Пожарная застава квартала Одэнматё

Он едва повернул голову при моем появлении. Искоса поддев меня на булавку взгляда, сказал, как плюнул:

— Это кто же у нас пожаловал? Сам господин Исава никак?

От такого хамства я даже остановился.

— Входи, входи, — подбодрил меня молодец. — Сесть не предложу, сам видишь, особо негде. Но постоять тут есть где.

— Кто ты такой? — выдавил я на редкость остроумную фразу.

— Зови меня, Икимару, — равнодушно произнес он. Его взгляд уже вновь ушел вдаль, мое присутствие его не беспокоило.

— Что тебе нужно, Икимару?

Он ответил не сразу:

— Вчера ты с собутыльниками погасил пожар в одной забегаловке на берегу. Молодец. Хвалю. Настоящий воин. Мне, в общем, все равно, но сегодня к тебе подкатил этот хитрец Окасукэ с одним предложеньицем. Так уж вышло, что знаю я о нем, да. Не удивляйся, город такой и люди в нем такие. Ничего нельзя удержать в тайне, головы разве, что резать. Так вот, просто прояснить положение. Чтобы ты, значит, не слишком обольщался.

Он неожиданно сел прямо и уставился на меня белыми от ярости глазами.

— Здесь только я надзираю огонь и собираю с него добычу. — Голос его напоминал о щелчке тетивы после выстрела. — Здесь только я пасу пепелища. Я, и только я. Никто другой этим в Одэнматё заниматься не будет. А попробует — ну, удачи ему. Лучше ему бы денежки свои пропить до того.

Глядя в его налитые бешенством глаза, я совершенно бездумно перенес вес на одну из ног, глубоко вдохнул и взглянул на мир шире, чем обычно. Состояние сатори. Боевой безмятежности. Что ж. Если кому-то здесь суждено умереть — он сейчас умрет…

— Что-то ты не боишься, я смотрю, — проговорил вдруг Икимару, сверля меня бешеными зрачками.

Я ничего не ответил. Я был готов.

Икимару внезапно отвернулся и сел так же, как раньше. Вольно разлегся, устремил взгляд прочь отсюда и бросил в это никуда:

— Я тебя предупредил.

Некоторое время я стоял, но ничего не происходило и он больше ничего не добавил. Тогда я покинул боевую форму и вышел из комнаты. Буранкай проводил меня к выходу. Я беспрепятственно покинул это место.

Ярость внезапно охватила меня уже далеко на обратном пути в храм Кэйтёдзи. Да как он! Да кто он такой? Мальчишка! Посмел говорить со мной в таком тоне! Угрожать мне!

Давно я не испытывал таких ярких, чистых чувств. Это было прекрасно. Я был почти счастлив. И это было удивительно.

Встревоженные братья Хиракодзи даже вместе с Нагасиро — вот удивление — встречали меня у ворот храма.

— Мы думали, с вами что-то случилось! — выпалил Тогай. — Нам тут нашептали уже всякого. Хотели уже бежать вам на подмогу!

— А ты храбрый старый хрен, — произнес бледный Нагасиро, вытаскивая меч в ножнах из-за пояса. — Я бы один туда не сунулся. Уважаю. Ладно. Пойду-ка, я еще полежу немного, а то что-то нехорошо мне…

— О чем вы говорили? — спросил заметно встревоженный Хаято.

— Так, — неопределенно ответил я. — Обсудили некоторые сопутствующие обстоятельства. Мне теперь есть о чем подумать. Очень и очень подумать.

Ну вот так Нагасиро и залег обратно в храм отлеживаться на голых досках, братья Хиракодзи быстренько смылись куда-то в город, а я пошел работать в саду. Весь день мел дорожки, подрезал кустарник, полол сорняки. Работал и размышлял до самого вечера над тем, что мне делать.

А потом, глядя с галереи храма на рыжее как пожар закатное солнце над городом, я вспомнил, где уже видел белое лицо Икимару.

Это он поджигал театр «Сарувакадза» в бытность мою в нем на должности хранителя мечей.

Пожалуй, я не был удивлен. Хотя и был расстроен. Наверное, мне следовало ожидать подобного. Я достаточно повидал в этом городе. И, пожалуй, выбора у меня, по сути, уже нет. Я точно не буду хуже тех пожарных, что здесь уже есть. И вероятно, уже очень скоро мне придется поплатиться за это решение.

— Что ж, — сказал я себе самому, — если пожары и драки — цветы этого города, то придется стать садовником здесь.

— Дельно сказал, — глухо произнес больной от похмелья Нагасиро, лежавший в храме на прохладном полу позади меня. — Ну, тогда и я с тобой, а то прибьет тебя как-то темной ночкой этот Икимару ни за что...

Я только улыбнулся рыжему небу.

Я снова был здесь не один.