гостиную, и тут с улицы донеслось урчание мотора.

Алекс ворвался в дом абсолютно счастливый, он едва не пел от восторга.

— Господи, какое облегчение! А теперь, прежде чем вы успеете обвинить меня в грубости, выслушайте всю правду о Клавдии. Мы с ней окончательно расстались три месяца назад. Но она умоляла меня дать ей еще один шанс, и я, как полный кретин, поддался. Я совершенно точно знал, что она не беременна, потому что у нас с ней ничего не было уже несколько месяцев. А еще она сказала, что у меня Эдипов комплекс и уже полгода она спит с моим парижским другом! Что ж, бог в помощь бедняге — единственное, что могу сказать. — Алекс положил руку мне на плечо. — Теперь мне не страшен даже грядущий семейный совет. Это что, рыба с рисом? Тогда давайте есть!

Стентоны с удивлением смотрели на Алекса. Его энергия невольно заражала.

Несмотря на разлад в семье, пообедали мы вполне весело. Эдвард совсем забыл, что собирался злиться на весь мир, и откупорил куда больше вина, чем следовало, что всем только пошло на пользу.