Ночь беззакония

***

Мы оставили мою машину у театра, где я припарковала ее раньше, и взяли машину Каспиана. Чувство вины тяжелым грузом лежало в моем желудке, когда дверь лифта открылась в его новую квартиру. Я почти забыла о другой причине, по которой мы должны были праздновать сегодня.

— Ты переехал, — сказала я, заметив полностью обставленный и украшенный пентхаус.

Он отпустил мою руку и прошел мимо в сторону открытой кухни. — Три дня назад.

Должно быть, он рано закрылся.

Я последовала за ним. — Почему ты ничего не сказал?

Каспиан взял бутылку вина из винного холодильника и открывалку из соседнего ящика. — У тебя были другие дела, на которых нужно было сосредоточиться. — Он открутил пробку с вина, затем подмигнул. — Знал, что у нас есть время.

Я прислонилась попой к кухонному острову напротив него. — Мне это нравится.

Столешницы были из полированной нержавеющей стали. Нижние шкафы были цвета темного эспрессо, а верхние — со стеклянными дверцами. Полы были шиферно — серые, похожие на паркет, но на ощупь как плитка. Из кухни можно было попасть в гостиную, где стоял массивный П — образный диван на пушистом белом ковре и ряд окон от пола до потолка с видом на город. В дальнем конце гостиной, перед окнами, стоял красивый белый рояль. Его дом был таким же безупречным и изысканным, как и человек, которому он принадлежал.

Каспиан поставил на стойку два бокала, налил их наполовину полными и протянул один мне. Открытую бутылку он поставил на стойку. — Я оставлю это. Оно тебе понадобится.

Я поднесла вино к губам. — Так плохо, да?

Он сделал глоток, затем затих. Его глаза закрылись, пока он делал глубокий вдох. Когда он снова открыл их, его взгляд был почти извиняющимся.

Тревога закрутилась и затянулась внутри меня. — С каких пор Каспиан Донахью ждет разрешения? — Я попыталась рассмеяться, но мой голос был слабым.

Он опустил свой стакан. — Человек, который сидел рядом с тобой на вечеринке…

— Принц Халид, — вмешалась я.

Он сжал челюсть. — Да. Халид.

Я заметила, что он опустил титул, вероятно, намеренно.

— Он был не просто гостем. Его присутствие не было случайным. Как и тот факт, что он сидел за вашим столом — за столом вашей семьи.

Я вспомнила его руку на своем бедре, кислый вкус желчи поднялся в моем горле и проглотила ее обратно.

Я поставила бокал и выпрямилась. — И полагаю, ты знаешь, почему.

У меня были подозрения, и ни одно из них не было хорошим. Это был не первый раз, когда один из политических союзников отца делал ко мне шаг, и сомневалась, что последний. Я всегда отталкивала их. Этот парень ничем не отличался. Я встречала свою долю мерзавцев и могла держать себя в руках против них.

— Перед тем, как я вошел, твой отец собирался объявить о твоей помолвке. — В его глазах вспыхнул гнев. — С Халидом.

Что?

Нет.

Я только что встретила Халида. Это было невозможно. Мой отец никогда бы не согласился на это.

Но сначала я хотел бы объявить кое-что еще…

Эти слова отец произнес как раз перед тем, как Каспиан прервал его.

Халид сидит за нашим столом. Его властная рука на моем бедре. То, как они с отцом обменялись любопытной улыбкой.

Нет.

Я покачала головой. — Ты этого не знаешь.

— Знаю, — спокойно сказал он.

Мой голос поднялся на октаву и слегка треснул. — Ты не знаешь. Только потому, что…

— Татум. Я знаю.

Желчь вернулась, и на этот раз мне едва удалось удержаться от рвоты.

— Почему? Почему он… как он мог… перед всеми этими людьми. Он знает, что это значит. — Репутация была всем в глазах моего отца. Нельзя было делать публичные заявления только для того, чтобы потом взять их обратно. Именно поэтому он никогда не простит Каспиана за то, что тот сделал. Слова были произнесены. С таким же успехом это можно было назвать указом.

Каспиан шагнул вперед и притянул меня к своей груди. Он обнял меня за голову и провел рукой по моей спине. Его губы прижались к моим волосам, и я подавила рыдание. Одна слезинка вырвалась и скатилась по моей щеке. Я не стала ее останавливать.

Я подняла голову, чтобы посмотреть на него. Его глаза были полны чего-то похожего на грусть. Его холодные черты потеплели. Он вздрогнул, когда упала еще одна слеза, как будто слова задели и его. Как будто моя боль была его болью.

— Почему? — Мой вопрос прозвучал хриплым шепотом.

Он глубоко вздохнул.

— Я могу справиться с этим, Каспиан. Просто скажи мне.

И я справлюсь.

Я могу справиться с тем, что бы он ни сказал дальше. У меня было достаточно секретов и лжи, чтобы хватило на всю жизнь. Теперь мне нужна была только правда.

— Халид владеет девяноста процентами нефтяных излишков в Саудовской Аравии. Когда твой отец станет президентом, он перекроет наши нефтепроводы и отдаст этот бизнес Халиду. Ваша помолвка была страховкой — за неимением лучшего слова — того, что обе стороны выполнят свою часть сделки. А поскольку ты замужем за Халидом, и Халид получает весь бизнес по импорту нефти в США, по умолчанию твой отец становится богаче, а Халид — еще богаче.

Эмоции накатывали на меня, как шторм на океане. Волны гнева, боли и отчаяния накатывали и накатывали, пока я не почувствовала, что могу утонуть. Я дрожала в объятиях Каспиана, и он притянул меня ближе. Я хотела оцепенеть. Кроме того ощущения, которое испытывала, когда он крепко прижимал меня к своей груди, ощущения, когда выходишь на улицу в теплый летний день или видишь знакомое лицо в толпе незнакомцев. Это чувство я хотела испытывать вечно. Все остальное я желала, чтобы исчезло.

— Он продал меня.

Он продал меня.

Я прижалась щекой к его груди, позволяя его силе и запаху успокоить меня. — Как ты узнал? О Халиде, имею в виду.

— Мой отец рассказал мне. Поэтому, когда я увидел Халида на балете, а потом снова на вечеринке, я понял, что это не пустая угроза. Я знал, что это правда.

Каспиан не извинился за действия моего отца. Он не оправдывался и не пытался приукрасить тот факт, что спас меня от того, чтобы я стала, по сути, не более чем высококлассным рабом.

Потому что он знал.

Он знал, на что способны такие люди, как Халид и, очевидно, мой отец. Его отец не оградил его от этого так, как мой. Он видел это.

Его прежние слова вернулись ко мне. Ты ни хрена не понимаешь, как устроен мир.

Но он знал. Теперь и я тоже.

Я ненавидела его за это. Мое сердце разрывалось из-за мальчика, которому пришлось слишком рано стать мужчиной из-за того, как устроен его мир — как устроен наш мир.

— Ты остановил его.

Разве не это он всегда делал? Разве не он всегда появлялся вовремя, чтобы спасти меня?

— Я серьезно, ты знаешь, — сказал он, и я повернула лицо, чтобы посмотреть на него. — Однажды я женюсь на тебе. — Его пульс запульсировал на венах в горле, а дыхание участилось. — Наша история была написана еще до нашего рождения. Нашим душам было суждено найти друг друга. И если ты думаешь, что все могло закончиться иначе, кроме того, что ты будешь со мной, то ты еще более сумасшедшая, чем я. — Его слова пробрались внутрь меня и проникли во все мои самые темные места.

Каспий поднял руку и откинул волосы с моей шеи, а затем прильнул к ним ртом. Его губы пробежались по моей коже, вызывая дрожь в каждом дюйме моего тела. Мой живот сжался в комок от жара и нервов, дыхание становилось все тяжелее и тяжелее. Его губы были мягкими, и его дыхание было теплым на моей шее, когда он издал низкий стон. Словно это убивало его — быть таким нежным, но нежность — это то, что он хотел дать. Толстый член его эрекции сильно прижимался к моему животу. Его руки спустились по моей спине к заднице, где он обхватил меня и сжал. Я не хотела бороться с ним, не в этот раз. Мне нужно было бросить ему вызов, но мне это тоже было нужно. Нам обоим.

Я обвила руками его шею, затем приподнялась на цыпочки и прошептала в изгиб его горла. — Кажется, ты обещал мне что-то насчет окна…

Быстро, как удар сердца, воздух изменился.

Каспиан схватил подол моего платья, стянул его через голову и бросил на пол. Он отстранился и окинул взглядом мое тело, прочертив дорожку по обнаженной груди и спустившись к черным трусикам. Мои руки с нетерпением расстегивали пуговицы на его рубашке, пока он расстегивал ремень и брюки. Освободившись, Каспиан долго и лениво поглаживал свой член, облизывая нижнюю губу.

— Вон там. — Он кивнул в сторону окна гостиной, его янтарные глаза расплавились. — Руки к стеклу.

Я начала спускаться с каблуков.

— Оставь их, — сказал он, проводя большим пальцем по кончику своего члена, сперма блестела на толстой головке.

Затаив дыхание, я подошла и прижалась к окну.

Каспиан шагнул за мной, настолько близко, что его кожа целовала мою кожу. Он провел одной рукой по бокам моего тела, затем обхватил мою грудь. Другая его рука проникла внутрь моих трусиков, и кончики его пальцев коснулись моей киски. Я выгнулась дугой, и он своим телом подтолкнул меня вперед, прижимая к прохладному стеклу.

Кончики его пальцев коснулись моего клитора, потирая его медленными, маленькими кругами. Мои ладони уперлись в стекло, но я держалась совершенно неподвижно, хотя тело горело от желания прижаться к нему, оттолкнуться от его густого жара. Он развел пальцы в V, провел ими по моим складочкам, массируя меня, дразня, но не входя в меня, пока. Мое дыхание становилось все тяжелее и тяжелее, а тело было похоже на пузырь, который вот-вот лопнет. А потом он был там, два пальца глубоко в моей киске, а его ладонь прижималась к моему клитору. Он перекатывал мой сосок между пальцами другой руки.

— Я даю тебе это, потому что тебе это нужно, — сказал он мне на ухо, а затем взял мочку между зубами. — Но ты должна знать, что нежность не в моей природе. — Как будто для того, чтобы доказать свою точку зрения, он вытащил из меня два пальца и дернул трусики, пока ткань не порвалась, оставив след на моей плоти.

Потребность быть оттраханной им рвалась во мне, царапала меня, пока я не почувствовала, что горю.

Каспиан обхватил мое бедро и притянул к себе, положив голову на мой вход. — Сейчас я буду трахать тебя, маленькая проказница. — Кончик его языка пробежался по моей шее. — Я покажу всему миру, как заставляю тебя кончать.

Я чувствовала каждое биение его сердца, каждый его неровный вздох. А потом он вошел в меня. Снова и снова он вбивался в меня, все сильнее и сильнее, настоятельно и властно, снова и снова. И снова. Растягивая и заполняя меня до боли, но это была та боль, которую я жаждала, та, которая напоминала мне, что я жива. Его боль была наркотиком. Пока напряжение в животе не уступило место разрывающему оргазму, который вырвал дыхание из моих легких.

Каспиан был прав.

Это был дом.