Исправительная академия. Том 2

Глава 16

Вот не нравилась мне эта гримаса на роже у Вяземского, хоть ты тресни.

Точно что-то задумал, и задумал явно по мою душу. Ему бы научиться сдерживать свои эмоции, а то от Олеженьки за версту фонило предвкушением триумфа. Только вот какого?

Горец переглянулся с Лаптевым, и оба моих старых «сокамерника» синхронно покачали головами.

— Не нравится мне все это, Володь, — сказал Кантемиров. — Хотя за такую дерзость так и хочется этому Глыбе лицо начистить.

— Ты осторожнее на поворотах, Максим, — понизил голос Смирнов. — Здесь в карцер сажать не любят, но он таки все же имеется.

Ухмылка на лице Вяземского стала еще шире и отвратительнее. Вот кому бы я с удовольствием рожу подрихтовал, да только знал, что этот негодяй только того и ждал. Намеренно провоцировал и пытался вывести меня из себя, чтобы я ошибся. Хрен тебе, Олеженька. Не дождешься. Может с прежним Оболенским такое бы и прокатило, но я давно научился держать себя в руках. Особенно с такими, как ты.

— Да что он себе позволяет? — продолжал возмущаться Кантемиров. — Самого княжича — и так…

Я легонько тронул раздухарившегося парня за плечо.

— Спокойно, дружище. С этикетом здесь не все знакомы, и на первое время простим им это. Наоборот, я намерен ответить вежливостью на это приглашение. — Я одарил его многозначительным взглядом и слегка улыбнулся. — Особенно если так настойчиво просят.

Я встретился взглядом с вжавшимся в стену Игорьком. О нем все как-то позабыли. А ведь он оказался единственным неодаренным в комнате. Я не делил ребят по этому принципу — лишь бы человек был хорошим. Но говорить лишнего при нем пока что тоже не собирался.

— Игорь, покажешь мне столовую? — обратился я к нему, надеясь по дороге выудить из него побольше информации о Глыбе.

Кантемиров осекся, и все взгляды тут же обратились на моего неодаренного знакомого.

— Шпигарь, ты чего здесь забыл? — прошипел Лапоть. — Я же сказал тебе валить.

Чего? Игорь Шпигарь?

Я не выдержал и прыснул. Шутники его родители, конечно. Зачем так в рифму-то?

— Ребят, я сам справлюсь, — сказал я продолжавшему сверлить меня обеспокоенным взглядом Кантемирову. — Все будет хорошо. Поговорим как приличные люди. Даже если другая сторона этого не захочет.

Горцу стоило больших трудов обуздать свое возмущение. Вот уж кого можно было легко подловить на несоблюдении протоколов и формальностей. Для Кантемирова вежливость и соблюдение традиций явно было большой ценностью. Но я, будучи выходцем из куда более простой среды, на такие моменты смотрел сквозь пальцы. До порв до времени.

— Конечно, я провожу, — спохватился Игорек, когда я аккуратно, но настойчиво подтолкнул его к выходу.

— А вы, ребят, идите, — добавил я, слегка кивнув на Вяземского, безмолвно попросив Кантемирова за ним приглядеть. — Мы вас чуть позже догоним. Хочу умыться.

Вражина и Волков почти синхронно отлипли от стены и вальяжно направились к выходу. За ними остальные. Наконец, в комнате остались только мы с Игорем.

— А теперь будь любезен, объясни мне, что за хренотень здесь творится, — понизив голос, я закрыл дверь и обернулся к новому знакомцу. — Не многовато ли на себя взял этот Глыба? Я, конечно, приветствую простоту в общении и в целом ненавижу формальности, но все же его гонец не к смерду обращался, а к сыну вполне себе действующего князя. Не последнего человека в Петербурге, к слову. Этот Глыба совсем берега попутал или у такого чувства собственной безнаказанности была более весомая причина?

Игорь даже как-то съежился от моей тирады. Попятился, словно я шел на него с кулаками.

— Ну… Как бы тебе сказать….

— Говори как есть.

— Я точно не знаю. Разговоров и слухов много, но что из этого правда…

Я начинал терять терпение.

— Шпигарь, не беси меня, пожалуйста, — вкрадчивым голосом проговорил я, но все равно получилось угрожающе. — Я, знаешь ли, хочу разобраться, куда попал. Так объясни мне, почему этот ваш Глыба обращается с аристократами, словно они ему ровня?

Игорек развел руки в стороны и виновато улыбнулся.

— Ну так потому, что он вам, собственно, ровня и есть… Только наполовину.

— Прошу прощения? — Я удивленно приподнял брови. — Давай по делу.

— Ну, Глыба — это же просто прозвище. Так-то он Вася, Василий Каменев. Михайлович… — Шпигарь перешёл на шепот. — И он — ублюдок князя Горчакова.

— Погоди, — опешил я. — Внебрачный сын князя Михаила Михайловича?

Кое-что о сильных мира сего я все-таки успел разузнать. Род Горчаковых уже столетие занимал высочайшее положение при дворе. Сам нынешний князь Горчаков вроде бы даже входил в число личных советников императора. Серьезный уровень.

Игорек кивнул.

— Внебрачный, но вроде как признанный — раз князь дал ему свое отчество, — с опаской озираясь по сторонам, — шепнул он. — Но Глыба носит фамилию матери — Каменев. Мать у него простолюдинка. Кажется, служила в доме Горчаковых. Там, собственно… Ну сам понимаешь.

— Понимаю, — кивнул я, припомнив ночные похождения с Феодорой. Только, надеюсь, в моем случае обойдется без бастардов. Зачем женщине жизнь ломать?

— Вот в том и дело, что Глыба — реально глыба. Важный он, и все воспитатели знают о его происхождении. После рождения сына во избежание скандала его матери подыскали другую должность. Какое-то содержание у Глыбы было, но жили они небогато.

Тем не менее парень получил от отца главное — какое-никакое, а признание. Вообще, не самая распространенная история. Нередко о плодах подобной связи предпочитали вовсе забывать. Женщин удаляли с глаз долой, в лучшем случае давали «золотой парашют» или скромное содержание. И уж, разумеется, никто и помыслить не мог, чтобы жениться на простолюдинке. Нет, конечно, исключения случались, но они лишь подтверждали правило.

— Что ж, становится немного понятнее, — задумчиво произнес я.

— Это не все, — шепнул Игорек. — Правда это или нет, не знаю, но, по слухам, у Глыбы проснулся родовой дар. Он силу унаследовал, понимаешь? А это уже совсем другой разговор…

И правда. Глыба становился все интереснее и интереснее. Бастард-простолюдин, но одаренный. Сколько таких по России-матушке бегало? И как решали столь щепетильный вопрос семьи?

— А что за дар? — спросил я.

Шпигарь пожал плечами.

— Не знаю. Вроде что-то ментальное… Глыба не рассказывает, а выяснять себе дороже. Я знаю только то, что ему запрещено применять этот дар здесь.

Ага. Мне тоже было запрещено, но в исключительном случае никто по голове не настучал. Так что наверняка Глыба пользовался им в своих интересах. Просто аккуратно. Зато становилось понятно, почему этот Василий стал здесь главным. И почему, судя по всему, с ним считались даже воспитатели. Все же княжий сын, да еще и одаренный. Пусть и ублюдок.

— Поговаривают, Глыбу в Извару распорядился определить сам князь — с глаз подальше, — продолжал делиться сплетнями Игорек. — Потому что дар отнять у него невозможно, но парень стал слишком мешать титулованному батюшке. То ли где-то это всплыло, то ли еще что натворил, и это бросило тень на Горчаковых… Но Глыба не растерялся и устроил здесь жизнь по своим правилам. До вашего появления он был здесь единственным воспитанником, обладавшим даром. Может, напрягся, подумав, что под ним трон шатается?

— Я ничей трон шатать не собираюсь, — отозвался я. — У меня здесь несколько иные интересы, знаешь ли. Но за информацию спасибо, весьма познавательно. Пойдем, нас хватятся.

Я хотел было открыть дверь, но Шпигарь дернул меня за рукав.

— Не говори, что я тебе все это рассказал. Глыба не любит этого.

— Расслабься. Я вроде уже дал понять, что никого здесь сдавать не собираюсь.

Мы вышли в длинный коридор. Все уже разошлись на вечернее построение, и мы явно опаздывали. Ну да ладно, отбрехаюсь, если спросят. Игорь повел меня вниз, по внешней лестнице, и мы вышли к одноэтажному зданию, стоявшему отдельно от жилого корпуса. По старой традиции кухни и трапезные старались размещать чуть поодаль, чтобы в случае пожара огонь не перекинулся на остальные постройки.

Едва мы переступили порог шумного зала, меня тут же окликнул Физрук. Игорь словно растворился — ну да я его не винил. Теперь хотя бы было понятно, почему он так его опасался. Дар всегда пугал тех, кто им не обладал. Пугал и вызывал зависть.

Я подошел к Физруку, чтобы отметиться, но тот покосился на стоявший возле дальней стены стол.

— Осторожнее с Каменевым, Оболенский, — предупредил воспитатель. — Меня попросили разрешить вам сегодня поужинать с его отрядом. Проблем быть не должно, но все же.

— Это кто же вас так попросил, что вы разрешили, зная все риски?

Физрук отвел взгляд.

— С вашим появлением многое изменилось, — едва слышно проговорил он. — Порой мне начинает казаться, что мы здесь больше не хозяева.

— А разве раньше этого не было? — я украдкой покосился на него.

— Раньше были другие проблемы. Сейчас их может стать гораздо больше. Идите, Оболенский.

Ну ничего себе раскладик получался. Нет, здесь, в этой Изваре, точно все было перевернуто с ног на голову, несмотря на попытки представить все идиллией. Куда ни копнешь, о разгильдяйство, то «крыша», то интриги и борьба между воспитателями и надзирателями. И все какие-то зашуганные. Ладно, не все, но тем не менее.

МожетЮ все-таки не зря меня Самойлов сюда пропихивал? Снова дети. Только теперь — простолюдины. Но и они, выходит, оказались кому-то нужны. А Глыба, раз уж был здесь «крышей», наверняка мог что-то знать…

Уже знакомый мне бритоголовый долговязый гонец помахал мне рукой и жестом пригласил за прямоугольный стол у стены. Я проследил за его взглядом и увидел полный еды поднос. Надо же, как гостеприимно — позаботились. Даже выяснили, что я прожорлив.

Как назло, они расселись в самом темном углу, и я мог разглядеть лишь силуэты. Ну прямо театральщина. Я направился к ним, ловко лавируя между бродившими с подносами воспитанниками.

— Оболенский, — лаконично представил меня бритоголовый и указал на свободное место. — Присаживайтесь.

Я остался на ногах.

— Кто из вас Каменев?

Сидевший в тени молодой человек поднял голову.

— Я. Василий, как вы уже наверняка знаете. Присаживайтесь, ваше сиятельство, поешьте с нами. Люся старалась, набрала вам побольше мяса.

Я не сразу узнал спасенную девицу, но это точно была она. Просто в момент спасения было не до разглядывания, да и одета и причесана она была иначе. Сейчас девица и правда выглядела как подружка местного, прости господи, «авторитета»: форменный комбез расстегнут так, что демонстрировал глубокое декольте и несколько золотых цепочек, яркий макияж, массивные серьги, даже укладка. Честно говоря, образ всадницы ей шел больше.

— Благодарю.

Я уселся, отметив, что мне выделили место строго напротив Глыбы. И, моему удивлению, он оказался совсем не таким, каким я себе его представлял.

Чуть выше среднего роста, гармонично сложен — было заметно, что он тренировался и поддерживал себя в хорошей форме. Не качок, а именно что естественным образом развил мускулатуру. Возможно, борьбой. Одет Глыба был в изварскую форменную робу, но из-под нее выглядывала белоснежная свежая футболка. На шее орнаментом вилась какая-то татуировка, заползавшая за левое ухо.