Пожарная застава квартала Одэнматё

Глава 9. Японская ярость. История о том, что если все потеряно, то потеряно еще не все.

В Камбодже их не ждали.

Из рассказов Мацуда Масахиро знал, что старый король Камбоджи многим обязан Руису и зовет его сыном. Именно его права и христианские добродетели отправился на нанятой джонке отстаивать Руис со своим маленьким войском к этим сырым берегам.

Препятствие было ровно одно. В Камбодже уже был король.

Это был, как водится, один из родственников претендента, поддерживаемого Руисом. Но у ныне правящего короля Рамы была поддержка тямской гвардии, с одной стороны, и малайских наемников — с другой. А у короля, пригретого Руисом, бездомного беглеца, был только Руис.

Впрочем, Мацуда полагал, что этого более чем достаточно и дни камбоджийского короля сочтены. Масахиро не был в этом настолько уверен и на всякий случай приготовился к смерти.

Оставив захваченный в море голландский корабль, на двух гребных лодках, отобранных на реке у китайских торговцев, маленькая терция Руиса поднялась вверх по впадающей море реке Меконг до королевской резиденции, дворца Срей Сантор, на переговоры с царствующим монархом.

Монарх дерзость пришельцев не оценил и уже два дня стягивал к дворцу, огромному деревянному зданию, терявшемуся в дождевом лесу, все доступные ему войска.

А терция Руиса стояла на берегу в маленьком укрепленном лагере и ждала приказов.

Масахиро был бы рад передышке после утомительного морского перехода. Но отец Адуарте имел на него свои планы.

Отец Адуарте был не из тех священников, что прекращают нести слово божие язычникам из-за участия в войне. А гербы дома Сацума на доспехах людей Масахиро, купленных по случаю купцами в Маниле для своих сыновей, — крест в круге, удила лошади — понятный герб для этого старого всаднического рода, — возбудили в священнике крайнее рвение.

И теперь Масахиро усердно зубрил молитвы и готовился к крещению.

Хотя отец Адуарте выглядел добрым старичком, старым книжником с добрым взглядом, и напоминал старого монастырского учителя, но Мацуда заклинал Масахиро не обманываться. Отец Адуарте был тщателен, неистов и крайне опасен, в чем Масахиро мог лично убедиться, когда по настоянию доминиканца вешали голландских пленных с захваченного корабля.

Масахиро и не подозревал о таких различиях среди носатых южных варваров. На его взгляд, все они были одинаково бородаты, носаты, корабли их были одинаково черными и все они имели страсть к колющему оружию, мушкетам и пушкам.

Но, захватив голландский корабль, стоявший в бухте Меконга, внезапным ночным налетом с доставившей их сюда джонки, испанцы расправились с командой как с самыми жестокими своими врагами.

Руис называл их мятежниками и предателями. Отец Адуарте — еретиками.

Кого не повесили — выбросили в море, акулам.

На борту нашли груз пороха и ружей, несомненно для врагов Испании на этих берегах.

Подняв на захваченном корабле флаг Испании, Руис направил его к берегу, где им и попались те торговцы, и тут уж сам Господь велел не упускать своего.

И вот они здесь, враги там, а в голове Масахиро вязнут непонятные латинские фразы.

— Разве достойно князю крестоносного войска произносить слова божьи так, что не разобрать ни начала, ни конца? — восклицал в сердцах отец Адуарте, привыкший пороть учеников при трудностях обучения, если такие у него случались. А сейчас он явно был в затруднении по поводу выбора средств при просвещении благодарного союзника и нажимал на вдохновенное, но косноязычное убеждение.

Самым удивительным, что узнал от него Масахиро, было то, что его бог был один, но его было три, и он был плотник.

Ну и Масахиро было лестно, что его называют князем, и пока он не нашелся как объяснить недоразумение, и вообще его больше беспокоило явное несоответствие соотношения сил. В лесу вокруг дворца скопились буквально сотни загорелых воинов в набедренных повязках. Были те, что при доспехах, и даже показывались слоны! Удивительные существа, каких Масахиро еще сам не видел.

Отец Адуарте отстал от Масахиро со своей латынью только на закате. А в темноте Руис, собрав на корме командиров, приказал:

— В полночь выступаем. И чтобы тихо. Вытряхнем Раму из постели тепленького.

Общий хищный хохоток был ему ответом. Руис, довольный настроением воинов, кивнул.

Они отплыли от места стоянки, тихо прошли в темноте на веслах вдоль берега, где деревья полоскали ветви в черной воде, свернули в никем не охраняемый канал, ведущий ко дворцу, и высадились на выложенную камнем террасу прямо у стены дворца около незначительных хозяйственных ворот, где-то недалеко от покоев короля Рамы.

А вся его армия сторожила брошенную у берега пустую джонку.

Под грохот барабана и выстрелы мушкетов они смели набережную заставу, а потом ударили по воротам, которые не смогла удержать слабая дворцовая стража.

Они ворвались внутрь, рыча как демоны, кровожадные как тигры, и, конечно, ничего не сталось так, как надеялся Руис. То ли от выстрелов, то ли от опрокинутой жаровни, но дворец полыхнул так, что атакующим пришлось спасаться немедленным бегством обратно на темный берег.

Пламя играло отблесками на шлемах-морионах испанских стрелков, построенных Руисом на берегу, и на лезвиях прикрывавших их нагинатами воинов Масахиро в славных доспехах в черной шнуровке.

Почти из самого пламени на причал выкатился человек со щитом и окровавленным мечом. Понс де Реал!

Понс приблизился к Руису и доложил:

— Не удалось. Я заколол его сына и одну из жен, но сам Рама ушел. А потом все начало рушиться, я не смог его догнать.

— Понятно, — процедил Руис.

Во всеобщем молчании, только слышен был треск горящего дворца, Масахиро обвел взглядом линию своих воинов, в их глазах играло пламя пожара.

— Блаженный Илион, пылая, разрушался,

И падали троянцы, сражаемы ахейскими мечами,

Медноострыми, как пламя языки! —

проговорил вдруг отец Адуарте, глядя на пожар из-под шлема:

— То Персеполис, Карфаген. То Рим, велик вовек, горит.

Смирись пред волею божьей, человек.

Внезапный поэтический приступ был выслушан во всеобщем молчании. Масахиро не мог быть уверен, что понял все тонкие аллюзии, но смысл о пожаре и войне уловил вполне. Момент для подобного поэтического отступления, на его вкус, был безупречен. Отец Адуарте в качестве поэта и воина пленял его больше, чем священник и монах.

Величественный, как лес, дворец Срей Сантор обращался в груду развалин у них на глазах.

— Отступаем, — угрюмо бросил Руис в общем молчании.

Крики и зарево в тылу заставили Руиса обернуться. Это воины короля Рамы, оставив позиции на берегу, прошли вдоль канала и наткнулись на лодку, и теперь она уже полыхала вовсю.

— Отступаем, — повторил Понс. — Куда?

— Туда, — Руис указал мечом в лес за дворцовой оградой. Лес темный и полный враждебных воинов.

Без звука недовольства они перестроились в походную колонну и отправились во тьму долины смерти.

***

Это была тяжкая бесконечная ночь, лес был полон огней, факелов мести в мстительных руках, их были сотни, казалось, лес загорелся и двинулся за ними следом, намереваясь нагнать и покарать. И когда из плюющейся стрелами темноты на них с ревом бросился закованный в доспехи с ног до бивней огромный слон, Масахиро даже не успел удивиться или вздохнуть. Это как сама ночь горой устремилась на них с ревом и воплями погонщиков.

Уже в который раз за ночь Руис приказал встать и взять мушкеты к плечу.

С трескучим грохотом они разрядили полсотни мушкетов прямо в надвигающуюся гору.

С воплем, не поддающимся описанию, слон медленно, как рок, поднялся на дыбы, запрокинул огромную голову, сбросив со спины покрытый щитами паланкин вместе с людьми в нем, поливая все вокруг фонтаном крови из хобота. А потом рухнул на спину, задавив там еще кого-то. Атакующие смешались, и это позволило отряду Руиса быстро отступить от этого места.

Лесная дорога, по которой они уходили из дворца, довольно быстро обратилась просто в просеку в ночных джунглях, звезды на небе сливались с огнями на земле, отражались в глубоких лужах, расплескиваемых ногами колонны, идущей споро, но не быстро.

Вскоре огни снова начали их нагонять, и они сделали то, что делали уже несколько раз: мушкетеры построились в три коротких ряда поперек дороги, а люди Масахиро с нагинатами и копьями их прикрывали. Летевшие из леса с нудным посвистом стрелы застревали в их плетеных шелком панцирях из сотен металлических и кожаных пластин. Порой кто-то стонал, если быстрая стрела раздвигала вязку и доставала до тела. Сам Масахиро, закрывшись огромной плечевой пластиной доспеха, прищурившись, следил за лесом.

— Товсь! Пли! — выкрикнул Руис, и первый ряд мушкетеров разрядил ружья над шлемами пригнувшихся воинов в ринувшуюся из леса толпу. Пули пробивали голые тела, вонючий дым затянул все.

Первый ряд отступил, и второй ряд пальнул прямо в дым. Взрыв воплей дал знать, что стреляли не зря, не в молоко.

Второй ряд отошел, а за ним и третий с ружьями наготове, на случай прорыва, пока Масахиро с его людьми рубил вырвавшихся из дыма одиночек.

— Отходим! — прорычал Руис. — Шаг за шагом! Все наготове!

Их не преследовали. Похоже, эту атаку тоже удалось сбить.

— Раненых в авангард! — скомандовал Руис, и Масахиро отправил двоих вперед, сменив их на двоих свежих.

Он нагнал заряжавшего мушкет Мацуда, тот улыбнулся, закидывая мушкет на плечо.

— Держитесь! Мы вырвемся, не сомневайся.

Масахиро и не сомневался, право…

До тех пор, пока путь им не преградила река. Один из малых рукавов полноводного Меконга. До того как повидал его, Масахиро и не предполагал, что реки могут быть такими, где берег теряется на горизонте, а вверх по течению поднимаются морские корабли…

— Здесь должен быть брод, — ни мгновения не падая духом, скомандовал Руис. — Ищите.

Стоя рядом с Мацуда и вглядываясь во тьму леса, Масахиро слышал, как, ругаясь сквозь зубы, испанцы меряют копьями реку и продвигаются в воде, поднявшейся по грудь. Ружья и пороховые припасы мушкетеры с себя сняли и несли в высоко поднятых руках.

Люди Масахиро входили в воду последними. Им почти заливало лица.

Вода хлынула под доспехи, и изрядно вспотевший Масахиро тут же замерз, заныли царапины, оставленные ударами кхмеров по доспеху. Шагая по вязкому илу, он упирался древком нагинаты в дно, едва удерживая ноздри над водой.

Покинутый берег залило светом сотен факелов, оттуда начали стрелять, но испанцы уже где-то с середины реки умудрились, не опуская рук, пальнуть на свет и поумерить пыл преследователей.

Огни отдалились в лес, и только тогда Масахиро заметил, что против течения к ним поднимаются другие парные огни, почти скрывавшиеся за мелкой волной. Это были глаза, отражавшие свет факелов.

Глаза крокодилов.

Кровь раненых привлекла огромных тварей.

Масахиро заорал, стараясь отогнать жутких тварей, которых он видел только с борта корабля и никогда так близко. Там, где было уже чуть мельче, он поднял нагинату над головой и ткнул в приближающуюся морду, прямо в светящийся глаз. Что-то лопнуло под ударом острия, и глаз погас, мощная волна едва не накрыла его с головой, он едва не захлебнулся в шлеме, а воина рядом сдернуло с места, унесло во тьму вод, никто даже охнуть не успел…