Ночь беззакония

***

Мне удалось избегать Каспиана целую неделю только потому, что оставалась в гостевой спальне Линкольна. Почти каждый вечер я заставала его стоящим у двойных дверей и наблюдающим за нашей репетицией, но он никогда не поднимался за мной наверх — только если дверь охранял стодвадцатикилограммовый ротвейлер Линкольна. Каспиан умел многое, но не тупость. Эта собака жаждала крови любого, кто не считался членом семьи. Линкольн убедился в этом.

— Ненавижу этого парня так же, как и все остальные, но рано или поздно тебе придется с ним поговорить, — сказал мне Линкольн однажды вечером, когда мы сидели на его диване, ели Ролос и смотрели Люцифера — в честь которого он так метко назвал свою собаку.

Он был прав. Я не могла вечно прятаться от реальности. Если Каспиан трахал мою лучшую подругу перед ее смертью, я имела право знать.

В конце репетиции во вторник вечером все танцоры ушли, и Линкольн поднялся наверх, оставив меня одну. Каспиан прислонился одним плечом к дверной раме. Его руки были аккуратно засунуты в карманы темно-синих брюк. Его серая рубашка была частично расстегнута, а галстук не завязан и остался висеть. Должно быть, он пришел сюда прямо с работы.

Я села на край сцены, свесив ноги. В воздухе витали звуки финальной партитуры. Глубокие виолончели и чувственные скрипки рассказывали конец трагической истории. Я надеялась, что это не наша.

Каспиан оттолкнулся от рамы и начал идти по проходу, остановившись в нескольких футах передо мной. Боже, он был прекрасен.

Мое сердце подскочило к горлу, а руки так и чесались прикоснуться к нему.

— На этот раз ты не собираешься убегать и прятаться? — спросил он. Под его глазами были темные круги — свидетельство того, что он спал так же ужасно, как и я.

— Удивлена, что ты не пыталась заставить меня остаться.

Он рассмеялся. — Принуждать тебя весело только тогда, когда я знаю, что ты этого хочешь. В противном случае я просто становлюсь придурком.

При мысли обо всем, что он заставлял меня делать, внутри расцвело тепло.

— Разве ты не собираешься спросить, почему я избегаю тебя?

Я была готова покончить с этим, готова вернуться к нам.

— Конечно. — В его голосе звучала скука. — Почему ты избегаешь меня?

— Ты имеешь какое-то отношение к тому, что случилось с Лирик? — Этот вопрос разорвал мое сердце, когда я произнесла его вслух.

Его глаза впились в меня, и его челюсть сжалась. — Господи, он действительно заставил тебя выпить крутую кислоту.

— Ответь на вопрос, Каспиан.

— Нет.

Песня достигла своего крещендо, и у меня свело живот.

— Нет, ты не хочешь отвечать на вопрос, или нет, ты не имеешь к этому никакого отношения? — Пьянящий коктейль из паники и страха бурлил внутри меня, пока я ждала его ответа. Скажи нет.

— Нет. Я не имею к этому никакого отношения. Следующий. — Он подошел ближе к сцене, на которой я сидела.

— Почему она была у тебя дома в ночь перед смертью? Ты давал ей наркотики?

Он провел рукой по лицу. — Сначала я убийца, теперь наркоторговец. Господи, Татум. Ты хоть слышишь себя сейчас?

Музыка остановилась. Звуки, которые всегда были для меня утешением, смолкли, оставив лишь биение сердца в моих ушах.

— Почему она была у тебя дома, Каспиан? — Я ненавидела то, как повышались наши голоса.

— Кто сказал тебе, что она была у меня дома? Линкольн? Потому что он ни хрена не понимает, о чем говорит.

— Значит, она не была в твоем доме той ночью?

Он провел рукой по волосам. — Я пытаюсь…

Я спрыгнула со сцены и поднял палец вверх, чтобы остановить его. — Не надо. Не смей говорить, что ты пытаешься защитить меня. Я устала от того, что люди лгут мне, а потом используют это дерьмовое оправдание, чтобы скрыть это. Перестань обращаться со мной как с ребенком. Я взрослая женщина, и я могу защитить себя. — Я толкнула его в грудь. — Я решаю, с чем я могу справиться, а с чем нет. Не мой отец. Не Линкольн. И не ты. — Я укрепила свою решимость и посмотрела ему в глаза. — Она. Была. В. Твоем. Доме? Да или нет? Это так просто.

— Да.

Нет.

Нет. Нет. Нет.

Это было всего лишь слово. Но с таким же успехом оно могло быть метеором, обрушившимся на мой мир, потому что оно оставило зияющую дыру в моей груди, и удар выбил из меня дыхание. Казалось, что земля уходит у меня из-под ног. Все тело похолодело, и мне захотелось блевать.

Она была там. Моя лучшая подруга была с мужчиной, которому я отдала свою душу в ночь перед тем, как позволила ему забрать ее, в ночь перед ее смертью. Теперь он говорил, что ничего об этом не знал.

Ну, я сказала, что это чушь.

— Почему? — Мой вопрос был едва слышен.

— Это не имеет значения.

— Не имеет значения?

— Нет, Татум. Это, блядь, не имеет значения. Ее не было рядом со мной. Это не касается нас. И это все, что тебе нужно знать.

Значит, он знал, почему она была там. Он просто решил не говорить мне.

Я зажмурила глаза, надеясь, что когда открою их снова, то проснусь в своей кровати, и все это будет плодом моего воображения, результатом слишком напряженной работы, я глубоко вздохнула и снова открыла глаза.

Все было реально. Я была в театре, и Каспиан все еще был здесь, все еще отказываясь доверить мне правду и была сыта по горло этой ложью.

— Тебе лучше уйти. — Я не знала, что и думать. Все это было слишком. Я не знала, как все это воспринимать.

Он покачал головой. — Я не уйду. — Его глаза были темными, но нежными, когда они встретились с моими. — Это не наша битва. Клянусь, если ты просто доверишься мне, дашь мне немного времени, я найду ответы, которые мы оба ищем.

Зачем ему нужны ответы?

Время? Он хотел больше времени? Прошло четыре года, а ее смерть все еще преследовала нас всех.

Я сглотнула комок в горле. — Как найти ответы, когда единственный, кто может их дать, мертв?