Преследуя Аделайн

— Скажи мне, маленькая мышка, тебя когда-нибудь трахал такой мужчина, как я?

— Были лучше, — шиплю я, дремлющая ненависть к нему вновь пробуждается. Что-то очень темное и опасное закрывает его глаза. Он выгибает эту чертову бровь, и я тут же сжимаюсь в комок.

Это была ложь. Мы оба знаем это.

Это первое, что я усвоила, когда в детстве меня отдали в католическую школу. Хорошие девочки не лгут.

Второй урок — не доверяй дьяволу и его влиянию. Но они забыли упомянуть, что не стоит злить его, если ты попал под его влияние.

Может быть, потому что это здравый смысл.

У меня дрожат губы, когда я ругаю себя за такую глупость. Горечь и недоверие все еще бурлят под поверхностью. Я не знаю, почему я думала, что могу позволить ему доминировать и трахать меня, не сопротивляясь.

Он убьет меня раньше, чем я полюблю его.

— Открой свой гребаный рот, плохая девочка. Прямо сейчас, пока я не задушил тебя своим членом.

На этот раз я слушаю. Как только я размыкаю губы, он проталкивает кончик мимо моих губ и направляет его прямо в горло.

Он шипит сквозь зубы, затем следует еще один дикий рык. Я хнычу, а затем задыхаюсь, когда он вводит свой член глубже. Он — закаленная сталь, обтянутая шелковистым атласом, но гладкость мало помогает облегчить боль.

Он слишком толстый и длинный для моего маленького рта.

Слезы мгновенно заливают мои глаза и проливаются, когда он продолжает вводить себя глубже.

Инстинктивно мои руки обхватывают его толстые бедра, прижимаясь к нему.

Быстро, как змея, он выхватывает обе мои руки и сжимает их вместе в одной руке, а другой продолжает удерживать мою голову. Он держит мои руки высоко поднятыми и прижимает к своему животу. Это выглядит так, будто я женщина, молящаяся на коленях, со связанными руками, поклоняющаяся самому дьяволу.

— Это то, чего ты хотела, да? — рычит он. — Соси, блядь. Сейчас же.

Я делаю, как он говорит, если это означает, что он ослабнет. Я сосу сильно, впадив щеки и проводя языком по толстой вене на нижней стороне его члена.

— Вот так, детка, — дышит он, наконец позволяя мне расслабиться.

Но через несколько секунд он снова втягивает меня в себя. Направляя мою голову вперед и назад, пока я продолжаю сосать его. С его губ срываются слова поощрения и глубокие стоны удовольствия, в то время как он набирает силу. С каждым слогом и стоном, слетающим с его губ, я все отчаяннее пытаюсь доставить ему удовольствие. Исправить свою ошибку.

— Давай посмотрим. Грейсон Паркер, он был лучше, да? — Мои глаза расширяются, я не понимаю, откуда он его знает, и боюсь, к чему это приведет. — Я чуть не убил его, когда он выбежал из твоего дома голым, так что я как-то сомневаюсь, что он был лучше меня. Кто еще? — он выделил последнее слово, впихивая себя глубже в мое горло. Я задыхаюсь, и он позволяет мне бороться несколько секунд, прежде чем ослабить давление.

— Брэндон Хаватти, Карлос Сантонио, Тайлер Сандерс… — он продолжает перечислять всех мужчин, с которыми я была. Их, конечно, не так много, но это очень много, когда ты только что подверг их жизнь опасности.

Он резко дергает мою голову назад, позволяя мне сделать один вдох, и говорит:

— Я буду наслаждаться убийством каждого из них, маленькая мышка.

Прежде чем я успеваю что-то ответить, не говоря уже о том, чтобы сделать еще один глоток драгоценного воздуха, он снова начинает душить меня своим членом.

Мое зрение темнеет по краям от того, как глубоко он погружается в мое горло. Неважно, как сильно я задыхаюсь и борюсь с ним, он становится только невероятно тверже.

— Ты хочешь, чтобы я кончил тебе в рот, не так ли? Ты думала о том, чтобы пососать мой член с тех пор, как поклонялась мне, стоя на коленях с ремнем, обернутым вокруг твоей милой шейки.

Я смотрю на него, ненависть горит ярче, чем похоть, всего на мгновение. Он улыбается — или, скорее, обнажает зубы, — когда видит гнев, отражающийся в моих карих глазах.

— Ты хочешь этого, но ты, блядь, не получишь. Ты еще не заслужила эту привилегию.

Без предупреждения он резко откидывает мою голову назад, его член выскакивает на свободу.

Он поднимает меня за волосы, пока я не оказываюсь на кончиках пальцев ног.

— Зед, пожалуйста, — хнычу я, мое зрение затуманено от слез, а грудь сдавлена из-за недостатка кислорода. Я даже не уверена, о чем я умоляю — о своей жизни или о невинных людях, которых я только что отправила в камеру смертников.

— Какая хорошая девочка, — хвалит он. — Мне нравится, когда ты боишься и умоляешь.

Когда я, наконец, думаю, что снова не могу дышать, он возвращает мне дыхание. Его губы накрывают мои в электрическом поцелуе. Мои ногти впиваются в его грудь, вызывая у меня низкий рык, когда он поглощает мой рот своим.

Энергия между нами трещит и взрывается, когда мы пьем друг из друга. Искры огня и вкус горького вина проникают в мой язык.

Никогда еще яд не был так хорош на вкус.

Пока наши языки борются за господство, он обхватывает меня за талию и легко поднимает. Мои ноги инстинктивно обвиваются вокруг его тонкой талии, когда я чувствую, как прохладное стекло прижимается к моей спине.

Температурная борьба в моем теле ощущается так же, как его глаза инь-янь. Прохлада от зеркала угрожает послать дрожь по моему телу, но прижатие его тела к моему — обжигающе горячее.

Резкий укус боли по обе стороны моих бедер заставляет меня задыхаться в его рот. Одним быстрым движением он отрывает мои стринги от моего тела, разорванная ткань застревает где-то между нашими телами.

Он отстраняется и устанавливает головку своего члена у входа.

— Раздвинь для меня свою киску, маленькая мышка, — приказывает он. Я открываю рот, чтобы возразить, готовая сказать ему, чтобы он просто трахнул меня, но выражение его лица лишает меня дара речи.

Разочарование нарастает, я протягиваю обе руки между нашими телами и делаю то, что он говорит. Красный румянец окрашивает мою грудь, когда я раздвигаю себя. Это унизительно, когда он знает, что я не должна этого хотеть.

Он знает, что я хочу, чтобы он вошел в меня силой. И в наказание за оскорбление он собирается заставить меня показать ему, как сильно я хочу его. Раздвинув мою киску и пригласив его внутрь.

Боже, как я его ненавижу.

Его руки больно сжимают мои бедра. Завтра я проснусь с синяками от рук, и какая-то часть меня этого боится. Невозможно будет забыть о том, что произошло, когда на моей коже будет отпечаток его рук.

— Не смей двигать руками, — угрожает он за секунду до того, как натягивает меня на свой ждущий член.

— Ах! — кричу я, мои руки в считанные секунды долетают до его груди, чтобы я могла оттолкнуться от него. Он слишком велик, растягивая меня шире, чем я когда-либо была.

Мои глаза округляются в огромные блюдца, когда я хнычу от натиска. Я чувствую, как его член скользит между моими пальцами, когда он проникает в меня еще глубже.

— Прекрати! Он не помещается, — задыхаюсь я.

— Какая бедная маленькая мышка, — насмешливо воркует он, его тон хриплый и натянутый. — Может быть, однажды ты позволишь мне обращаться с этой киской как со стеклом и показать ей всю свою любовь, но ты была плохой девочкой, не так ли?

Когда я не отвечаю, он прижимает меня к себе сильнее, вызывая еще один болезненный хнык.

— Разве не так? — кричит он.

— Да! — кричу я, задыхаясь, зажмурив глаза от вторжения.

— Теперь ты будешь хорошей маленькой девочкой?

— Да, — отчаянно лепечу я. Боль превращается в нечто более интенсивное и захватывающее дух. Он выходит и снова входит, на этот раз мягче, но не менее злобно.

Такое ощущение, что мое тело вот-вот разорвется. Это неестественно — быть такой чертовски полной.

Он вытаскивает кончик, а затем вводит его в меня на всю длину, так глубоко, что, клянусь, я чувствую, как он входит в мое горло. Я вскрикиваю, мой голос срывается от нахлынувших эмоций в моей груди.

Это, блядь, неестественно.

— Черт возьми, Адди, я едва помещаюсь.

Наверное, поэтому мне кажется, что он разрывает меня пополам.

Он начинает медленно и с силой. Резкие толчки, затем затягивает себя в мучительном темпе, прежде чем снова врезаться в меня. Я чувствую, как мое тело начинает расслабляться, жадно всасывая его, пока он проклинает мою душу каждым ударом.

Расширив позицию, он упирается в зеркало, и мой живот сжимается, чувствуя, как он собирается нанести повреждения моим органам.

Ударные волны пробегают по моим нервным окончаниям, когда он ускоряет темп, грубо трахая меня в зеркало, в то время как с моих губ срываются громкие звуки, которых я никогда в жизни не издавала. Наслаждение ослепляет, а ощущение того, как он входит и выходит между моих пальцев, только усиливает вожделение, разгорающееся в глубине моего живота.

— Посмотри на нас в зеркала, — грубо требует он. Это требует огромных усилий, но я открываю глаза и провожу ими по десяткам зеркал. Все мыслимые ракурсы смотрят на меня.

Это слишком — смотреть, как он вводит себя в меня. Его задница сжимается от силы его толчков, а по моим розовым щекам расплывается красный румянец. Мои глаза полузакрыты, а лицо искажено от нескрываемого блаженства.

Он поворачивает голову, и наши взгляды сталкиваются в одном из зеркал. Мое сердце замирает, когда я отвожу взгляд, чтобы оглядеться и увидеть его глаза, устремленные на меня с нескольких сторон, — это самое сильное чувство, которое я когда-либо испытывала.

Как то чувство, когда ты знаешь, что кто-то наблюдает за тобой, но умноженное на дюжину.

Мои глаза снова встречаются с его глазами, и на его лице появляется медленная улыбка. Он наклоняется ближе, его губы скользят по моим, и он наблюдает, как я медленно расходилась по швам, все это время ухмыляясь мне.

— Скажи мне, маленькая мышка, тебя когда-нибудь трахал такой мужчина, как я?

Я прикусываю губу и качаю головой, борясь с желанием закатить глаза к затылку. Он меняет положение, просовывая каждую руку под мои колени и высоко поднимая их. Смущенный крик вырывается наружу, когда он меняет угол наклона бедер и попадает в точку, которая мгновенно заставляет мои ноги неистово задрожать.

— О Боже, — стону я. И на этот раз я не могу удержать свою голову от падения на зеркало позади меня, а глаза — от закатывания назад.

— Правильно, детка. Я твой гребаный Бог, — рычит он, прежде чем я чувствую, как его зубы впиваются в мою шею.

Мой живот сжимается, и я чувствую, как оргазм нарастает с опасной скоростью. Такое ощущение, что разъяренный Посейдон находится в моем животе, формируя разрушительное цунами, которое, несомненно, убьет меня.

Зеркало начинает яростно содрогаться от того, как сильно он меня трахает. Кажется, что оно может разбиться в любую секунду, но я не могу заставить себя волноваться.

Как раз в тот момент, когда я достигаю пика, он полностью выходит из меня. Я хнычу, внезапная пустота почти болезненна.

— Что…, — он опускает меня на ноги и делает шаг назад, указывая на пол. Мои колени шатаются, равновесие нарушено от острого удовольствия, пульсирующего между бедер.

— Встань на руки и колени.

Я не спорю, в основном потому, что потеря оргазма болезненна, а мои ноги не в состоянии долго выдерживать мой вес.