Пожарная застава квартала Одэнматё

Глава 24. Похитители родословных. Тот, кому они помогают.

— Что там? В ящичке? — устало произнес господин Сатаке, когда незваные гости вышли под дождь в ожидании сборов.

— Золото, — произнес Юи, открыв оставленный незваными гостями ящичек.

— Лисье золото, — согласился Сатаке. — Бесполезное абсолютно. Его можно подсунуть только очень неопытному меняле. Прочие его сразу различают — оно слишком мягкое, слишком яркое и чистое для настоящего. И потому с ним никто не связывается. Пользы от него никакого. Мы это уже пробовали.

— Оно потом превращается в листья?

— Я сам такого не видел. Но толку от него, что от листьев.

— Кто это были, господин?

— Они. Оборотни. Лисы. Похитители родословных. Похитители имен. Похитители лиц. Похитители тел. Они те, что скрывают свое происхождение и убивают людей привычными предметами непривычным образом…

— Не понимаю, господин Сатаке.

— Вот тот человек в черном. Он говорит, что его зовут Икио Тора. Но я-то теперь четко знаю, что Икио Тора давно мертв и лежит в безвестной могиле. Мацувака Генрюсай умеет быть убедительным. А это неведомо кто, занявший его место и укравший его имя. Лис. Демон-они. Оборотень. Подменыш. Взялся неведомо откуда, исчезает неведомо куда. Вхож как в Ставку сёгуна, так и ко Двору. И плетет, плетет свои неясные заговоры. Когда-то я считал его другом. Но те времена глупой юности минули. За те ошибки заплачено ужасной ценой. Икио Тора. Страшный человек. Однажды я видел, как он на спор разрубил одним ударом испанскую кирасу вместе со столбом, на который ее повесили. И его даже выдать нельзя — ведь его нет.

Но сам он кидает живые души в пламя сотнями.

Я знаю, что такие неизвестные во всех трех столицах забирают имена целых семей, вымерших от оспы или погибших в междоусобицах. Они занимают место умерших, проникают в общество, плетут свои заговоры, сеют семена сомнения и неповиновения. Толкают людей к измене, бунту и убийству. Если бы не он, не было бы и этого восстания. Мы бы просто не решились рискнуть всем. Но кое-кто принял Икио Тора за посланника Господа, ходящего по земле, хотя теперь я совершенно уверен, что он исчадие ада. Я был искушен. Я поддался. И все, за кого я был ответственен, понесли наказание. На земле и, наверное, на Небесах — мы забыли, что всякая власть от Господа. А я теперь бегу, полный раскаяния и печали, сир и наг, и омываю рукава свои слезами. А он вновь явился по мою душу. Дьявол ходит среди людей, и нет мне спасения. Что же делать... Что же мне делать? У кого просить помощи?

— У меня, — ответил ему Юи.

***

Юи был тронут подлинным отчаянием господина Сатаке. И очарован его удивительным врагом-союзником.

Не случайно обстоятельства привели его сюда. Это была карма. Это было предназначение, то, что он искал.

И Юи был готов сражаться.

Пришельцы ждали решения господина Сатаке на улице, во дворе дома. А Юи уже все сам решил.

— Хасубэй. Подойди, будь добр. Видишь эту здоровенную девку? — спросил Юи, осторожно показывая на нее Хасубею в окшко, странную женщину словно оставленную на страже у постоялого двора.

— Марионетку-то? — переспросил Хасубэй. — Да, конечно.

— Марионетку?

— Поверь мастеру. Я умею отличать живых людей от подделок. Она повторяет все движения Икио Тора. Он ее кукольник. Она действует сама, только когда он неподвижен.

— А выглядит совсем как живая…

— Да она же не дышит!

— Ну надо же... — пробормотал Юи, только теперь заметивший это. — Так несколько сложнее будет.

— А ты-то хотел ей по-простому голову срубить?

— Ну. Гм...

— Да. Гм. Может и не помочь.

Юи задумался.

— Марионетка, говоришь. А у нее есть что-то вроде нитей, соединяющих ее с кукловодом?

— Наверняка есть, — ответил старик. — Только их не видно. Это же лисья марионетка. Удивительное мастерство. Люди так не умеют.

— А ты можешь их, ну, не знаю… Нащупать? Найти? Перерезать?

— Надо подумать.

— Времени мало.

— Вот я немного и подумаю.

— Хорошо. Если немного, то давай. Думай.

Пока Хасубэй думал, сидя на пустом ларе для риса, Юи собрал господина Сатаке в дорогу.

— Когда мы выйдем, — произнес Юи, — я постараюсь избавить вас от нежеланных попутчиков.

— Только не пытайтесь бить его в тело, — произнес господин Сатаке. — Еще никому не удавалось пробить его черную одежду.

— Понятно, — проговорил Юи. — Я это учту.

— Что ж, — произнес господин Сатаке с бледной улыбкой. — Продолжим наш скорбный путь. Ибо демоны наши не дают нам покоя.

Тем временем коротышка Хасубэй спрыгнул с рисового ларя и теперь копался в своем дорожном ящике.

— Придумал что-то? — спросил у него Юи.

— Есть что попробовать.

— Хорошо…

И собравшись, они вышли из дома под хмурое серое низкое небо, полное едва не пролившегося дождя.

Их там ждали.

С мечом в ножнах в правой руке, подчеркивая свою безопасность, Юи приблизился к человеку в черном. Тот опустил взгляд на рукоять меча в ножнах Юи, для него это было почти совершенно безопасно.

— Вы не оставите нас в покое? — задал Юи решающий для него вопрос.

— Мир вокруг меня страдает, — произнес человек в черном, называющий себя Икио Тора. — Я не могу его так оставить.

— Возможно, почтенный господин и не знает, — произнес Юи, щурясь под своей шляпой от порывов холодного влажного ветра, — но от сосредоточенности на страданиях мира очень помогает дзэн.

— У Сатаке теперь очень болтливые вассалы, — безразлично произнес человек в черном, глядя мимо Юи на то, как Хасубэй выходил из дома, прикрываясь от порывов холодного ветра едва склеенным рисовым клеем бумажным зонтом. Господин Сатаке, горбясь, опираясь на палку, медленно брел последним.

— Я мог бы излечить вас, господин Сатаке, — произнес не моргая человек в черном.

— Боль этой раны, — устало произнес господин Сатаке, — успокаивает мучения моей больной совести.

— Это неумно… — успел произнести человек в черном, прежде чем громкое шипение загоревшегося пороха под зонтиком Хасубея прервало его. — Что?

Хасубэй выстрелил из своего пистолета сквозь зонтик прямо в лицо огромной женщины. Тлеющие обломки зонтика усыпали ее голубое кимоно и начали дымить на ткани. Вылетевшие из ствола обломки монет из лисьего золота изрешетили ее фарфоровое безучастное лицо, удар выстрела наклонил ее, как падающее дерево, да так она и замерла, не стоя и не падая, запрокинув изуродованное лицо без капли крови.

Кровь капала с поднятого к небу меча Юи.

Человек в черном не шевелился, глядя на изрешеченное лицо своей марионетки, голову его пересекал едва видный разрез снизу вверх, оставленный мечом, что прошел через его череп, выхваченный левой рукой из ножен Юи. Человек в черном не шевелился и только потому был еще жив. Круглая шляпа на его голове роняла глубокую тень на его лицо.

С треском, подобным взрыву, разлетелась одежда на втором спутнике человека в черном, соломенная шляпа с окошком для глаз взлетела так высоко, что казалось, скрылась из глаз в низких облаках, а выпрыгнувший из обрывков одежды некто третий оказался вовсе не человеком. Это была вещь. Третий оборотень — это шагающая машина с мечом, вращающимся на оси. Лисья вещь, одержимая гневным духом, используемая самым противоестественным способом. Лезвие меча без рукояти, закрепленное на вертикальном бревне с четырьмя паучьими ножками снизу!

Из чудовищно высокого прыжка эта вещь обрушилась на Юи сверху тяжелейшим ударом закрепленного на ней лезвия, и Юи едва смог удержать смертельный удар, подставив свой меч.

Удар снес Юи с ног, он едва успел вскочить, а следующие мгновения целиком ушли на то, чтобы только спасти свою жизнь.

Удары следовали непрерывно, справа, слева, сверху, снизу, снова слева, человек был бы не в состоянии отразить их все, Юи едва успевал, не думая, не вникая, полное отрешение, и смерть пробивалась к нему с каждым ударом.

Хасубэй лихорадочно перезаряжал пистолет, но чем он мог помочь?

Господин Сатаке мучительно медленно приблизился к замершему человеку в черном, едва не падая, поднял и протянул колеблющийся кончик своей палки к лицу под шляпой и легонько толкнул. Отрубленная часть черепа вместе с куском шляпы отвалилась и шлепнулась на землю двора, разбросав кровавые брызги.

— Зря, — произнес синими губами на оставшейся у него половине лица человек в черном. — Я вернусь.

И осыпался внутрь своей одежды облаком черной пыли.

Немедленно так же рассыпался некто третий с мечом, и упало на землю двора грудой пыли тело женщины-марионетки. Ветер унес пыль и не осталось ничего.

Юи замер с поднятым мечом, изувеченным глубокими зазубринами.

— Все? — тяжело дыша, произнес он.

— Нет, — устало ответил господин Сатаке, опираясь на свою палку.

***

Ветер выл в ивах у речки за постоялым двором. Низко над сырыми крышами неслись серые дождевые облака.

— Нет? — переспросил Юи.

— Они вернутся, — произнес господин Сатаке. — И либо принудят следовать их замыслам, либо просто подменят. Я должен стать для них бесполезен. Мое имя должно стать для них бесполезным. Как жаль, что самоубийство мне недоступно.

— Это как? — нахмурился Юи, вкладывая свой иззубренный в поединке с ожившей вещью меч в ножны.

— Это грех, — негромко произнес господин Сатаке.

— Я этого не понимаю, — ответил Юи. — Это замечательный, благородный исход. Где тут место для греха?

— Главное, что я это понимаю, — ровно произнес господин Сатаке. — И этого достаточно. Я не могу попасть в руки Ставки живым. Я не могу попасть живым в руки похитителей родословных. Я должен умереть. И тому должно быть надежное доказательство, чтобы они оставили меня и мою семью в покое. Вам придется убить меня, Юи, отнесите мою голову правительственным войскам. Если получите за это награду, не отказывайтесь. Хасубэй, доберешься до дома и все расскажешь отцу...

— Я этого не сделаю, — со спокойной, не преодолимой ничем решимостью сказал Юи.

— Тогда это придется делать старику Хасубею, — улыбнулся господин Сатаке. — А у него руки слабые.

— Ну, у него есть пистолет, — подумав, заметил Юи.

Хасубэй долго и тщательно заряжал свой пистолет, сыпал в восьмигранный ствол пороховую мякоть из рога, дрожащей рукой забивал деревянным шомполом замотанный в обрывок такни увесистый шарик свинцовой пули.

Потом старик долго раздувал фитиль. Потом мялся, отойдя на пару шагов от господина с поднятым к небу пистолетом в согнутой руке.

— Нет, — произнес наконец Хасубэй, опуская пистолет. — Я не могу. Простите, господин.

— Ради Бога, — тоскливо отозвался господин Сатаке. — Это же смешно. Смешно... Смешно.

Но никто не смеялся.

— Давайте, чертовы изгои, сделайте что-нибудь! — тихо прорычал господин Сатаке. — Убейте меня.

— Не нужно нас оскорблять, господин, — тихо ответил Юи. — Наше почтение к вам слишком велико.

Господин Сатаке с помертвевшим лицом упал на колени, сцепил руки в замок перед лицом и начал истошно молиться на непонятном безжизненном языке южных варваров. Затем, с усилием расцепив руки, припал к земле, распахнул кимоно на груди и содрал с себя повязку.