О носах и замка́х

Да, нам удалось ускользнуть, но свобода обернулась вовсе не тем, на что мы рассчитывали. Нас ждали месяцы лишений и горести. Мы бродяжничали, скрывались в порту, опасаясь, что Сторож отыщет нас. Мы ночевали в старом, выволоченном на берег буксире, еду воровали. Так мы прожили несколько месяцев, не могу передать, в каком страхе мы пребывали.

Но время – как сито – через его прорези все постепенно проходит. И страх не был исключением. Время все шло, а нас, похоже, никто не искал. Чуть осмелев, мы стали решать, что делать дальше.

Мы были вольны делать все, что нам захочется, могли отправиться куда захочется. Шутник сказал, что должен найти маму и сестру, и вместе мы накопили ему на билет до Габена. Мы поклялись не забывать друг про друга и однажды встретиться, но с тех самых пор Шутника я не видел и ничего о нем не слышал, хотя много раз пытался выяснить хоть что-то о его судьбе.

Я тоже хотел отыскать своих родителей, но даже не представлял с чего начать. Да и, признаться, я не думал, что это закончится чем-то хорошим. Оставшись один, я продолжал ошиваться в порту, у механических мастерских, скитался и бродяжничал, пока меня не заприметил мистер Догни. Старик, он был слепым на один глаз и у него не было трех пальцев на руках, но он создавал такие необычные штуковины, что я не мог не поразиться: чего только стоили приспособления для индивидуальной прогулки по морю или летательный зонтик.

У мистера Догни было некоторое затруднение. В окрестностях порта и мастерских ошивается множество гремлинов. И как бы их ни травили и ни пытались изжить, они там были настоящим бедствием. В мастерскую же мистера Догни повадился очень хитрый представитель их рода – поймать его казалось невозможным. Он умело избегал все ловушки и оставлял ловцов с носом, при этом после него оставались невиданные даже по гремлинским меркам разрушения. Мистер Догни часто на него жаловался, и я решил во что бы то ни стало поймать этого хитрого пройдоху. Не скажу, что это было легко… эээ… потому что это было очень трудно, и мне пришлось применить весь свой гений в противостоянии с этим коротышкой. Конечно, сейчас вы уже знаете, что моя охота на него увенчалась успехом. Но тогда… мои ловушки одна за другой оказывались бесполезными, ни одно из ухищрений не срабатывало. И все, что мне удалось сделать, так это дать понять гремлину, что у него появился личный враг. Скажу вам честно, мне очень повезло. Этот мелкий господин-вредитель обладал недюжинном азартом, и именно самоуверенность его и погубила. Даже сейчас смех разбирает от воспоминаний… он до последнего полагал, что в очередной раз провел меня, но не тут-то было. Клац, бряк, дзинь, хрусть, и наглый коротышка оказывается спеленат и к тому же подвешен кверху тормашками. Вы бы видели его лицо, когда он все понял и уже мысленно приготовился к встрече с газовой комнатой гремоловов. Впрочем, я, знаете ли, не настолько жесток. В общем, я его пожалел и отпустил. А потом пожалел еще раз – потому что с того дня он прицепился ко мне и никак не может отцепиться… Так Каркин стал моим постоянным спутником и помощником, хотя сам он, разумеется, считает, что это я его помощник.

Мистер Догни оценил мою изобретательность и похвалил созданную мной ловушку. Он сказал: «Ты далеко пойдешь, парень», – и, разглядев во мне потенциал к изобретательству и шестеренничанью, взялся обучать меня своему ремеслу. Шли годы, и вот я уже с закрытыми глазами могу починить двигатель аэрокэба, или разобрать и тут же собрать субмарину. Талантливым механиком был старый Догни, но более талантливым он был учителем.

Я жил в мастерской, помогал мистеру Догни в его работе, каждый день ел, и мне даже не приходилось перебирать огрызки, вытаскивая из них крысиную отраву – жизнь, вроде как, налаживалась. И все же с каждым днем пустота внутри меня росла. Мистер Догни говорил, что каждая шестеренка должна знать свое место, иначе она быстро заржавеет, потерянная, завалившаяся между досками. А я все не решался отыскать свою родню. Понимаете, я боялся, что найду кого-то сродни мадам Гроттеморт или воспитателям из приюта. Да и вообще я был зол, полагая, что меня просто выбросили за ненадобностью и если бы мои родители хотели меня найти, то давно бы это сделали.

К тому же мы с мистером Догни тогда были очень заняты: то и дело прибывали дирижабли и морские суда из дальних экспедиций и из колоний. Они требовали ремонта, и мы все время посвящали работе. Не было времени задумываться о чем-то, кроме пробоин, гнутых винтов, прохудившихся оболочек и тому подобного. Самому себе и мистеру Догни я между тем обещал, что начну поиски родни как только отремонтируем то или иное судно. Но суда все не заканчивались, а годы шли. И вот однажды, мистер Догни отобрал у меня масленку, паяльную лампу и разводной ключ, и сказал: «Достаточно. Эти суда никогда не закончатся, как не закончатся и экспедиции, в которых их ломают. Ты должен найти своих…». Мистер Догни подсказал, с чего мне начать поиск.

Я знал лишь свои имя да фамилию. Старик сказал, что этого предостаточно, и отправил меня в городскую справочную службу. Во всем Льотомне обнаружилось целых семь Фишей. Двое обретались на кладбище, еще один оказался самозванцем, а четверо остальных – теми, с кем лучше не связываться.

Мне казалось, что все потеряно, и тогда старик Догни вспомнил о реестре цилиндров. Вижу, вы не понимаете… У нас в городе все носят цилиндры, и каждый цилиндр заносится в специальный реестр, ему присваивается номер, и там также указано, для кого, когда и где он был сделан. Без особой надежды я отправил запрос в реестр. И каково же было мое удивление, когда мне пришел ответ с тридцатью именами.

Среди этих имен были и те, кого я уже вычеркнул, но больше было тех, кто давно покоился на кладбище. Удалось мне проследить лишь судьбу самого последнего Фиша, который получил цилиндр. Я отправился по указанному под именем адресу и выяснил, что в квартире никто давно не живет. Старуха-соседка сказала, что когда-то там жил конфетник Говард Фиш, отзывчивый и приятный джентльмен, добродушный и улыбчивый, всегда уважительно ко всем обращался, даже к котам. Вот только доброта, по ее словам, не довела его и его семью до добра. Она отказалась говорить, что именно произошло, и сообщила лишь, что мне все об этом расскажут в долговой тюрьме Гримсби. Все встало на свои места – одна из издержек попадания в долговую тюрьму состоит в том, что твой адрес убирают из почтовой и справочной служб.

И я отправился в долговую тюрьму в поисках Говарда Фиша. Гримсби мало чем отличается от приюта Гроттеморт, скажу я вам, и я уверен, в ее стенах обитают свои… монстры. Говарда Фиша я там не обнаружил, зато нашел других Фишей. Джорджа и Грейс. По совету мистера Догни, я сказал надзирателям, что меня прислал поручитель-жертвователь и что он хотел бы погасить часть долга кого-то из местных несчастных, начав с Фишей. Нам позволили встречу.

Они выглядели больными, эти люди, бледными, исхудалыми, с тонкими поседевшими волосами, несмотря на то, что они не были стариками. Они выглядели жалко и плачевно, но глаза Грейс Фиш тут же ярко-ярко зажглись, стоило ей меня увидеть, а лицо Джорджа озарилось. Они меня узнали, хоть и видели в последний раз младенцем. Их история удивительна и очень печальна. Моя мама попала в долговую тюрьму из-за того, что ее хозяйка ложно обвинила ее в краже столового серебра, и ни эту черствую мадам, ни господина судью не смутило то, что у мамы аллергия на серебро. Что касается моего отца, то он попал туда из-за своего отца. Семейное дело Фишей пошло прахом, и долги оказались настолько большими, что их не смогли бы выплатить даже правнуки старого конфетника Фиша. Мой отец вырос в долговой тюрьме.

Мои родители встретились в этих мрачных стенах, полюбили друг друга, и у них родился я. Но, как и всех детей, рождающихся в стенах Гримсби, меня забрали и передали в приют. Я узнал обо всем этом в тот день. Я так и не понял, из-за чего разорился мой дед, а отец… он не хотел говорить. Он сказал лишь, что дед мой, вероятно, до сих пор жив, но известие это нисколько меня не обрадовало, учитывая то место, где он находился.

После посещения Гримсби я отправился к дедушке… Инсейн-Тру… худшее из мест в Льотомне. Как будто здание из Ворбурга в один момент просто выросло прямо в нашем городе. Лучше умереть, чем попасть в лечебницу для умалишенных на холме Роз.

Дедушка Говард мало чем походил на человека, когда я его увидел. Трясущийся, затянутый по самые глаза в смирительном коконе и застегнутый на пару дюжин ремней. Он все болтал какую-то бессвязную белиберду, все твердил о Машине Счастья, о ключах и замках. О том, что Машина внизу… в самом низу, под хранилищем, за большой стальной дверью. Хранится среди прочих сокровищ жирных, самодовольных типов с площади. Он не сказал, с какой именно площади, но меня тогда это не сильно волновало. Дед был совершенно безумен, в этом не было сомнений.

Я вернулся к мистеру Догни, рассказал ему все о своих поисках и неутешительных открытиях. Он мог лишь посочувствовать. Да, я нашел свою семью, но и без того невеселая моя жизнь наполнилась горечью и отчаянием. Родительские долги, сумасшествие деда… а еще меня все не отпускали мысли об этой неведомой Машине. Я не мог спать, почти не ел, слова деда не выходили у меня из головы.

Я снова отправился в Гримсби, встретился с отцом и попытался узнать у него что-нибудь об этой Машине. Он был непреклонен – Джордж Фиш ненавидел своего отца, ненавидел его изобретение, и ничего не хотел о нем говорить. Кроме, разве что, того, что никакой Машины Счастья не существует, и мой дед просто помешался. «Машина, которая создает счастье!- презрительно бросил он.- Если бы она существовала, наша жизнь была бы совершенно другой, сынок!»

Я покинул отца в разбитых и смешанных чувствах. Вернулся домой. Каркин начал приставать и выпытывать, увидев мое потерянное, меланхоличное состояние, и я ему все выложил. И тогда он сказал мне одну вещь, которая изменила все: «Да, твой отец ненавидит твоего деда и считает, что тот просто спятил. Скорее всего, твой дед действительно спятил. Но это еще не значит, что он ошибается по поводу Машины. И ее местонахождения…».

Я задумался. Если гремлин прав, и мой дед действительно изобрел Машину Счастья, то я просто обязан ее отыскать, обязан вытащить свою семью, спасти их из тех жутких мест. И ее поиск с того дня занял все мои мысли. Я еще несколько раз навестил деда в Инсейн-Тру, каждый раз словно оставляя там частичку своего рассудка, но ничего нового не узнал. Он продолжал твердить все то же: про подземное хранилище, стальную дверь и площадь. И тогда я решил взглянуть на все это буквально – взял план города и попытался отыскать площадь, на которой может находиться то самое хранилище со стальной дверью, и… я отыскал. (Так я в тот момент думал).

Это был банк «Троттера и Коттера» с площади Труамтара́. Все признаки совпадали, и где еще Машина могла быть спрятана, как не в подземном банковском хранилище?!

Решение появилось само собой. Я понял, что должен делать, и мы с Каркиным начали готовить план. Никто еще не влезал в хранилище Двух Толстяков, но ни у кого из них не было в компаньонах гремлина, ни у кого из них не было инженерного гения мистера Догни, хотя последний так и не понял, для чего мне понадобились механические крылья и прочие странные даже для него приспособления.