Долг платежом красен

Глава 36

– Нагулялась, девка продажная?

И опять это ощущение, будто кто-то тупым ножом пилит ее нутро, кромсает на куски сердце. Лада одернула себя – не кто-то безликий, а отец. Родной отец. Сегодня осознание этого почему-то разбудило злость. Девушка сузила глаза и упрямо поджала губы. Хватит бояться! Ей не в чем себя упрекнуть. Разве что… в своих смятенных чувствах по отношению к Баграту. Она непримиримо мотнула головой.

– Я провожала подругу, – коротко отчеканила она и прошла на кухню. Достала стакан, открыла холодильник и налила себе сок. Сделала пару глотков.

– Такую же шалаву, как и сама? – ехидно уточнил отец, и противная ухмылочка искривила его рот. А сам папа напомнил ей тех амбалов, что приходили тогда с Булатовым и облизывались на нее.

– Я не шалава, и тебе это известно, лучше, чем кому бы то ни было, папа! – твердо сказала девушка, вздернув подбородок.

Пьяные покрасневшие глаза Александра Николаева замерли на ее лице. Она сокрушенно качнула головой, подметив потрепанный внешний вид родителя. Будто считав отразившуюся в глазах дочери жалость, отец рассвирепел. Ударил обоими кулаками о столешницу, и если бы Лада не удержала стакан, сок расплескался бы по всему столу.

– Не смей жалеть меня, дешевка! Шлюха! – взревел он. – Легла под шестерку этого Шрама, мать в могилу свела и в ус не дуешь. Это ты во всем виновата! – он вытянул руку с выпрямленным в обличающем жесте пальцем.

Зрение Лады на миг утратило свою резкость и четкость. Мало ей было всеобщего презрения и пренебрежения, от которых она иногда задыхалась, так еще приходилось терпеть пьяные выходки папаши и его упреки. И вот вам нате – такая жестокая откровенная ложь! Обвинение в том, что мама ушла из жизни по ее вине, ударило в самый дых! Такого Лада стерпеть не могла.

– Я виновата?! – взорвалась она. – Не твои ли долги мы с мамой гасили из месяца в месяц?! Не от твоих ли выходок у мамы здоровье пошатнулось?! Не ты ли меня под этого бандита сам и подсунул? Или не помнишь ничего? Пропил мозги все! Я твой долг погасила, и теперь я же – продажная шлюха?! Ты забыл, папочка, кому жизнью своей обязан. Сгноил бы нас этот Шрам, и ни одна живая душа не нашла бы.

– Заткнись! Умолкни! Ты знаешь, каково мне?! Меня задолбало отвечать на мерзкие вопросы, сколько мужиков пользует тебя! И какова цена всему этому непотребству? И не против ли ты групповухи? Мол, берешь за нее дороже. Отвратительно просто знать, всё это моя дочь. Да никто же в районе не здоровается со мной из-за тебя. Все свысока смотрят, словно я – грязь под их ногами, – зашипел отец с ненавистью.

Это ему-то задолбалось?! Лада захлебнулась обидой. Родной отец не в состоянии постоять за дочку, принимая версию за версией, веря в одну ложь за другой. Хотя прекрасно знает, как все было на самом деле. Он просто оставил ее один на один с людьми, которые не знали истины и руки опустил, не желая бороться. Опасался замараться, отстаивая ее честное имя. И ни разу не поинтересовался, каково же тогда ей, если некому встать на ее защиту?! Она слушала отравляющий шепот каждый Божий день, игнорировала похабные намеки, мерзкие замечания, пошлые шуточки и прочую гадость. И каких душевных сил ей это стоило, никто не знает. Лада чувствовала себя измотанной, выдохшейся и разбитой. Недели этой травли не прошли даром.

– Ты сам профукал уважение к себе своими запоями и вечными долгами, отец, – зло выплюнула Лада. – А мне нечего стыдится. Разве что кроме…тебя. Единственного родного человека, на которого я хотела надеяться и могла положиться, но как видно не судьба. Нет больше того папы, которого я помнила с детства.

Отец на секунду отшатнулся, будто получил сильный удар. Но затем разъярился еще больше. Брови его грозно сошлись на переносице, уязвленная гордость пробудила неуправляемое бешенство. Сузив глаза, отец заорал:

– Ты виновата, дрянь!

Слова отца уже давно калёным железом отпечатались в ее мозгу, растравили боль в сердце.

– Убирайся! Я не хочу тебя больше видеть!

Лада не стала перечить родителю, пьяный гнев коего знала, как свои пять пальцев, и быстро собралась, побросав в рюкзак документы и всё самое необходимое.

А может и к лучшему, если она съедет из этого проклятого города? Вот только куда?

Понуро опустив голову, девушка брела в сторону железнодорожного вокзала вдоль кутающихся в теплые сумерки улиц. Медленно зажигались фонари, летний ветерок шептался с листьями деревьев.

– Эй, Николаева!

Лада оглянулась и внутренне сжалась, ожидая удара. В последнее время от знакомых района, в котором она жила, ничего кроме гадостей ждать не приходилось. Будто человечность улетучилась, уступив место жестоким издёвкам.

– Что нужно? – глухо бросила она троим парням, что стояли у скамейки, расположившейся под кроной большого дуба, и курили.

– А если не секрет, сколько с тобой час стоит, Николаева? – спрашивал Митя, парень из параллельного класса.

– Может скидку по старой дружбе за минет? – со скабрезной ухмылкой поинтересовался Антон, ее давнишний сосед по парте в школе.

– Не жмись, Николаева, цену назови. Пятьсот рублей? – заглядывая ей в лицо, улыбался Вовка из соседнего подъезда.

– Говорят, она только зеленые берет, – предположил Антон. – Тридцатку хватит?

– А у тебя она есть? – злобно сверкнув глазами, вздернула подбородок Лада.

– Что?! Ах ты, подстилка дешёвая! – взвился Антон, попытавшись ухватить ее локоть.

– Оставьте меня в покое! – Лада увернулась.

Нарастив скорость, она перешла на другую сторону улицы, юркнула за угол дома и на всякий случай глянула через плечо. Ее никто не преследовал. Парней отвлек темный автомобиль, подкативший прямо к ним, и они весело что-то обсуждая и махая руками в ее сторону, уселись в салон.

Мерзкие пересуды! И не менее мерзкий осадок в душе. От незаслуженного оскорбления слезы обиды навернулись на глаза, повиснув на ресницах. Подумать только, совсем казалось недавно, эти парни, будучи кто одноклассником, кто соседом, общались с ней в совершенно ином ключе. Они гуляли по вечерам веселыми шумными компаниями, ездили на озеро и вместе отдыхали, играли в волейбол и пели песни у костра. И вот наступило проклятое время, когда они были бы не против купить ее. Как быстро забылась дружба. И никто ничего не знал и не понимал. Да и не пытался особенно разобраться. Они приняли ту правду, которая показалась им наиболее интересной, продолжая мусолить то, о чем понятия не имели.

Девушка поджала губы и вошла в здание вокзала. И только здесь осознала, как запыхалась. Похоже, она бежала. Да только убежишь ли от себя? Приближаясь к кассам, растерянно застыла на месте – она совершенно не знала, куда ей податься. Тоскливые мысли тут же заполонили ее мозг. Поднявшись на второй этаж, она юркнула в один светлых залов ожидания, выбрала самый глухой, закрытый по возможности от посторонних глаз, уголок и обессиленно упала в первое попавшееся свободное кресло. Поставила локти на колени и обхватила голову руками; маленькие непослушные капельки начали срываться с ресниц, разбиваясь о плиточный пол. Плакала беззвучно, как привыкла это делать в последнее время, хотя хотелось орать во все горло так, чтобы голос пропал. Куда податься? Кому она нужна? «Порченная». Так назвала ее одна из тех бабулек, что судачили по вечерам на скамейках двора.

Сколько так она просидела не знала. Лямки рюкзака давили на плечи непосильной тяжестью, будто собрала туда весь мир. В висках боль отбивала чечетку. Лада шмыгнула носом и облизала пересохшие губы. И с ненавистью хмыкнула, разглядывая две лужицы у своих ног. Презирая свои слезы, спросила себя – когда это она стала ни на что не способной плаксивой слабачкой? Сделав парочку вдохов-выдохов, Лада достала бутылку воды из рюкзака и сделала несколько глотков. И ощутила, как мороз побежал по коже от осенившей ее догадки, стоило глазам остановиться на рекламном баннере. Какая-то туристическая компания приглашала гостей насладиться красотами сибирского края, обещая здоровый отдых на свежем воздухе, натуральные продукты и качественный сервис.

Дед Сава! Как же она забыла о двоюродном деде, общаться с коим ей запрещал ее непутевый папашка. Утверждал, что старик, мол, совсем из ума выжил после трагедии с его семьей и начал раздавать свои сбережения направо и налево и во всякие благотворительные фонды. Лада мысленно фыркнула. Уж конечно, кто как ни ее отец – ни на что не способный человек – мог себе позволить говорить такие вещи о том, кто всего добился сам? Не имея в кармане лишних денег, он завидовал Савелию и осуждал все его поступки.

Лада нырнула рукой на дно рюкзака, куда упрятала клочок бумаги с адресом дедушки Савелия и шмыгнула носом. Пробежав глазами запись на бумажке, она спрятала ее обратно и уже знала, куда поедет. Вымученная улыбка всего на мгновение тронула ее губы.

Больше никто и ничто не держало ее в родном городе. Разве что кроме могилы дорогой и рано ушедшей мамочки…

Пленников – мужчину и женщину – грубо вытащили из автомобиля. Бесцеремонно поставили на колени обоих. С глаз мужчины сорвали черную повязку и достали кляп, женщина осталась слепой и безмолвной. Мужчина кашлянул и медленно обвел взглядом густой лес, вырытую рядом яму, услышал, как тревожно перекликались птицы на ветках. Затем его голубые глаза остановились на одном из похитителей.

– Я заплачу больше…, – мужчина не успел договорить и тихо застонал, проглатывая боль от удара, когда один из парней всадил кулак ему в живот. Сбоку испуганно пискнула жена.

Сплюнув темную кровь, мужчина посмотрел Баграту прямо в глаза. Булатов не дрогнул – он не опасался, что увидят его лицо и узнают, потому что сегодня свидетелей не останется. Антон Баев – тот самый давний товарищ Шрама – был готов умереть. Баграт был готов убить. Таковой оказалась плата за то, что Лада не достанется толпе озабоченных отморозков. Едва Булат озвучил тогда свою просьбу, Шрам как-то странно посмотрел на него, не сумев от удивления удержать брови на месте. Хмыкнув, достал из сейфа бумажный конверт и выложил на стол фото. Затем широко улыбнулся, перечеркнул фото и пододвинул его Баграту. И в воздухе повисла неоформленная в слова довольная и ехидная мысль – мол, говорил же, настанет время и ты сам ко мне придешь и на всё согласишься. Шрам не сумел скрыть своего торжества, вызвать в Булатове приступ гадливости.

– Я знаю, от кого привет, парень, – бесстрашно расправив плечи, насколько ему позволяли связанные руки, сказал Баев. А потом, покосившись на молодую женщину с завязанными глазами, перевел открытый взгляд на Булатова. – Жену мою пощадите. Она в положении.

Баграт видел это и без него – у женщины выступал живот, хотя срок был небольшой. Булатова чуть не передернуло, в голову полезли опасные мысли. Предательские мысли. Но он быстро вернул их в правильное русло. Ведь если он отступит сейчас, Шрам найдет его. Да и фиг с этим, но… Шрам потом бы обязательно добрался и до Лады. И устроил ей семь кругов ада на земле, и заставил бы его, Баграта, наблюдать за этим. Или, что еще хуже, участвовать в этом самому. Уж как сломить волю человека Шрам знал отлично. Он ломал и крепких мужиков, и слабых женщин. Ему было плевать кто перед ним. Особо непокорных превращал в эдаких ручных собачонок, зомби, подсаженных на наркоту. А те за очередную дозу готовы были на всё… Спустя время их находили в какой-нибудь канаве, и причина гибели как единственно очевидная значилась просто – передозировка.