Ночь беззакония

ГЛАВА 23

Татум

Я не знала, чего хотела или чего ожидала, когда убегала от Каспиана раньше, но стоя сейчас здесь, глядя в его глаза цвета виски, с моими бедрами, покрытыми его спермой, чувствуя его собственность, окутывающую меня, как теплое одеяло, я знала, что это оно — я хотела быть его.

Но это не означало, что я все еще не злилась на него.

— Уверена, что ты отправишься в ад за это, — сказала я, наклоняясь, чтобы взять свои трусики.

Он ухмыльнулся, в его выражении лица не было ни малейшего намека на раскаяние. — Я попаду в ад за многие вещи. Добавь это в список. — Он натянул свои штаны.

Я натянула свои трусики на задницу. — Да, но до тебя у меня даже не было списка, так что…

Он заправил свой член в трусы, затем застегнул молнию на брюках. Его верхняя пуговица все еще была расстегнута, а ремень висел свободно. Желание расстегнуть молнию на его брюках и попробовать его на вкус жгло меня до тех пор, пока во рту не пересохло. Боже, как же я скучала по этому мужчине.

И я ненавидела его.

Но по непонятным причинам не могла держаться от него подальше. Каспиан Донахью был грубой силой. Он был властью, защитой, безумием и хаосом, завернутыми в безупречную упаковку. Я была парализована его свирепыми, золотисто-карими глазами. Жажда его прикосновений закрепилась в моих костях.

Он обхватил мое лицо одной рукой и наклонился ко мне. — О, у тебя всегда был список. — Он провел кончиком языка по моей нижней губе. — Ты просто не начинала проверять его до меня.

Я глубоко вздохнула. Это место — это святое место — пахло сексом и грехом.

— Почему ты это сделал? — Я произнесла эти слова как можно спокойнее, хотя внутри мое сердце бешено колотилось. От оргазма. От близости его присутствия. От страха.

Я не была уверена, что мне действительно нужен ответ на его неожиданную вспышку. Это была не любовь. У нас с Каспианом было много общих эмоций, но я сомневалась, что любовь была одной из них.

Был секс.

Была любовь.

А потом были мы.

Мы были где-то посередине.

Разве не так?

Он смотрел на меня с тем же мрачным напряжением, что и тогда, когда впервые привел меня в эту исповедальню. Его руки работали, заправляя рубашку и поправляя ремень. Он выглядел так, как будто только что пришел с деловой встречи, а не как будто только что изнасиловал мое тело в церкви.

— Пойдем со мной домой. Мы поговорим об этом там. — Уверенность сквозила в его тоне так же, как и тогда, когда он сделал свое заявление в комнате, полной семьи и друзей моего отца.

— Нет. Мы говорим об этом сейчас. Ущерб, который ты нанес, уже не исправить. Мой отец всю жизнь работал ради этого момента, а ты украл его у него. Он никогда не простит тебя. — Я знала это без сомнения. Малкольм Хантингтон не прощал и не забывал. — И по какой причине? Чтобы доказать свою точку зрения? Чтобы выиграть какое-то соревнование между нашими семьями?

Его челюсть сжималась и разжималась. — Думаешь, все было ради этого? Ты думаешь, я сделал то, что сделал, чтобы испортить объявление о предвыборной кампании твоего отца?

— Разве нет?

Я знала, что Каспиан не был мелочным. Это была не его игра. Но какая еще была причина?

— Сейчас не время и не место.

— Это идеальное время и место. — Я жестом указал на крошечное пространство, в котором мы находились. — Принести тьму к свету, верно? Разве не это ты сказал?

Он положил ладонь на стену позади моей головы, затем наклонился и заговорил с моим ухом. Его тон был низким и глубоким, почти угрожающим. — Татум, это будет единственный раз, когда ты услышишь, как я умоляю о чем-либо. Но я прошу тебя — пожалуйста, позволь мне отвезти тебя домой. И я обещаю, что расскажу тебе все. — Его запах плыл вокруг меня, надо мной, просачивался внутрь меня.

Домой.

Он сказал это так, как будто это было общее место для всех наших бед, всех наших страхов и всего нашего счастья.

Я подняла на него глаза. — Хорошо.

Он поднял бровь, как будто ожидая, что я буду спорить. Когда этого не сделала, он положил руку мне на поясницу и вывел меня из исповедальни.

По другую сторону пурпурного бархатного занавеса к алтарю спешил священник с суровым выражением на призрачно-белом лице.

Мои щеки раскраснелись. Я чувствовала это. Мои волосы были в беспорядке, знала это. Мои трусики были пропитаны смесью нашей спермы, хотя большая ее часть покрывала мою внутреннюю поверхность бедер. Не говоря уже о том, что мы даже не пытались вести себя тихо.

Черт.

Лицо Каспиана озарилось бесстыдной мальчишеской ухмылкой, когда он взял меня за руку и кивнул священнику. — Мы только что обручились, — сказал он, как будто эти слова были основанием для отпущения грехов.

Рот священника сжался в твердую линию. — Убирайтесь. Вон. — Его слова были отрывистыми, когда он указал на дверь.

Я хотела умереть.

Я не могла пошевелиться. Мне казалось, что я должна упасть на колени и попросить прощения.

Каспиан потянул меня за руку, и я вырвалась из этого состояния, чтобы последовать за ним за дверь.