Спорим, влюбишься?

Глава 28

Продолжаю ухохатываться, смотря на хмурого, я бы сказала, даже злого Мишу. Матюгнувшись едва слышно, он приподнялся с пола и устремил свой взгляд на ничего не понимающую Соню. Не принимает он никаких капель и все у него, судя по брюкам, в порядке с восстанием нужных частей тела.

— Не переживай, ничего же не разбилось. Не трогай кошечку, — вполне серьезно произношу я, опасаясь за четвероногую. — Иначе я каждую ночь буду тебе сниться в кошмарных снах. Клянусь твоей бородой.

Из-за чего именно Медведев трет свои виски, зажмурив глаза, точно я не знаю. Но вариантов всего два: жалеет, что нам помешали или жалеет, что он это начал. Однако, как ни крути, Миша этого хотел. Сам. И да, меня это не может не радовать. Значит вопрос с безразличием отпадает сам собой.

Демонстративно тяну руку к Мишиной шее и пытаюсь стереть собственную кровь. Вот только она засохла. Желая как-то его растормошить, я брякаю первое, что приходит на ум:

— Можно я своей слюнкой тебе сотру мою сладкую кровушку? — очередной загруз и продолжающееся молчание. — Я тут подумала, вместе к врачу пойдем. Я к ЛОРу уши проверять, а тебя отправим к неврологу и логопеду проверять расстройство речи.

Медведев снова никак не реагирует на мое подтрунивание. Сжав руки в кулак, переводит взгляд на елку.

— Миш? Ну, может быть, ты хоть что-нибудь скажешь?

Сказал, как отрезал. Всего одно слово, но такое, от которого моя улыбка моментально исчезла. Я такое не то, что не употребляю в своем лексиконе. Я такое на дух не переношу. Отвратительно.

— А нельзя было как-то по-другому сказать?

— Например?

— Ну хотя бы… песец.

— Где ты тут песца видишь? Тут самый настоящий…, — закрываю ладонями уши, когда Миша вновь повторяет это слово.

Что-то снова бурчит себе под нос и наконец поднимает елку. На меня не смотрит, а потом и вовсе уходит. Только бы не ляпнуть вслух очередной раз про труса и слабака. К счастью, Медведев не ушел в свою спальню как истеричная девочка, он вернулся с пластырем. У меня точно какое-то психическое нарушение. То треснуть его хочу, то обнять со всей силы. Заботливый гад. Жаль, что молчаливый.

— Спасибо, — тихо произношу я, как только Миша закончил клеить мне пластырь.

Интересно, а как обычные люди общаются после того, как начинают встречаться как пара? Говорят ли то, что приходит в голову или надо фильтровать речь и притворяться, чтобы казаться лучше, чем есть на самом деле? Можно ли при этом задавать глупые вопросы, не боясь показаться дурой?

Нет, все-таки сейчас лучше помолчать. В молчании тоже есть своя прелесть. Просто этому бородатому сухарю надо дать время, чтобы признаться самому себе, что я для него не пустое место. С какой вероятностью он тоже в меня влюблен? С большой. Очень большой.

— Знаешь, к неврологу пойдем вместе, — неожиданно нарушает тишину Миша.

— Почему?

— Потому что у тебя улыбка напоминает сардоническую. Надо разобраться в причинах.

— Нет, Мишенька, я пока умирать не собираюсь. Столбняка у меня нет. И не надейся. А тебя еще и к офтальмологу отведем, пусть проверит тебе зрение.

— Заодно навестим психиатра и поймем причину твоей улыбки.

— Да тут и без него можно разобраться. Я просто очень люблю наряжать елку. А тут второй раз за несколько часов, ну не прелесть ли?

— Что-то точно на «п», но не прелесть.

— Какой же ты грубиян.

— Какой есть.

— Не хмурься. Ранние морщины никому не к лицу. Так как твое отчество?

— Зачем тебе?

— Буду примерять в голове полное имя будущего мужа. Шутка, — а вот и нет. — Просто интересно.

— Любопытной Варваре…

— Ну, не хочешь как хочешь, — внаглую прерываю его. — Значит будешь Михаил Медведевич, — вешаю очередную игрушку на елку и, распрямив спину, произношу милейшим голосом еще шире улыбаясь. — Спокойной ночи.

Подумаешь, до сна еще долго. Главное дать осознать «дичи», что она уже подстрелена и никуда не сбежит.