Пожарная застава квартала Одэнматё

Глава 6. Запрещенная книга. Сказ о том, что не стоит брать на мокрое дело полных недоумков.

Я рассказал деду все, что мы узнали с Мацуда, на малом семейном совете, в присутствии дяди и моего двоюродного брата, которого мой дядя уже понемногу вводил в семейные дела.

Все это время, пока говорили, я чувствовал его взгляд, полный обжигающей ненависти и… И зависти?

Дослушав, дед раздраженно вздохнул:

— В этих местах всегда было трудно собрать требуемый урожай, а теперь, когда князя заменили, дела и вовсе расстроены. Две шкуры с крестьян не спустишь. Нам придется закупать рис на стороне. А мы только сестру твою сговорили.

— Сговорили? Сестру? Когда? За кого?

Я, занятый делами нашего с Мацуда дозора, совершенно ничего об этом не знал.

— За достойного человека, не изволь беспокоиться, — дед улыбался. — Без урона нашей чести. Семья надежная. И нужная. Живут только далеко, в долине внизу. Тем и полезны. Пора нам спускаться с гор.

Я, признаться, оказался не готов к таким новостям.

— Ты не беспокойся, — усмехнулся дед. — Выдадим сестру и тебя сговорим. Есть у меня на примете хорошая девица. Эх, расходы… Сколько на один пир только потратим?

— Мешков двадцать выложить придется, не меньше, — довольно отозвался мой обычно рачительный дядя. — А положим меньше, не поймут, скажут, нищеброды.

— Расходы… — вздохнул дед.

Нет. Я не готов к таким новостям. Ни к тому, что сестра уходит из дома, ни к тому, что я скоро женюсь сам, хотя в этом не было ничего необычного.

Обсудили расходы на свадьбу, и затем дед отпустил всех.

— А ты задержись, — бросил мне дед. — Передашь кое-что своему учителю.

Недовольные тем, что их выставили первыми, дядя и брат откланялись.

— Подай мне сверток из почетной ниши, — указал мне дед. — Да, этот. Неси сюда.

Я с поклоном забрал указанный мне предмет из стенной ниши, где хранились семейные реликвии вроде свитка с семейной родословной, и с трепетом отнес плоский легкий сверток деду на столик.

Дед развернул потертый шелк. Внутри оказалась тонкая потрепанная тетрадка, сшитая из грубой желтоватой бумаги, какой я еще не видел. Странные узоры покрывали первую страницу, и не сразу я понял, что это знаки какой-то неведомой мне письменности.

— Это книга, — произнес задумчиво мой дед, открыв и закрыв страницу. — Книга южных варваров.

Дед передал книгу мне.

— Что здесь написано? — Я жадно перелистывал страницы. Странные крючковатые строчки, горизонтальные, и черно-белые рисунки человека необычно, чудовищно носатого и удивительно бородатого в дивно странной мешковатой одежде. Он стоял всегда в забавных разнообразных позах и всегда с ружьем. Изображения ружей я уже видел и узнал их и тут.

— Это мушкетерский кодекс, — ответил дед.

— Что-что?

— Это подарок, который я получил очень давно. Ты этого еще не слышал, но в этом году Ставка своим указом запретила владеть книгами южных варваров. Теперь за это будут наказывать. Вам следует сбыть эту вещь с рук. Как можно дальше отсюда и как можно незаметнее. Я бы предпочел сжечь ее теперь, но такие вещи имеют своих ценителей и немало стоят. А твоя сестра нуждается в приданом.

— Я понял.

Поклонившись, я спрятал тетрадку на груди и покинул дом моего деда, никого из домочадцев не встретив.

Но во дворе нашего дома я столкнулся с младшим братом. Вот кого я не ожидал здесь встретить. Не ожидал и не хотел.

— Нужно что-то? — неласково спросил я его. Спрятанный на груди под запахом кимоно сверток жег грудь, и мне не терпелось отправиться в бамбуковую рощу на встречу с Мацуда.

Брат поклонился мне и ошарашил:

— Возьмите меня с собой сегодня вечером, почтенный старший брат. В ваш дозор за спокойствием духов.

Я не нашелся сразу что ответить. Это был шаг к примирению, который я сам бы никогда не решился предпринять, и было глупо и отвергать его теперь, и если бы не сегодняшнее поручение деда, я бы… Но я не мог сейчас. Я уже понимал, что есть вещи, в которые никак не следует посвящать больше трех человек, и это было как раз такое.

— А чего именно сейчас? — недовольно буркнул я.

— Отец сказал, — внезапно смутившись, признался брат.

Н-да. Так это еще и не он сам придумал.

— Сегодня никак невозможно, — почти искренне сожалея, отозвался я. — Может быть, в другой раз.

— Значит, никогда, — внезапно вспыхнув черным взором, воткнул в меня словно пару лезвий мой дорогой, любящий младший брат.

Я не намеревался задерживаться так долго, и эта странная беседа уже сильно меня тяготила. Но прежде чем я ушел, он успел бросить мне в спину:

— Тебе всегда позволяли больше, чем остальным. Тебе всегда достается самое лучшее, всё для тебя! Все тебя жалеют, — проскрипел он зубами. — А все потому, что твой отец не вернулся.

— Не болтал бы ты о том, чего не знаешь, — с внезапной для меня самого ледяной яростью процедил я. — Ведь это ты у нас избранный любимчик, у которого все есть, не тебе завидовать мне-то.

— Тебя учат быть воином! — выкрикнул брат. — А меня — писарем!

— Какая разница? — Я действительно не понял этого его вопля. Меняешь меч на кисть, когда это приемлемо, как говаривал Мацуда. — Это не важно, что ты умеешь, ты все унаследуешь.

— А я этого не хочу! Я хочу делать все, что вздумается, как ты!

— Но я не делаю, что вздумается…

— Действительно? Это не ты бродишь ночами, когда остальным следует спать, не ты ходишь куда дойдешь, а не остаешься дома, не ты сражаешься с чудовищами? Говоришь с дедом в любое время, когда я его вижу только по большим праздникам? Разве это все не о тебе?

Я был поражен.

— Я не делаю ничего из этого ради удовольствия…

— Предлагаешь мне в это просто поверить?

Я не нашел что ответить тогда. Да и позже не нашел тоже.

Я просто ушел тогда…

***

— Помню, помню эту книжицу, а как же… — Мацуда перелистывал страницы. — Я знал человека, что это написал. Девяносто восемь позиций с мушкетом, — прищурился он, глядя на текст.

— Вы умеете это читать?

— Испанский-то? Умею. И дед твой тоже. А тебя не учили? Гм, странно, старшего-то своего он точно учил.

Искоса взглянув на меня, Мацуда добавил:

— Ладно, не будем об этом. Значит, унести подальше и продать. Это можно. Какой у нас в округе самый большой город?

Я сказал.

— Это не город, это деревня с замком, — захохотал Мацуда. — Сдается мне, придется нам спуститься до самого побережья. Ты же еще не видел моря?

Нет. Моря я еще не видел. А когда впервые увидел через три дня пути, онемел и потерял на время ум. Такое оно было прекрасное и удивительное.

— Внук своего деда, — усмехнулся Мацуда. — Дед твой так же немел, как море видел. Ладно, очнись уже, у нас тут дело. А для него нам придется найти сволочь понеразборчивей.

Я плохо помню тот прибрежный город, мы пошли в купеческий квартал, а я купцов еще не видел, не считать же такими мелких торговцев вразнос, что забирались к нам на перевал. Мой дед и моя мать не любили таких и неодобрительно встречали их полную самоунижения предприимчивость.

Здешние купцы были не таковы. Они вели себя так, словно не они являлись низшим сословием, а все остальные, и едва не требовали себе знаков почтения. Это было и смешно, и поразительно. Но Мацуда воспринимал их позу за должное, и я не видел повода вести себя иначе, чем показывал учитель.

— Славная вещица, — пробормотал один такой, покрутив в толстых волосатых пальцах книгу. — И опасная, как по нынешним временам.

— Мы не узнали ничего нового, — отозвался Мацуда.

Купец подумал и назвал свою цену на вес серебра в моммэ.

Мацуда забрал книжку из рук купца, встал и пошел к выходу.

— Ну что же вы так спешите! — устало всплеснул руками купец. — Куда же вы пойдете? Ну как так можно, мы же даже и не начали сходиться в цене. А поторговаться?

— Вот ты торговец, ты и торгуй, — недовольно отозвался Мацуда, возвращаясь на свое место, а я так и даже встать не успел. — Карма твоя такая. А наше дело другое.

— И сколько же вам нужно за эту вещь? Сколько-сколько? Зачем вам такие деньги? Отдайте их мне, я пущу их в рост, будет постоянный доход. Не слишком большой, но надежно. Ох, ну зачем так гневаться, почтенный, выпейте чаю, мы что-то да решим, найдем способ.

Мы потеряли там еще час, прежде чем сошлись в цене и награде торговца за его услуги.

— И так каждый раз, — пробурчал Мацуда, выходя из лавки. — Нет чтобы дать сколько от тебя требуется, все время начинается. Какие-то обстоятельства, опасности, болезни, гнев богов даже приплетают, бывает! Нетерпимо. А деньги нужны. Ну и терпишь, конечно, где же их еще возьмешь… Хотя очень хочется порой зарубить на месте. Хорошее испытание, кстати, силы духа, я тебя в следующий раз торговаться пошлю. А то все я да я.

Вот так вот мы вроде и управились просто и буднично.

Но однажды, сильно позже, мне попалась в руки книжица одного борзописца, как раз из того города, я узнал о нашей истории еще очень много интересного и неожиданного, такого, о чем и подумать не мог!

Я эту историю, Историю о запрещенной книге, вам перескажу. И скажу я вам, наврал тот борзописец невероятно!

Или не наврал?

***

Они вошли в книжную лавку, когда на город опустилась ночь. Пара ронинов, спустившихся с гор, вошли, пряча лица в тени соломенных шляп. Понятное дело, они пришли не для того, чтобы школьные прописи купить.

Господин Кагэцу, почтенный торговец литературой, прервал спор с припозднившимся посетителем, вздохнул и пожалел, что остался дожидаться, когда догорит масло в его вечернем фонаре, и не закрылся сразу на закате. Этот свет всегда привлекал в его лавку вот таких вот ночных насекомых, жирных ночных бабочек. Некоторые были весьма ядовиты.

— Сайкаку, — угрюмо произнес господин Кагэцу, — хватит болтать и поди прочь. Я тебе ничем не помогу, я тебя в кости играть не заставлял.

— Но, господин Кагэцу! Купите мою пьесу, скоро она станет очень известной!

— Встань и иди, — угрюмо прорычал господин Кагэцу. — Освободи место.

Понурившись, Сайкаку встал и пошел прочь из лавки.

— Сайкаку! — бросил ему вслед господин Кагэцу. — Писанину-то свою тоже захвати.

Сайкаку, ежась от стыда, понуро вернулся, подобрал со стола тонкую тетрадь, исписанную нервными столбцами знаков, и вышел.

Старший из ронинов, терпеливо дождавшихся своей очереди, молча сел перед Кагэцу и выложил на низкий рабочий стол плотный парчовый сверток. Младший остался стоять позади, у входа.

Кагэцу вздохнул и спросил:

— И что это?

Старший ронин едва заметно скривил губы:

— Это книга.

Впрочем, Кагэцу это и сам хорошо понимал.

— И что это за книга?

Ронин неопределенно качнул головой:

— Я в этом не разбираюсь. Вроде бы их из Голландии к нам привозят? Может она кого-то заинтересовать?

Кагэцу вздохнул, предвкушая шквал грядущих неприятностей, развернул потертую на сгибах парчу.

Это была книга. Иноземная, запрещенная, совершенно незаконная книга. Кагэцу вновь тихо вздохнул, перелистнул пару страниц плотно сшитой тетради из невиданной здесь плотной бумаги, покрытой мелким напечатанным шрифтом, перемежавшихся крупными, на целый лист, одноцветными гравюрами.