Исправительная академия. Том 2

Видимо, Елисеева ударила в больное место.

— Тебе-то какая разница, наркоша? — изменившись в лице, прошипел Вяземский. — Да и откуда тебе вообще знать, что…

— Оттуда, что я вообще-то знаю всю богему, а богема любит три вещи: бесплатное вино, секс и поболтать после. А здесь ужасно скучно, благо мне хоть позволяют выходить на связь, — отрезала Принцесса. — Отстал бы ты от Оболенского. Серьезно, Олег, ты и правда не в том огороде копаешь.

Я непонимающе уставился на Агнию.

— Ты о чем?

— Да так. Ни о чем. Олег все знает. Кстати, Дашкова тоже здесь, — она многозначительно мне улыбнулась. — Если ты понимаешь, о чем я… Правда, сейчас она на спортплощадке.

Елисеева невинно улыбнулась и, подхватив свой модный журнал, вышла из зала.

Я с недоумением пялился ей вслед. Что она такое сболтнула о Вяземском? У них что, действительно, все настолько плохо, что пришлось прибегнуть с устаревшему способу поправить положение?

Если я все правильно понял, Мария Орлова — та самая, из-за которой случился конфликт, была девицей непостоянной, порой чрезмерно раскованной и часто плевала на условности. Ни до, ни после брака она явно не собиралась сидеть в башне и ждать прекрасного принца. Наоборот, получала все удовольствия от жизни — и порой это доводило до скандала. Но все прощалось, потому что Мария, так уж вышло, была наследницей огромного состояния.

Единственной наследницей, насколько я понял.

И если Вяземские всерьез бедствовали, то становилось понятно, за каким чертом Олег так вцепился в эту помолвку. Как по мне, стоило расторгнуть все договоренности после первого скандала — репутация дороже. Но Вяземским были важнее деньги.

Только почему тогда Олег почитал меня угрозой? Неужели всерьез боялся, что я, точнее, Володя Оболеснкий старого образца, решит всерьез взяться за Орлову и сделать с ней партию? Что ж, тогда это бы многое объяснило.

— Господа, вижу, вы немного освоились, — Физрук вернулся к нам, а Суворова следовала за ним мрачной тенью. — Тогда прошу на улицу. Кратко введем вас в курс дела относительно работ.

— Вяземского я отведу сама, — отчеканила Суворова. — Займитесь Оболенским, Евгений Александрович.

Было заметно, что присутствие надзирательницы было воспитателю поперек горла. Но перечить ей он не стал и кивком отпустил обоих. Мне даже показалось, что Митрофанов вздохнул с облегчением, когда они удалились.

— Идемте, Владимир Андреевич, — поторопил он.

— Достали они вас?

— И они, и вы, — внезапно разоткровенничался воспитатель. — Нельзя так резко отряды смешивать. Здесь старые порядки, ребята другие… А вы… Прошу прощения, ваше сиятельство, но ваше сословие словно из другого мира.

— По большому счету, так и есть, — пожал плечами я. — Но среди нас тоже есть вменяемые люди, поверьте.

— Ваше сиятельство, я и помыслить не могу о том, чтобы среди высшего сословия не было достойных людей! Человек — он ведь по умолчанию хороший. Плохим его делает боль, обида и несправедливость. Правда, иногда и вседозволенность развращает, как это было в вашем случае.

— Было, — кивнул я. — Но я встал на путь исправления.

— Это я тоже вижу, ваше сиятельство, — улыбнулся Физрук. — Вы не плохой человек. И ваш оппонент — тоже. Отчаянный, но не плохой. Нам, простым людям, не всегда понять беды аристократии. Но больно бывает всем. Вот и я думаю, что оппонент ваш попал сюда из-за боли. Надеюсь, у нас получится его от нее избавить.

С учетом намеков, которые дала Елисеева, я в этом сильно сомневался. Но разубеждать идеалиста не стал.

— Вот мы и пришли, — наставник остановился перед вытянутым зданием из сруба. — Здесь питомник и приют. Вам отвели место на работах под руководством Антонины Дмитриевны. Она у нас здесь всем заведует.

Мне было сложно расслышать слова Физрука из-за многоголосого лая, доносившегося из постройки. Казалось, даже мощные деревянные стены содрогались от производимого шума.

— Чего это они?

— Вас почуяли, — ответила вышедшая из-за угла высокая девица в рабочем комбинезоне. — Вы, должно быть, тот самый Владимир Андреевич Оболенский, о котором мне рассказывала Индира Святославовна.

Я улыбнулся.

— Именно так.

— Антонина Дмитриевна, — по-деловому представилась девушка. — Заведую нашими зверями.

Физрук кивнул.

— Ну, вижу, вы познакомились. Пока оставлю вас, введите новенького в курс дела. И не опаздывайте к ужину, Владимир Андреевич.

Он исчез за углом, а я озадаченно уставился на новую начальницу. Выглядела она очень молодо, лет на двадцать пять. Еще и не красилась, а рубашка в мелкий цветочек, выглядывавшая из-под рабочей одежды и вовсе придавала ей девичий вид. Однако Антонина Дмитриевна тут же взяла меня в оборот.

— Значит, так, господин Оболенский. Меня, разумеется, предупредили, что вы у нас персона важная и к вам надлежит относиться с почтением. Однако здесь свои правила. Это место, где, в первую очередь, заботятся о братьях наших меньших. Поэтому кем бы вы ни были, из какого рода бы вы ни происходили, главное — то, насколько вы готовы заботиться о других. Если вы не готовы брать на себя ответственность за живое существо, не хотите возиться с лечением, обучением, узнавать новое, то…

— Готов.

Девушка смерила меня недоверчивым взглядом.

— Я только начала диктовать условия, ваше сиятельство.

— А давайте я скажу для разнообразия? — я хитро улыбнулся. — Наверняка сюда очередь выстраивается, правда?

— Это так, — кивнула девица и откинула толстую русую косу за плечи. — Но не всех я беру. Почему-то наши воспитанники, особенно новички, уверены, что работа в питомнике и приюте проста. Так что пришлось ввести дополнительное правило. Если вы берете на себя ответственность за питомца, то берете ее насовсем. Вы покинете это место только вместе.

Я закашлялся. А вот об этом Индира Святославовна, зараза она такая, как-то удачно забыла меня предупредить. Сама меня сюда засунула, значит, а мне еще и живность в нагрузку отдадут?

— Более того, если вы берете на себя ответственность по уходу и воспитанию нового друга, то экзамен на выпуск сдаете вместе. Когда я увижу, что вы действительно привязались друг к другу, когда ваш подопечный станет беспрекословно вас слушаться и когда вы сами полюбите его настолько, что не сможете от него отказаться, тогда я дам разрешение.

— А если не получится?

— Тогда вам нечего здесь делать и лучше поискать другую занятость, — отрезала Антонина Дмитриевна. — Я сама выпускница Извары и вернулась сюда потому, что не смогла надолго оставить своих любимцев.

Так, подождите. Это мне, выходит, с кошечкой или собачкой отправляться в Орден? Нет, можно, конечно, оставить питомца дома, но… А вдруг и правда привяжусь? Черт, ну зачем Индира проявила инициативу.

— Вы все еще можете отказаться. И лучше сделать это сейчас, если есть сомнения.

Я почувствовал, что на мне словно прожигали дырку взглядом. Обернувшись, увидел с десяток ребят в возрасте от шестнадцати до восемнадцати. Все немного чумазые, в перепачканных грязью комбезах. И все нахально улыбались, глядя на меня.

— А это кто?

— Такие же воспитанники, как и вы, Владимир Андреевич, — ответила главная по «псарне». — Мои ученики и помощники.

— И за каждым закреплена живность?

— Именно.

Я снова взглянул на воспитанников и не заметил ни одного знакомого лица. Никого с острова. Интересно, почему сюда брали только простолюдинов? И почему Индира Святославовна так хотела, чтобы я нашел друзей и информаторов именно среди этих ребят?

— Я согласен.

Антонина Дмитриевна подбоченилась.

— И что же, если я вам дам хвостатого инвалида, возьметесь?

Я пожал плечами.

— А чем он хуже? Живой ведь… Да и условия у меня дома подходящие. Матушка, конечно, вряд ли будет в восторге, но договоримся.

— Придется много учиться. И здесь кусают.

— Если зверь не бешеный, и ладно.

Индира-Индира, во что ты меня втягиваешь?

Но, судя по всему, девушка решила дать мне шанс.

— Для вас, Владимир Андреевич, боюсь, выбора не осталось. Работа в приюте пользуется спросом у наших воспитанников. И все же один наш подопечный уже давно ждет своего человека.

Стоявшие за спиной Антонины Дмитриевны «старички» переглянулись и как-то недобро заухмылялись. А я напрягся. Ничего хорошего от таких улыбочек ждать не стоило. Чего эта девица не сказала?

Но лицо надо было держать.

— Покажете? — спросил я.

— Должна предупредить, что этот подопечный… В общем, сложная у него судьба. Потому и к людям он относится настороженно и нередко — агрессивно. Питомец опасный, и я до сих пор не уверена, что вообще стоит поручать его нашим ребятам…

— Показывайте, — жестче сказал я.

Ну не тигр же там, в самом-то деле! Да и мне не мешало бы приручить какую-нибудь неприручаемую злобную скотину, чтобы поднять авторитет у местных «старичков». Глядишь, и уважать начнут. А мне это было нужно для работы.

Антонина Дмитриевна вздохнула.

— Если откажетесь, никто на вас косо не посмотрит, — прошептала она. — Тем более я. Алтай у нас и правда сложный пес. Идемте к вольеру, покажу.

Алтай, значит. Кличка мне понравилась. Отдавала классическими советскими фильмами. Я, конечно, не Никулин, да и этот Алтай, судя по всему, не Мухтар… Но вдруг?

Антонина Дмитриевна без опаски прошла в самый конец пристройки, где во тьме утопал здоровенный вольер.

— Сами не боитесь? — спросил я. — Раз он такой опасный.

— Меня он не тронет, я его лечила. Но я не могу уделять ему столько внимания, сколько требуется для полноценной реабилитации. Это же минимум четыре часа в день нужно только на одну собаку. Да и Алтай пес не простой. Служил на границе, помогал на заставе. Ранение получил при исполнении. И он, и кинолог. Мне толком не рассказали, что там произошло… Кажется, тогда брали каких-то опасных контрабандистов.

Я завороженно слушал девушку. Ничего себе, настоящий боевой пес! Действительно, как в кино. Я раньше таких почти не встречал, не говоря уже о близком знакомстве. И все же я заочно проникся к этому псу уважением.

— А супостатов-то в итоге взяли? — спросил я, замедлив шаг.

Антонина Дмитриевна пожала плечами.

— Вроде бы да, но дорогой ценой. Обоих — и кинолога, и собаку — вытащили с того света. Кинологу пришлось оставить службу, досрочно вышел на пенсию. И пса списали как негодного. Расстаться они уже не могли, так что вместе и перебрались в Извару. Так мы с ними и познакомились. Я как раз проходила практику по ветеринарному делу на местной станции…

Я заметил, что даже «старички» почтительно умолкли, слушая рассказ Антонины Дмитриевны.

— Но что же случилось, раз пес здесь оказался? — спросил я, хотя уже понимал, как так вышло.

— Умер хозяин, — с неподдельной горечью в голосе ответила девушка. — Рана сложная оказалась. Два года протянул — и все равно скончался. Алтая после его смерти девать было некуда, вот я его сюда к себе и забрала… Так что этого пса я мало кому доверю, да и он сам по своему прежнему хозяину очень скучает. Они ведь через такое вместе прошли… Никого признавать не хочет. А мне жалко его и обидно. Пес еще не старик, пять лет ему. Половина жизни впереди, а то и больше…