Пагубная любовь
- Автор: Камило Бранко
- Жанр: Зарубежная классическая проза / Литература ХIX века (эпоха Промышленной революции)
- Дата выхода: 1990
Читать книгу "Пагубная любовь"
— Кто это? — спросила Мария.
— Это важный человек, — отвечал сын. — Я видел его в Браге: он вошел во дворец архиепископа вместе с отцом настоятелем собора. А там, в роше, две его лошади и слуга в ливрее. Должно быть, это его...
— Знаешь, это тот самый командор, который неделю назад был у твоего дедушки. Твоя тетя таким его и описывала: с усами, с бакенбардами...
— А что он здесь делает?
— Он смотрит на нас? — спросила мать, глядя на командора сквозь отверстие, образовавшееся между краями капюшона.
— Не сводит с нас глаз... и похоже, что он сию минуту потеряет сознание!
— Он болен!.. Хорошо, что сеньор аббат здесь...
— И он разговаривает с ним, матушка...
— Значит, это тот самый командор, о котором я тебе говорила.
— Белшиор! — окликнул паренька аббат. — Возьми-ка ключ, и ступайте все в церковь — я иду.
Юноша сбегал за ключом, поцеловал священнику руку и поклонился незнакомому господину. Командор двигался, не спуская с него глаз и задыхаясь: он задыхался от того, что огромным усилием воли сдержал свой порыв и не бросился к сыну. Юный плотник отпер двери и вместе с матерью вошел в церковь, сказав при этом:
— Этот человек посмотрел на меня с таким видом, как будто ему хотелось заговорить со мной...
Поздоровавшись с аббатом, бразилец спросил его:
— Могу я попросить ваше преподобие исповедовать меня?
— С величайшей радостью, сеньор командор. Когда будет угодно вашему превосходительству?
— Сейчас. Я хочу принять причастие вместе с вашей духовной дочерью.
— Что ж, сейчас так сейчас.
Про себя же священник подумал: «Этот человек просвещен светом божественной благодати, и Господь наш избрал меня, величайшего из грешников, орудием милосердия к другому грешнику!»
Они направились к ризнице. Аббат наклонился к Марии, молившейся перед алтарем в приделе Тела Христова, и шепнул ей на ухо:
— Подожди немножко: я должен исповедовать одного человека.
После этого он подозвал Белшиора и сказал ему:
— Сбегай домой, открой второй ящик комода и принеси большое крахмальное, отутюженное полотенце, обшитое кружевом, — это для причастия вон того сеньора, который сейчас будет исповедоваться.
Через полчаса командор вышел из ризницы и преклонил колени на второй ступени перед главным алтарем. Мария, увидев, что аббат вышел из ризницы и показал ей на исповедальню, встала и прошла мимо незнакомца, потупив глаза и низко опустив капюшон.
Появился Белшиор с полотенцем, отделанным кружевом; он развернул его и приготовил для предстоящего священного таинства. Затем он вошел в ризницу, приготовил воду и вино, отряхнул и сложил салфетку так, чтобы ее еще чистый край можно было использовать после умывания. Время от времени он подбегал к дверям ризницы и бросал взгляд на командора, который стоял на коленях, опустив голову и закрыв лицо руками.
Аббат, прихрамывая, вышел из исповедальни, укутавшись в церковную парчу. Сын Марии Рыжей подбежал к нему, чтобы взять его под руку, и тот пожаловался, что у него разошелся ревматизм в коленях и в пояснице. Его духовная дочь подошла к главному алтарю, опустилась на колени позади бразильца и начала читать псалмы и молитвы из Последования к святому причащению.
Аббат начал было облачаться, но тут командор встал и пошел по направлению к ризнице, бросая взгляды на Марию; ему удалось разглядеть лицо, освещенное целым снопом изломанных солнечных лучей, которые, проникая через жалюзи, трепетали и сверкали на металлической поверхности позолоченных паникадил. Он не узнал бы ее при встрече. Это лицо когда-то было гладким и розовым, словно лепестки роз, еще влажные от росы прекрасного утра. Щеки были округлые и тугие — в этом чувствовались здоровье, сила, свежий воздух и солнце, которое осмугляет кожу и греет кровь.
Теперь она была худощавой, угловатой и мертвенно-бледной — такими бывают статуи святых, созданных художником, вдохновленным их мученическими подвигами; но здесь умерщвляемая плоть освещалась божественной красотою души, и эта женщина становилась святой в глазах этого мужчины.
Он вошел в ризницу и дрожащим голосом спросил священника:
— Сеньор аббат! Я прошу вас перед тем, как вы пойдете в алтарь, позвать сюда вашу духовную дочь.
— Сюда?! — с изумлением воскликнул аббат. — Но ведь она так застенчива...
Он думал, что командору хочется просто-напросто поближе увидеть женщину, чья печальная история так растрогала его.
— Ничего, — возразил бразилец, — она непременно должна прийти сюда прежде, чем вы причастите нас, сеньор аббат.
— Ах, вот как! — взглянул на него аббат. — Ну что ж, извольте...
И, подойдя к порогу ризницы, окликнул дочь Силвестре.
Она вошла удивленно и робко. Ее сын, все еще державший ризу, в которую должен был облачиться священник, выронил ее, руки его повисли как плети, он словно окаменел, а на лице его застыло выражение глубокого интереса к происходящему.
Тут командор вручил аббату сложенный вдвое и запечатанный лист бумаги и попросил его прочитать то, что там написано. Священник попросил Белшиора принести очки, надел их дрожащими руками, подошел к окну и, взглянув на подпись, сказал:
— Но ведь это подпись его высокопреосвященства архиепископа Брагаского!.. Я ее знаю...
Он поднял глаза и начал читать:
— «Предлагаем аббату церкви во имя Пресвятой Богородицы, находящейся в нашей епархии (округ Вила-Нова-де-Фамаликан), без предварительного оглашения совершить таинство брака между женихом и невестой совершенных лет...»
Тут аббат внезапно смолк, широко раскрыл глаза, поднял очки на лоб, потер пальцем веки, снова надел очки и, обращаясь к сыну Марии, сказал:
— Мальчик мой, что за имена проставлены на этой бумаге?
Юный плотник прочитал:
— «...между женихом и невестой совершенных лет — Белшиором Бернабе, сыном неизвестных родителей, и Марией Лопес, законной дочерью Силвестре Лопеса и...»
— Что это значит? — воскликнул аббат. — Господи! Что все это значит?
— Белшиор Бернабе — это я, — сказал юноша с самым искренним изумлением.
— Белшиор Бернабе — это твой отец, сын мой! — воскликнул командор, обнимая его; одновременно он взял руку Марии и прижал ее к груди, а затем поднес к своим пылающим губам и со слезами прошептал: — Это я, несчастная моя Мария! Это я, бедный подкидыш!..
Она испустила пронзительный, радостный крик — так кричат заключенные, так кричат навеки лишенные чести, неожиданно увидевшие прорезавший мрак небесный свет и восстановление своей чести. Она хотела убедиться, что это он, она ощупывала его лицо, но свет в ее глазах и ясность ее сознания помутились. Она просила света, просила Бога, чтобы он не дал ей умереть, и без чувств упала на грудь к Белшиору.
Мария заслужила свое счастье — она была святая: двадцать лет она безропотно терпела обиды и не восставала ни против неумолимой жестокости отца, ни против безмолвия небесных сил. Она уповала на Бога, уповала всегда. Она призналась, что мечтала именно об этом — о появлении Белшиора и о восстановлении своего доброго имени.
Она рассказала обо всем этом аббату, супругу и сыну у дверей храма, и старик с мокрым от слез лицом сказал:
— Дети мои! Я вас крестил, я вас и обвенчаю. А вы похороните меня: ведь у меня нет никого на свете.
Белшиор Бернабе в качестве приданого своей жены потребовал загон для быков, построенный на месте того дома, куда его принесла и где согрела его на своей груди ткачиха. Здесь, где когда-то был приют чистой молитвы, теперь стоит особняк, где живут такие же божественные чувства, только они стали еще более глубокими благодаря счастью, обретенному в любви. Особняк командора Бернабе виден издалека; ну а на близком расстоянии и внутри особняка пышность архитектуры и обстановки исчезают в свете бессмертного творения человека — добродетели. Здесь живет и ушедший на покой аббат церкви во имя Пресвятой Богородицы; его разбил паралич, но каждое утро Белшиор-младший переносит его с постели на кресло, которое сам же ему и сделал; юноша не стал отказываться от своего призвания к плотничьему ремеслу и сейчас мастерит для своего старичка новое кресло на колесиках и пружинах.
ВИКОНТУ ДЕ ОУГЕЛА[97]
Будемте друзьями, какими были наши отцы,
и пример, который они нам подали,
подадим нашим детям