Долг платежом красен

Глава 35

Лада наскоро вытерлась и вышла из ванной. В голове пульсировало одно – таблетки. Их она решила купить в больничной аптеке перед тем, как навестит маму. А потом пойдет на пары. «У тебя мало времени», – звучали набатом слова Булатова. Он опасался последствий, но при этом собирался ее найти. Зачем, черт возьми?!

– Ну…, – зазвучал прямо из кухни хриплый голос отца, – сколько мужиков тебя сегодня отымело, дочь? Этот бандит не мог не пригласить на вечеринку своих дружков, – ненависть и презрение так и сочились в каждом слове.

Лада вздрогнула, резко втянула в легкие воздух и медленно повернулась. Ее словно ведром ледяных помоев окатили и в живот пнули. Но заглушив шевельнувшуюся обиду и боль, она всё же искренне обрадовалась своему непутевому родителю. Жив!

Отец, чуть помятый и сгорбившийся, сидел за столом, положив на него локти. Но судя по тому взгляду, которым он наградил Ладу, она выглядела не лучше. И хотя чувства ее были потрепаны, а тело… тело помнило всё, Лада не ощущала ни капли сожаления или стыда. Она сглотнула, вновь окунаясь в жаркую незабываемую ночь. Господи, какая же она тряпка! Девка, лишенная каких-либо моральных принципов.

Однако выражение лица папы – хмурое и злое – не сулило ей ничего хорошего. Лада, вытянувшись на миг как по струнке, встрепенулась и шагнула вперед.

– Папа! У тебя всё хорошо?

– Стой там, грязная потаскуха! – рыкнул он.

Лада застыла. Прижав ладонь к полыхнувшей щеке, поняла, что по ней уже бегут слезы.

– Что?! – голос ее сорвался.

– Ты слышала. За что мне такое наказание?! – с совершенно серьезным видом посетовал отец. – Жена – истеричка, дочь – шалава.

Слезы ее мгновенно высохли, когда Лада подавилась воздухом. И возмущением. И горячей обидой. Это мама-то истеричка?! Мама, которая мягкими уговорами пыталась вернуть семье ее главу?! Мама, которая, не смотря на всеобщее осуждение, старалась помочь ему? И это она, его дочь, шалава?!

– Чего?! – неожиданно вскипела девушка. – Не ты ли всему виной? – просипела она. – Не из-за тебя ли всё…это?

– Ты еще отца смеешь в чем-то обвинять? Я для вас, дур, старался, – Александр Николаев поднялся, тяжело опираясь о столешницу. Пошатнулся, и Лада поняла, что он пьян.

– Иди, проспись, – резко сказала Лада. – И…мы больше ничего не должны казино.

Отец обхватил руками голову, пропустив слова дочери мимо ушей.

– Что будет с твоей матерью, когда она узнает…

– А вот маме, – твердо прервала его Лада, – не следует говорить ничего лишнего. Подробности ей знать ни к чему. Важен только тот факт, что ты погасил долг. Способ уже значения не имеет. Папа, ты меня слышишь?

Но он не слышал и продолжал возмущенно бормотать:

– Что будет со мной? Ты опозорила меня. Свою семью.

– Я опозорила?! – захлебнулась девушка внезапной злобой. – Каким это образом?

– Ты знаешь, сколько людей видели, как меня тащили к машине эти бугаи? И никто не шевельнулся, когда я просил о помощи, когда пытался сказать, что тебя ждет. А хмыри эти с удовольствием горланили и распинались, как ты после Булата этого по рукам пойдешь, много денег заработаешь, потому что задница у тебя классная. Фу… Никто не дернулся, чтоб провалились все в ад. Трусы! Все боятся… А ты слышала, с каким смаком уже сегодня утром тебя обсуждают? Мусолят, как именно ты оплатила долги? Кто-то вообще уверен, мол, ни в каком питомнике ты не работала, а на жизнь своим телом зарабатывала! Мерзость какая…

– Папа, но это неправда! – воскликнула Лада.

– Всё чертовски складно и убедительно у них выходит. Всё сходится, – отец сам себе кивал головой, соглашаясь с какими-то собственными умозаключениями.

Лада так и осела, не веря своим ушам. Отец поверил грязным сплетням? Но ведь сам же знает, как дело было. И неужели весь дом уже в курсе? Глядя на папу, Лада не могла протолкнуть противный ком, вставший в горле. Судя по состоянию отца, от него самого пойдут самые пикантные подробности. Напившись до беспамятства, он выложит всё своим собутыльникам. Боже…

С трудом придя в себя, девушка юркнула в свою комнату. Не видя перед собой ничего, она переоделась, побросала в рюкзак всё необходимое для учебы и, натянув лямку на плечо, выскочила из квартиры.

В больницу шла самыми глухими, скрытыми от глаз, тропками и закоулками. Боялась, что встретившись с кем-нибудь из района, не будет знать, куда деться от липкого стыда, будто… Будто все эти гадкие предложения могли быть правдой. На свою горькую удачу, Лада быстро и без неприятных приключений добежала до больничного городка. Войдя в здание, сразу повернула к аптечному киоску. Чуть запинаясь и краснея, объяснила фармацевту, что ей нужно. Стоящая за Ладой бабка в очках с толстой оправой что-то недовольно заворчала о современной молодежи, потерявшей всяческий стыд, а аптекарша понятливо улыбнулась и сунула ей упаковку. Расплатившись, Лада направилась к лифту.

На нужном этаже шагала по светлому чистому коридору, пахнущему лекарствами и дезинфицирующими средствами, прямо к палате, где лежала мама. Девушка уже несколько раз повторила про себя придуманную накануне версию произошедшего и настроилась обрадовать маму. Как вдруг дверь палаты резко распахнулась и оттуда с дикими воплями о помощи выскочила…тетя Фаина – соседка Николаевых по площадке. Недобрая женщина. Она никогда не нравилась Ладе. Было в ней нечто настораживающее и отталкивающее.

– Помогите! Скорее! Умирает…, – тетка Фая заметила Ладу, побледнела, и крик ее обратился в хрип.

Сердце Лады сжалось в дурном предчувствии. Девушка толкнула дверь и решительно вошла в палату. На кровати лежала белая как мел мама, держась за сердце и надсадно дышала.

– Мамочка! – взвизгнула Лада, рванувшись к ней, схватила за другую, уже слабеющую, руку. Глаза матери, полные боли и невысказанного страха неподвижно уставились в потолок. На губах начала пузыриться пена. Лада заорала, не щадя своего горла: – Кто-нибудь, помогите! Сюда!

Всего миг спустя в палате уже орудовала бригада реаниматологов. Они оттеснили Ладу и быстро доставали какие-то приспособления и устройства, цепляли датчики маме на запястья, щиколотки и область сердца, подключали какие-то приборы и переговаривались между собой. Что говорил один, второй выполнял без промедления.

Через пелену тумана, странно выжигающего зрение, Лада наблюдала за манипуляциями медиков, и понимала, что сама почти не дышит. Бригада работала долго, методично и слаженно, пытаясь реанимировать обмякшую мать, но ничего у них не выходило, потому что портативный кардиограф каждый раз отображал на ленте прямую линию вместо таких желанных для Лады зигзагов. Девушка, вжавшись в угол, тихонько выла и заливалась горючими слезами. Прижав обе руки к своей груди, она не верила. Не хотела верить. Но медики, сухо контактировавшие свершившийся факт, необратимо возвращали ее в суровую реальность, отчего болезненно сжималось сердце.

– Время?

– Десять тридцать четыре. Фиксируйте.

Взметнулось что-то белое, кто-то сжал плечо Лады, и сочувствующий голос рядом произнес:

– Примите соболезнования. Мы сделали всё, что могли. Очень жаль, но организм вашей мамы не справился, и она вышла на отек легких. Крепитесь.

– Нет! – Лады услышала дикий вой, и едва сообразила, что это ее собственный. – Мамочка! Мама, не бросай меня! – она кинулась к матери, срывая простыню, целуя впавшие щеки, обнимая за шею и хватаясь за безвольные леденеющие руки. Но кто-то силой отодрал ее от неподвижного тела и отодвинул в сторону.

– Пойдемте, ее подготовят. А вам расскажут, что и как делать дальше.

Перед глазами помутилось, тошнотворный комок подступил к горлу, а слезы душили так, что сводило челюсть. В коридоре Лада обхватила себя руками и замерла.

– Отмучилась, Люда, – бездушно прокомментировала тетка Фаина.

Остекленевший взгляд Лады остановился на женщине, и она едва разлепив губы, зло спросила:

– Что вы ей сказали?

Соседка прищурилась и смекнула, что лучшая защита – нападение.

– Правду.

– Какую? – прошипела Лада.

– Что дочь ее – шалава бесстыжая! – презрительно выплюнула тетка. – Теперь все знают, чем ты зарабатывала. А то строила из себя святошу…

– За что?.. – только и простонала Лада, вконец захлебываясь слезами.

Тетка Фаина осеклась и, вжав голову в плечи, поспешила ретироваться, оставив рухнувшую на пол девушку в коридоре…

В кабинете заведующего отделением Ладу напоили успокоительным, потому что в беспамятстве она пыталась уйти, чтобы найти мать. Когда подействовало средство, перед ней поставили чашку с горячим чаем. Врач сжал ее ладонь и несколько раз повторил ей, что она должна сейчас сделать в первую очередь. А после настоятельно рекомендовал начать звонить родственникам. Лада благодарно кивнула и вышла на крыльцо. Поежилась, словно от зимнего ветра, хотя на улице стояла теплая погода.

Отцу девушка с первого и даже с третьего раза дозвониться не сумела, набрала подругу Аню. Та, услышав о беде, ужаснулась и тут же заверила, что всё уладит в универе и скоро приедет к ней. Затем перезвонил папа. Дрожащим спотыкающимся голосом Лада сообщила отцу о происшедшем. Папа что-то пьяно забурчал в трубку и скинул звонок. Пожевав губу, Лада позвонила на место работы мамы и тем родственникам, которых знала лично.

…Как сквозь сон прошли подготовка скорбных дел и сами похороны. Немногочисленные родные, приехавшие попрощаться, коллеги по работе мамы – и отца тоже – не оставили Ладу в беде. Рядом с ней неизменно находилась Аня. И если бы ни ее крепкая и уверенная рука, девушка не знала, как пережила бы всё это.

Мало того, что пустота поселилась в груди, так еще и отец, осознанно или нет, загонял туда колья каждым своим словом. На похоронах он пребывал в подвыпившем состоянии и постоянно что-то бубнил то о бандитах, то о Ладе, то долгах и позоре. И так по кругу. Набравшись еще сильнее на поминальном обеде, отец увеличил громкость своих слов, разбавляя их ругательствами и проклятиями. Иногда его остекленевший взгляд останавливался на дочери, и с губ готовы были сорваться обвинения. Предчувствуя скандал, товарищи отца мягко осаживали его, успокаивали и отвлекали. Папа умолкал, пряча покрасневшее лицо в ладонях. А среди собравшихся за столом людей Лада уже слышала неприятные для себя шепотки, потому как слова отца возымели свое действие – слыша их, каждый сделал свой собственный вывод.

Спустя время по району поползли слухи. Лада даже не сразу могла сообразить, о чем разговор, когда ее спрашивали, сколько стоит провести с ней час. Когда наступало понимание, злилась, огрызалась, отвоевывая свою честь. Да напрасно. Бабушки у подъездов начали бросать на нее косые осуждающие взгляды, от женщин постарше в спину летели гадкие замечания, от знакомых и не совсем парней – презрительные комментарии и похабные предложения. Если по началу Лада не в силах была сдержать слез от обиды и как-то пыталась доказать свою правоту, затем поняла – правда никому не интересна. Они были сыты своей и продолжали вещать ее, плодя слухи со стопроцентной уверенностью в своей непогрешимости.