Тетрада Величко

— Величко, в себя прийди! Ты три операции пропустила! Из-за кого? Из-за мужика? Это твое оправдание перед людьми, которые умереть могут, так? Тогда нех*р тебе в медицине делать! Ничего ты не стоишь как врач! И я зря на тебя столько времени потратил, надо было кого-то другого учить, а не слабачку, которая не может отодвинуть личное и выйти на работу, как все мы делаем… — Он ее еще и встряхивал на каждое свое слово и упрек.

Это позже Кристина поняла, что Карецкий сам в отчаянии был, увидев ее в таком состоянии. Не знал, что делать. Пургу нес, провоцируя ее хоть на что-то: на обиду, гнев, злость… Только бы из апатии выдернуть.

Но тогда она этого не знала. И ее зацепило. Где-то в глубине, под пластом рухнувшей реальности, Кристину задело. Она всегда очень хотела быть врачом, выкладывалась по полной, прилагала все усилия. И то, что Рус говорил… может и не так, как в другой день проняло бы, и все же…

— Отцепись от меня! Отстань! — закричала Кристина, стараясь выбраться из-под ледяного душа. — У меня пневмония будет, идиот!

Она вдруг ощутила такой приступ агрессии, такую злобу, что принялась отбиваться. По-серьезному стала Руслана бить, со всей своей силы, пусть и не много той сейчас у Кристины было.

— Я не слабачка! Не смей такого говорить. Ты ничего не понимаешь! — орала она, хаотично молотя его руками.

Понимала и сама, что Рус ни за что страдает. На себя всю ту злость принимает, что ей Кузьма в душе зародил. Всю ту боль… И терпит. Не отбивается.

Впервые что-то в голове прояснилось, хоть и не до конца. Стыдно стало. Замерла, уставившись на Руслана. Губы кусает. На матерей даже глаза не может поднять, сил нет. Ее всю колотит. То ли от холода уже, то ли от всех этих эмоций.

— Прости, — прошептала.

А сама губы кусает. Не может перестать. Они будто бы сами собой под зубы лезут, хотя Кристина уже соленый привкус крови на языке чувствует.

— Ничего, Кристя, ничего, — Рус резко выключил душ, потянув ее из ванны.

Кругом вода, все мокрое: коврик, стиральная машинка, зеркало все в брызгах.

— Ори и бейся, сколько душе угодно. Плачь. Только выпусти это из себя, встряхнись… — укутывая ее в полотенце, которая мама Кристины уже приготовила, приговаривал Руслан.

— Я не могу! — вдруг заорала Кристина так, что и она, и они все вздрогнули. — Не могу плакать, — простонала она, понимая, что силы кончились. — Оно меня изнутри разрывает просто, Рус. Невыносимо, глаза жжет. А плакать не могу. Нет слез…

Кристина сползла, повисла на руках Руса. А он подхватил. Сжал крепко: и руки, и зубы свои.

— Ничего, Величко. Ничего, — тихо, но уверенно прошептал Рус. Будто точно знал, что и как сейчас делать. — Тогда ори и бейся. А оно потом само как-то… Будет все, Кристя. Наладится, — начал ей волосы промакивать, вытирать полотенцем, успокаивая.

Она не спорила. Позволяла ему воду с нее вытирать. А сама точно знала, что неправ Карецкий. Для нее все кончено. Все, о чем Кристина мечтала и чем жила всю жизнь до того вечера, когда Кузьма ушел. И ничего у нее уже не будет.

Мать слезы тайком смахивала, Кристина видела. А мама Маша просто в другой угол коридора отошла, обхватив себя руками так же, как сама Кристина недавно. И посмотрела на нее с такой болью, с таким стыдом, словно бы сама в боли и муке Кристины повинна была, а не ее сын. Извинялась несколько раз за эти дни, просила у нее прощения.

Кристине захотелось успокоить ее, убедить… Только силы исчерпались. Закончились совершенно. Позволила Русу усадить себя на край ванной и молча смотрела на маму Машу, пока ее собственная мать и Руслан решали, какой чай заваривать и быстро доставали сухую одежду. Пыталась глазами показать, что маму Кузьмы точно ни в чем не винит. Только сомневалась, что в ее глазах хоть что-то можно теперь увидеть, кроме той пустоты, что в Кристине жила, распирая изнутри.

Рус не собирался ее теперь в покое оставлять. Прицепился, как клещ. Таскался за Кристиной везде. Рассказал, что действительно искал ее с самой среды, когда она ни в больнице не появилась, ни в университете о себе никаких вестей не оставила, почему пропускает. Звонил постоянно, только телефон был вне зоны покрытия. Объездил все морги, тоже не врал. Отчаялся, действительно поверив в худшее, начал среди всех своих знакомых узнавать, кто хоть что-то мог знать о криминале, куда там тела убитых девают. Как избавляются от улик. Действительно поверил, что ее убили, порешив вместе с Кузьмой за компанию. Но все равно искал. А тут ее мать обнаружила, что у Кристины телефон уже пятый день разряжен и включила заряжаться. Рус, как только получил уведомление о том, что ее номер опять на связи, сразу же позвонил. Мать Кристины и рассказала, где она. Знала о Руслане, Кристина про друга рассказывала много.

Наверное, именно после этого рассказа Руса, Кристина в полной мере начала осознавать, что заставило Кузьму уйти. Она, если откровенно, не до конца понимала, что его «деятельность» может и ей грозить. Да еще и так глобально. За любимого боялась, а о себе даже не думала, не связывала, в голову не приходило. А Руслан, выходит, этого чуть ли не каждый день ждал? Лучше ее понимал все подводные камни? Наверное.

Только и поняв еще один мотив… Не простила. НЕ приняла этого поступка. Еще больнее стало, что Кузьма, зная больше и понимая, куда влазит, так глубоко зарылся в это все, не оглядываясь на их чувства, их семью, что теперь не имел иного варианта…

Карецкий заставил ее помыться. Нет, не следил. Под дверью ванной стоял, внутрь не ломился, хоть и угрожал. Но благодаря этим угрозам Кристина и помылась впервые за все эти дни толком. И обед в нее впихнул силой, не слушая, что Кристину от еды воротит. Остался здесь, у них, устроившись ночевать на полу в кухне. По ходу договорился о том, чтоб поменяться дежурством, которое у него сегодня ночью было, с другим ординатором. Два дежурства вместо этого согласился взять за выручившего его коллегу.

Кристина все слышала, хоть Рус и тихо пытался говорить. Только в «панельке» разве утаить что-то? Даже превозмогла охватившую ее после всех действий усталость и вновь накатившую апатию.

— Иди, Рус, — хрипло вразумляла она. — Зачем тебе лишняя работа?

Но он проигнорировал ее попытки.

— Я тебя теперь из поля зрения не выпущу, Величко, — ткнув пальцем в ее сторону, резко заявил он категоричным тоном.

И Кристина только сейчас заметила, что Рус тоже выглядит не так, будто с курорта вернулся. Измотан и темные тени под глазами. Да и сам весь на взводе. Курит куда больше обычного.

— Извини… — ей не приходило в голову, что он может так переживать о ней.

Даже не вспомнила за эти дни про Карецкого, если честно. Ни о ком не вспоминала, кроме…

— Проехали, Величко, — отмахнулся Руслан, взяв чай, который ему мама Маша приготовила. — Ты в себя, главное, прийди.

Она не могла ему такого пообещать. Потому просто отвернулась. А Карецкий не настаивал.

Но именно он залетел ночью в ее комнату и разбудил Кристину, вырвав из очередного кошмара, опередив маму. И в отличие от нее же, ни слова не спросил о том, что Кристине снилось, что вызвало такой вой.

С того дня Карецкий силой таскал ее везде. Уже не оставался на ночь, хоть и предупреждал, что если утром под подъездом не увидит — обоснуется на ее кухне. Но каждый день приезжал за ней. Возил в университет на пары. В больницу заставлял ходить, принуждая Кристину вспоминать, почему она так это все любила, в операционную таскал. Всем сказал, что она тяжело болела. Как-то уломал «доверенного» врача выписать ей больничный, словно бы Кристина тяжелейшую пневмонию перенесла. Даже в деканате уладил, чтобы она не оплачивала пропуски, только отработала пропущенное. За экзамены договорился, чтобы ей по рейтингу поставили — училась же хорошо на протяжении года. А оба понимали, что не в том она сейчас состоянии, чтобы готовиться. Сто процентов что-то завалила бы.

Он ей ни минуты покоя не давал: дергал, требовал, кричал иногда, не отпускал ее от себя дальше, чем на лекции в университет. И Кристина подчинялась. Снова начала ходить на занятия и в отделение анестезиологии, посещала все пары, училась, писала конспекты. Только спать никак не могла нормально, просыпалась каждую ночь по два-три раза от одного и того же кошмара… А потом на лекциях выключалась. И снова его окровавленное тело перед глазами…

От Кузьмы ни слова, ни одного сообщения. И на ее не отвечает. А она срывалась — писала ему. Отправляла вопросы, упреки, мольбы, получая в ответ все ту же пустоту, что и так у нее внутри жила все эти недели. И непонятно — жив ли он сам, все ли с ним хорошо? Ничего не знала.

Только деньги на ее телефоне постоянно пополняются без ведома Кристины. И мать каждую неделю ей на стол стопку купюр кладет. Уже пирамида целая образовалась. Кристина ни одной не взяла. Да мама Маша иногда ободряющее ее плечо сжимает.

А Кристине легче не становится. Руслан ее дергает, мотивирует, постоянно что-то придумывает, лишь бы времени думать не было: то операция сложная, то ее на разбор непростых ситуаций у анестезиологов приводит, и на свои планерки, в хирургию, тоже тащит. То на дополнительные лекции в университет. Раз на выставку какую-то современного искусства потащил. Кристина аж оторопела. Уставилась на него с удивлением.

— Да я в курсе, что ты такое не особо ценишь, просто не было ничего уже, вообще без вариантов, — и сам поглядывая без интереса по сторонам, отмахнулся Карецкий. — Нельзя тебе дома сидеть. Вот и решил, пусть хоть такое…

Она ценила. Действительно ценила все, что он делал. Умом. Потому и старалась, делала все, что Руслан говорил. Только дальше головы это старание не шло. Внутри Кристина так и не могла встряхнуться, и Карецкий это понимал, чувствовал. Потому и не давал ни одной свободной минуты.

И все уговаривал пореветь, что ли… Но и этого она не могла сделать. Все еще была не в состоянии.

Но однажды это все, то, что так и не могла в себе наружу вытащить — рвануло. Кристина проснулась в пять утра от очередного кошмара. Сама, еще слыша собственный вой. Щеки мокрые. Во сне плачет, а когда просыпается — не может? Ну почему?! Казалось, что если выплачется — станет легче, отпустит. И не выходило.

Осмотрелась: давно уже перебралась к матери. Та уступила ей большую комнату. Но Кристина себя все равно в гостях чувствовала. Не дома… Да и та квартира, мамы Маши, ей уже домом не была. Даже не старая, в общежитии. И не съемная квартира.

Ей был нужен Кузьма. И все. Без него — ее ничего не могло затронуть. Даже медицина почти не цепляла. Через силу себя принуждала. А тут — кончились силы и Руса рядом не было, чтобы накричать или заставить. Срыв какой-то. Вся жизнь вдруг перед глазами встала. Будущая. Такая же пустая и бессмысленная. Где все через силу и с принуждением. Каждый день, каждая ночь — без него, без любимого. И кошмар за кошмаром…

Не выдержит. Просто не сумеет. Не может больше терпеть.

Кристина тихо поднялась. Мать не проснулась вроде бы. Возможно, уже привыкла к ее вою и кошмарам. Не разбудила ее Кристина в этот раз. Мелькнула мысль, что для матери шоком будет. И не заслужила такого… Только и она больше не могла. Кристине за что это все? Опустошение и отрешенность охватили мозг и сознание. Впервые какое-то облегчение испытала за все эти месяцы. Даже не одевалась особо. Натянула сарафан. Лето — и ночью жарко. Уже почти рассвело. Тихо вышла из квартиры, притворив двери. Зачем-то взяла с собой телефон. Глупо, просто по-идиотски, все еще надеялась, что он хоть на одно сообщение ответит… Дергалась на каждый сигнал и звонок. Только он не напоминал о своем существовании. Кузьма сказал, что уходит. И ни разу этого слова не нарушил. А Кристина ощущала себя ненужной и покинутой. Преданной, по каким бы причинам это ни произошло. Ведь он раз за разом делал выбор. Все эти годы. И крутясь в том круге, не мог не понимать, к чему идет. Очевидно, имелись мотивы важнее, чем их семья…