Пагубная любовь
- Автор: Камило Бранко
- Жанр: Зарубежная классическая проза / Литература ХIX века (эпоха Промышленной революции)
- Дата выхода: 1990
Читать книгу "Пагубная любовь"
IV
Луис Пристав успел уйти, не столкнувшись нос к носу с соседом, но камнедробильщик его заметил.
— Что делал здесь Луис Пристав? — спросил он сына с недовольной миной.
— Да ничего, поговорили мы...
— Не желаю, чтобы у меня в доме велись разговоры с разбойниками, слышал?
— С разбойниками!.. Уж Луис Пристав, он-то...
— А ты отправься в Терра-Негра при деньгах, да так, чтоб он об этом проведал, тогда и узнаешь, кто такой Пристав. Он службу года три назад бросил, недоходная была; а с тех пор как на службе больше не состоит, и дом себе купил, и лошадку, живет припеваючи, ест мясо из мясной лавки, а вином и сам ублажается, и других потчует. Я вон добрых сорок лет работаю, а на фасоль и то насилу наберу; пью же водицу из колодца.
— Это уж вам, сеньор отец, так благоугодно, — прервал его Жоакин с недоверчивой ухмылкой. — Если бы вы червонцы меньше любили...
— Ты опять за свое! — разозлился снова камнедробильщик. — Сказано тебе — поищи эти червонцы!.. Ничего мне не досталось! Ничего! — вопил он, судорожно дергаясь и размахивая руками.
— Не кричите так, незачем вам надрываться! — снова прервал сын. — Мы же просто толкуем... по-хорошему, верно?
Судя по виду, однако, Огневик был преисполнен отнюдь не сыновних чувств. Углы рта его иронически кривились, он гневно морщил лоб. Сама поза его — он уселся на сундук, подавшись грудью вперед и болтая ногами с казарменной удалью, — свидетельствовала об отсутствии почтения к отцу и намерении поговорить со стариком по-свойски.
— Стало быть, вон оно как... — продолжал Жоакин. — Не получили вы в наследство три тысячи золотых?
— Нет! — заорал отец. — Нет! Тысяча чертей, прости меня господи, — нет!
— А если бы я показал вам копию завещания? — настаивал Жоакин — и вдруг выпучил глаза, открыл рот и высунул язык на всю длину. — Что скажет ваша милость тогда, сеньор отец? Если б я показал вам копию заве...
— Да ты, вижу я, вернулся домой, чтобы меня в могилу свести! — перебил его Бенто, с которого от глупой реплики сына мигом слетела видимость скорби. — Будь ты проклят!..
И, стиснув зубы и сжав ладонями голову, он заходил от двери к очагу и обратно; ему казалось, что несчастнее его нет в мире человека.
— Сеньор отец, — продолжал мягко сын, — вы от этого не умрете. Отдышитесь и послушайте своего Жоакина. Вспомните, что у вас нет другого сына и некому вам оставить ваши пятьдесят шесть тысяч крузадо...
— Вот сатана! — ворчал старик.
— Я прошу немного. Освободите меня от солдатчины и дайте мне что-нибудь, чтобы я мог жениться на Розе из Сан-Мартиньо. Отец отдаст ее за меня, если будет у меня тысяча крузадо. Я стану землепашцем, будут жить во здравии и в радости и никогда больше ничего у вас не попрошу, сеньор отец.
Как только Жоакин произнес имя Розы из Сан-Мартиньо, и тон и жесты его изменились. Взгляд стал умоляющим, голос зазвучал почтительно. Сердце его дрогнуло при воспоминании о той, кого любил он десять лет, по ком тосковал. Если бы в этот миг лицо отца просветлело, обещая проблеск надежды, Жоакин кончил бы свои мольбы, упав на колени.
— Тысяча крузадо! — брюзжал камнедробильщик. — Ты что, хочешь, чтобы я их украл?
Когда Огневик услышал сей вопрос, признаки доброго расположения духа словно смыло с его лица.
— Не хочу я, чтобы вы их украли, боже упаси! — отвечал Жоакин. — Но, сказать по правде, когда есть у отца три тысячи червонцев, а с сыном он не делится, то крадет он кое-что другое — счастье сына родного, на которого шести грошей не потратил с тех пор, как сын работать может... Слушайте, что скажу я, отец, и поразмыслите над моими словами. В полк я не вернусь. Я дезертир.
— Я только что был у твоего крестного, — проговорил старик уже мягче. — Сеньор полковник Лобо да Игрежа дал мне письмо, которое ты должен вручить вашему командиру, и он говорит, что все уладится.
— В казарму не вернусь, я уже сказал. Я хворью маюсь, мне нужно переменить жизнь.
— Чтоб тебя твоя хворь унесла... Слушать не хочу. Делай как знаешь. Нет у меня денег; разве что хочешь, чтобы продал я дом и ходил по людям, выпрашивая разрешения переночевать в сарае вместе с собаками.
— Ладно, — заключил Жоакин, вставая и потягиваясь, — пойду послушаю, что скажет мне Луис Пристав, он сулил, что так или иначе, а избавит меня от мундира и от кнута...
— И ты пойдешь толковать об этом с Приставом, пропащая душа?
— Почему бы и нет? Уж он-то — друг своим друзьям и, коли понадобятся мне деньги...
— Научит тебя, как украсть их...
— И он-то знает, где они водятся, — отвечал Жоакин, зевнув и перекрестив троекратно рот.
— Так получай же мое проклятие! — проревел старик с торжественностью, которой вполне хватило бы для финальной сцены акта, но было, однако же, недостаточно, чтобы пронять рядового № 32 седьмой роты артиллерийского полка города Порто.
Огневик улыбнулся и пробормотал:
— У вас, видно, проклятий больше, чем монет... Ладно, ухожу с вашим проклятием в кармане, а там... поглядим, будет ли от него вред и кому из нас двоих.
У Бенто от недоброго предчувствия заколотилось сердце, он даже сделал три шага, чтобы позвать сына и покончить дело миром, выложив сумму, нужную для выкупа; но образ котелка, полного червонцев, вытеснил из груди его отцовские чувства. Он замер как вкопанный, глядя на приступку под окном с широким подоконником: оконные ставни были закрыты очень плотно благодаря четырем поперечинам из каштанового дерева, потемневшим от времени.