Дамасский жасмин

Отстранился, заглянув в ее глаза опьяненно…

– Скажи мне, что ты тоже это чувствуешь…– шептал он, задирая ее монашескую одежду и жадно пожирая глазами аппетитную грудь, проглядывающую под скромным, без излишних украшательств бюстгалтером.

Конечно, она чувствовала… Вот только… В отличие от него, она не только чувствовала… Она помнила… Все помнила… И радость, и удовольствие, и боль, и… его разочарование в тот роковой вечер… Его отчужденность… Его выбор, который он озвучил ей всего за пару минут до этого проклятого взрыва…

Оксана не понимала, как нашла в себе силы накрыть своими холодными дрожащими руками его. Как попыталась искренне, без прикрас и уверток, заглянуть в глаза…

– Микаэл…– ее глухой голос прозвучал скребущей тоской по фаянсовой поверхности уборной… Видимо, она обратилась к нему так убедительно, так моляще, что он на секунду замер, вслушиваясь в ее слова… И ей показалось, впервые он ее слушал… Где- то в помещении невпопад зажурчала вода- то ли в трубах, то ли в сантехнике… Оксане эти секунды показались вечностью… Она считала их и собирала себя по частицам, чтобы сказать самые правильные, самые верные слова в своей жизни… Те слова, что родились из ее опыта, из ее боли…Опустила взор обреченно…

– Я… Я тоже это чувствую, Микаэл… Но… Там… В палате… Тебя ждет твоя девушка… Я видела ее глаза… Я знаю этот взгляд… Если мы сделаем это, ей будет очень больно… Поверь мне… Слишком больно… Я знаю…

Он дернулся. Как от шокового удара… Или озарения… Оксана знала, ей нельзя сейчас снова поднимать на него глаза… Точно нельзя.. Со всей силы, не давая себе опомниться, прикусывая до крови губу, резко оттолкнула его и побежала к выходу, молясь, чтобы он ее не настиг… Потому что если бы настиг, она бы не смогла уйти… А уйти ей было надо… Его отец был прав… Он заслуживает большего… Лучшего… Более достойного… Того, что ждало его с той, кто еще пару минут назад сидела с красными глазами подле его кровати, смотря с восторженным обожанием…

Спустя три месяца

Оксана не волновалась… Впервые в жизни перед выступлением не было волнения… Обычно такие эмоции, вернее, их отсутствие, настораживают артистов, являются для них тревожным звоночком, но не для нее… Она почему- то знала, что все будет хорошо… С самого начала, когда только осмелилась ввязаться в эту авантюру… Авантюру, в очередной раз перевернувшую ее жизнь.

С Марком было покончено во всех смыслах… Она сделала это в тот же самый день, когда покинула госпиталь Микаэла. Даже не стала возвращаться в их квартиру, забирать вещи… В тот же день она написала письмо художественному руководителю итальянской «Ла Скала» с просьбой посмотреть ее портфолио. Тот откликнулся, на удивление Оксаны, почти сразу. Сказал, что знаком с ее творчеством и хотел бы обсудить императивы возможного сотрудничества… Оксана летела в Милан, преисполненная решимости и твердости… Впервые в жизни она хотела показать не только то, что у нее хорошо получается или от нее требует конъюнктура… Она хотела показать свою суть, свою идею… То, что столько лет сидело в ней и не давало жить без оглядки на этот самый параллельный путь… Она хотела показать свое призвание…

– Я мечтаю выступить на вашей сцене, но при одном условии… Я буду танцевать свой танец… Поставленный не каким- то хореографом, пусть и самым замечательным и известным в мире… Мною… От начала и до конца мой проект… Вот мое единственное условие…

На удивление дирекция согласилась… И она ушла с головой в репетиции… Со стороны на нее смотрели как на одержимую… Балерины основной труппы, уже не первый год отбивающие пуанты на вторых рядах, с завистью шептались вслед… «Она ведь даже не балерина… Наверняка, опять спит с тем, с кем надо, вы же читали сплетни о ней в интернете… Еще бы, если танцевать двадцать часов в сутки, можно и ходики в часах заставить делать красивые шпагаты…»

Ее мало волновали эти разговоры… Она жила не танцем… Она проживала на сцене свою жизнь… Это была ее история… С самого начала… Пусть и неказистого, тривиального… Такого, как у миллионов таких, как она, имевших несчастье родиться в глубинке, без гроша за душой… Кто с детства жил в подсознательном страхе окончить свой путь неудачницей, быть брошенной и отвергнутой мужчиной, как это произошло с ее матерью… Просто потому, что была та, кто моложе, веселее, с меньшим количеством проблем… С реалистичным осознанием, что сказок в прозе жизни не бывает… А потом случился Он… Пришедший в ее жизнь с болью и наслаждением… открывший ей рай и ад… Добро и зло… Любовь и ненависть к самой себе… Кто одновременно сделал ее и слабой, и сильной… Оксана знала, что здесь и сейчас, на этой самой сцене, в роли солистки, с правом самой ставить свою хореографию, она стояла только благодаря Ему… Это он помог ей стать достойной этого самого места… Опытом, который подарил… И хорошим, и плохим… И именно ему она и посвящала этот свой танец…

Не помнила, как прошли эти месяцы подготовки… Просто потому, что они слились для нее в единое полотно работы, работы, работы… Чтобы только не думать о нем… О них… Не думать о своих чувствах… Она запретила себе искать информацию о нем. Запретила вспоминать их последнюю встречу… Только на сцене, только в порыве танца… Только тогда она позволяла себе снова и снова отдаваться чувствам…

День премьеры пришел стремительно… И вот, она за кулисами… В шаге от того, чтобы выйти к ждущим зрителям… В шаге от того, чтобы поделиться с миром своей историей… Она босая… С распущенными волосами… Такая, какой пришла в этот мир. В его мир… Свет гаснет. Зал утихает в предвкушающем ожидании. Оркестр под руководством дирижера берет первые ноты. Ее жизнь начинается…

Шаг по глади сцены. Один, второй. Поворот. Музыка журчит по ее венам. Она наедине с самой собой и со всеми одновременно… Общается с каждым лично… Каждому из присутствующих рассказывает свою историю… Пируэт, второй. Поворот головы. Пробегающий в стремительном движении по публике взгляд…

Она внутренне дергается. Замирает… Немного отклоняется от программы, чтобы снова иметь возможность поднять голову, посмотреть на центральную ложу перед собой… Сердце замирает…

Наверное, это игра ее воображения… Не может быть… Но ей кажется, что даже с такого расстояния, даже среди погруженного во мрак зала там, на уровне ее глаз, она видит его глаза… Губы невольно распахиваются в немом восклицании, более похожем на всхлип… И ее танец приобретает словно совсем другой смысл, совсем другое значение…

Она танцевала теперь только для этих глаз. Как когда– то, в первый раз, противясь своей природе и в то же время уже подчиняясь необратимому, неизбежному чувству, которое ее собиралось поглотить… Она сходила с ума и ненавидела, обижалась и все прощала, разбивала свое сердце о твердый пол сцены и собирала его по кусочкам.. Последний поворот. Последнее движение рук. Музыка останавливается. А с ней и сердце… Крепко зажмуривается.

Зал разразился бурными овациями. «Браво! Бис!»– кричали восторженные безликие зрители… Такие одинаковые и такие.. предсказуемые. Снова смотрит перед собой. Снова пытается уловить его величественную тень в бледном блике фойе, ведущего дорогу в ложу… Но она теперь пуста… Или она изначально была пуста, а это лишь игра ее воображения…

Сердце упало… Душа упала… Раздирающие перепонки овации вмиг стали ненужными, бесшумными… Она зашла за кулисы чуть раньше, чем стоило бы. Нужно вернуться к реальности… Успокоиться… Отпустить…

– Это Вам… Просили передать, – слышит позади голос одного из сотрудников, резко разворачивается,– букет васильков, …

Оксана на секунду забыла, как дышать… Потому что узнала… Догадалась… Дальше все происходило, как на замедленной пленке. Сорвалась с места, как оглашенная, побежала, не обращая внимания на то, что ее ноги босые, вверх по лестнице, оставляя за спиной россыпь полевых цветов, словно она русалка из сказки Андерсена… Резко распахнула дверь ложи, заскочила внутрь, в ее прохладный мрак, но ее встретил лишь холод кондиционера и мягкость вишневого бархата. На стуле посередине она увидела сжатую программку. Поднесла ее к носу, вдохнула знакомый аромат парфюма и разрыдалась. Впервые разрыдалась так, что если бы не продолжающиеся овации беснующейся толпы там, внизу, ее бы было слышно всем… Но ее слышал только Он. Стоящий в тени, поодаль… Так, чтобы Оксана его сначала не заметила. И если бы на глаза его сейчас падал свет, точно так же, как во время ее танца, она бы смогла увидеть, как морозная голубая гладь их покрылась талой водой, словно тронутый теплом весны лед… Он никогда не даст этому льду растаять полностью, поэтому отгоняет минутную слабость, словно морок, сильно зажмуривает глаза, давая один– единственный шанс скатиться одинокой слезе, а потом снова распахивает веки, возвращаясь в свою вечную мерзлоту…

Она поднимает глаза, интуитивно чувствуя, куда смотреть… Не шевелится, так и стоя на коленях перед креслами.

– Я все вспомнил…– раздается его голос из темноты. Тихий. Но она слышит его, несмотря на крики толпы повсюду.– Всё вспомнил, Оксана…

Она снова всхлипывает, немного неуклюже, пошатываясь, встает и порывается ему навстречу.

– Браво, Оксана… Это было шедеврально… – хрипло выдыхает, когда она останавливается от него всего в паре сантиметров. Замирает в нерешительности, потому что до сих пор не может понять, что же выражает этот его душераздирающий взгляд- ее приговор или помилование…

Молчит, не в силах разорвать полотно их личной тишины на фоне оваций зала. Наверное, бы надо сказать пресловутое «спасибо», а слова в горле застряли… Только и может, что тяжело дышать, от чего грудь колышется… И он смотрит… Смотрит так, как всегда смотрел… И от этого его взгляда с самой первой их встречи ноги подкашивались…

– Оксана, я… Я вспомнил все…– повторяет снова…Запинается, отворачивается, чтобы тут же снова перевести глаза на нее, – знаешь, наверное, это было важно… Аллах специально послал мне этот пинок под зад… Вот так облажаться посередине жизни… Пощечину получить… Все забыть разом… Даже как твое отражение в окне выглядит… Чтобы хотя бы немного в себя прийти… Знаешь, я ведь теперь смотрю на воспоминания о своей жизни иначе… Как бы сказать, правильнее что ли, объективнее… Словно со стороны их перебираю… Вижу, какой я был урод… К родителям, к людям, к тебе… Ты…

Она хотела было его перебить, но он не дал… Поднял руку, прося сохранять молчание.

– Дай закончить, я и так пи…ц как далеко вышел из зоны своего комфорта, нашел в себе силы всё это признать… Мне нелегко даются эти слова… Но не могу не сказать, знаешь? Все это сидит во мне… Подтачивает изнутри…– ударил себя в грудь, поморщился,– В тот день, когда в уборную за тобой побежал и ты меня оттолкнула, такую боль в твоих глазах увидел, когда ты про измену говорила, что всё… В голове все пронеслось с астрономической скоростью… Все вспомнил… И хорошее, и плохое… И вечер тот вспомнил проклятый… Когда вытащил тебя из лап Али… Сколько говна тебе наговорил, хотя ты и так была разбита, уничтожена… И то… что…