Тетрада Величко

А раз она ему теперь не нужна была, то и самой себе Кристина не ощущала себя нужной.

Шла без особой цели, наверное, впервые за эти недели наслаждаясь теплом и тишиной, таким сладким воздухом, характерным для раннего летнего утра, когда солнечный свет, кажется, на языке ощутить можно. Какое-то спокойствие ощутила. Цель появилась. А еще надежда, что от всего избавится: от пустоты внутри, от вакуума, поглощающего ее все основательнее, от боли, рвущей изнутри каждый день. От убийственного, гложущего чувства одиночества. Это решение манило ее, как манит кровать после долгого и трудного дня, обещая отдых. А Кристина так долго просто заснуть не могла…

Словно в транс впала, ведомая этой идеей и таким простым решением, которое раньше в голову не приходило. Почти ничего вокруг не замечала. Да и машин мимо не проезжало практически. Рано очень. И людей — единицы попадались. На нее никто внимания не обращал.

А когда телефон начал звонить, она даже не сразу поняла, что это. Руслан. Зачем? Что ему надо от нее в такое время? Проигнорировала. Не ответила на вызов.

Карецкий еще дважды звонил. Она сбрасывала. Наконец-то замолк телефон. Руслан оставил ее в покое.

И вдруг снова. Вот только… Кто? Почему аппарат разрывается мелодией, которая только на одном номере стояла? Кристина ее несколько месяцев не слышала. Остановилась, будто в невидимую преграду врезалась, смотрит на имя, которое столько ждала, слушает эту музыку. И поверить не может.

Вызов прекратился. Из-за своего ступора поднять не сообразила. Но не успела понять: расстроило ее это или нет? Телефон вновь принялся звонить. Причем яростно как-то, хоть и не могла электроника это передать, а Кристина по звонку настроение Кузьмы чувствовала.

Разбудила-таки маму? Она его достала?

Нажала прием и поднесла к уху. Молча. Говорить не могла. Все то, что копилось за последнее время — перекрыло горло.

— Где ты, малыш? ГДЕ?! — начал спокойно вроде бы, словно опасался спугнуть ее. И тут же сорвался. Заорал в трубку. — Где ты, мавка?! — требовал ответа.

А она не знала. Осмотрелась, пытаясь понять, узнать место. Как помутнение сознания. Не замечала.

— Кристина! — Кузьма не отпускал, хоть она ни слова не сказала. Удерживал ее голосом, создавал какую-то связь, которая прорывалась сквозь весь ее вакуум, сквозь всю боль.

— У реки, — выдохнула сипло. Как будто вообще не разговаривала месяц.

Он мгновение помедлил.

— Где? — в этот раз не крик. Такой же хриплый и тихий вопрос. Рвущий ей душу.

И звук двигателя. В машине едет…

По-глупому захотелось спросить: живой ли он? Снова перед глазами картинки кошмара встали.

— Какая разница, родной? — устало выдохнула, растирая лоб. Голова болеть начала. — Тебе же проще станет…

— НЕ СМЕЙ!! — он заорал так, что у нее не то что в ушах — в голове зазвенело. — Где ты, Кристина?! Просто ответить на вопрос, мавка! — он умел так говорить…

Требовать. Заставлять подчиняться, слушать себя.

Не только Кристину — и других людей. Не зря всегда и везде верховодил. Все в нем признавали лидера рано или поздно.

— На мосту. У обрыва.

Он знал это место. Недостроенный мост. Закрытый. Они, бывало, гуляли рядом. И сюда забирались — очень виды красивые. А пробраться не так и сложно…

— Кри-и-истина! — Кузьма выдохнул ее имя так… словно она ему сама нож в живот воткнула. — Я умоляю тебя, не делай глупостей.

Визг тормозов.

Разворачивается где-то?

— Я и не делаю, — удивилась она, подойдя чуть ближе к краю. — Я просто больше не могу… Не могу, родной…

— Нет!! — у нее заложило уши все же. И эхом двоиться стало.

Кристина была в таком ступоре, что только когда он ее ухватил за пояс и потащил от этого края, дошло — Кузьма уже здесь. Приехал. Видно, и сам просчитал, куда она в состоянии дойти и для чего могла вообще из дома выйти в такое время.

Дернулась. Попыталась вырваться. Его касания после всего — как раскаленное железо к коже. Невыносимо. Терпеть невозможно. И отойти не в состоянии в то же время. И запах любимого. Его волосы на ее щеке, потому что прижал к себе и назад тянет, как бы Кристина ни упиралась.

— Отпусти! — заорала. — Отпусти! Не могу так. Не могу больше! Отпусти, если я тебе больше не нужна! Отпусти просто! — ногтями в его плечи вцепилась, поцарапала щеки…

Впервые за бесконечность в его глаза посмотрела. А там такой омут черноты и злости, боли и ярости, что словами выразить невозможно.

— Ни хр*на! — Кузьма не обратил на царапины ни малейшего внимания. Прижал к себе крепче. — Не могу. Не отпускаю! Никогда так не позволю, слышишь?! — в лицо ей заорал.

Сбоку еще какая-то машина резко затормозила. Такси. Руслан выскочил. Побежал к ним. Кристина не оборачивалась — краем глаза видела. Не могла от Кузьмы взгляд отвести. Ее трясет — не понимала до этого. Пока не ощутила, что и его лихорадка бьет. Одна на двоих. Все еще на двоих все делят: и боль, и страх. И эту невыносимую потребность рядом быть, касаться. Вцепился в нее. Не отпускает, хоть Кристина уже и не рвется. Замерла, только тело трясется. А она его тепло впитывает. И понимает, что всхлипывать начинает. Непроизвольно. Оно само все вдруг наружу рвется.

А у Кузьмы такое лицо, словно все равно не успел. И утопленницу держит. Обреченность в глазах…

— Кристина…

Сзади Рус подбежал. Остановился в двух шагах. Кузьма поднял голову и посмотрел на него через ее плечо. И вдруг разом руки разжал. Даже в стороны развел, словно сам себе не доверял.

— Увози, — сипло выдохнул. — А еще раз проморгаешь — в месиво отделаю. Уяснил?

Она тогда не поняла — к чему? О чем он? Только через несколько дней все дошло, разбив сердце на осколки окончательно, затопив такой болью и «кровью», что все выплеснула. И на Руса, и Кузьме высказала. Не писала уже — позвонила, и он взял, молча выслушал:

— Если так, если сам отдал и за меня решил все — не подходи тогда больше, не приближайся! Как ты посмел моей жизнью и моими чувствами распоряжаться, Кузьма?! Никогда не прощу тебе этого… Не хочу больше видеть.

Он и на это не ответил. Но она его дыхание слышала. Никогда не представляла даже, что в ней столько злости и обиды может скопиться. Но и простить не могла за то, что сам все решил. Они решили, не оставив ей выбора. Не послушав ее.

Но тогда… Она не понимала, что слышала. За ним потянулась, не осознавая еще, что теперь Руслан ее ухватил и держит. Не поворачивалась к Карецкому.

— Кузьма! — прохрипела горлом. К нему руки протянула. — Родной!

Не могла отпустить. Он ей так нужен оказался… Почти забыла, а от того, что напомнил это ощущение — словно грудную клетку по живому вскрыл.

Он вздрогнул всем телом от ее окрика. Посмотрел через плечо.

— Иди домой, мавка. Просто иди. И выспись. Матерей пожалей…

Не закончил. Как-то яростно передернул плечами, и пошел в сторону машины, которую бросил открытой, когда ее оттаскивал.

А Кристина… Господи! Если бы он только понимал, о чем говорит!

Выспись…

— За что ты со мной так?!

Она захохотала так, что Рус испугался. Увидела это, только побоку. Захлебнулась этим диким, безумным хохотом. И вдруг заревела в голос. Так, как все это время не могла. Слезами давиться начала. Зарыдала, словно на похоронах. Вцепилась в руки Карецкого, который ее за плечи держал. То ли оторвать хочет, то ли поддержки ищет. А сама сквозь эту пелену слез в спину Кузьме смотрит.

Он услышал ее плач. Остановился, сжимая кулаки, прижатые к бокам. Как будто сам себе воли не дает. Спина — что столб. Ровная, жесткая. И дернулся. Хотел обернуться. Но вместо этого со всей силы саданул по капоту своей машины, разбив кулак. Она увидела проступившую кровь на костяшках… И сел в салон, так и не посмотрев на нее больше. Уехал. А Кристина захлебывалась плачем, отбиваясь от рук Руслана, который все равно упорно толкал ее к ожидавшему такси, не позволяя освободиться.