Исправительная академия. Том 2

* * *

— Владимир Андреевич, к вам гость с визитом.

Я застыл с поднесенной ко рту чашкой, услышав голос Ленки. После завершения операции в Изваре я ходатайствовал перед семьей о том, чтобы забрать девушку к нам на работу. В Аптекарской усадьбе были все условия для нормальной жизни Ленки: кров, пища, место для Звездочки — ведь и Алтая я забрал, как и обещал.

Кроме того, экзаменацией навыков вчерашней воспитанницы Извары занималась лично Феодора, а наша управляющая после моего рассказа о Ленке прониклась к ней заочной симпатией и пожелала рассмотреть ее кандидатуру на пост своей помощницы.

Митя Минин, хотя я и звал его к нам, предпочел остаться в Изваре — там сейчас царил полный кавардак, и его помощь могла бы пригодиться той же Антонине. Операция закончилась триумфом Самойлова — насколько мне было известно, его даже представили к какой-то серьезной государственной награде. Луция успели вытащить, и Друзилла лично отправила за ним и Дашковой конвой Ордена. Но орденские интриги только начинались: предстояло заседание какого-то из архиважного Совета, на котором планировали разбирать ситуацию вокруг меня и Дашковой.

Меня же отправили домой — отсыпаться, заживать и готовиться к встречам с официальными лицами. Предстоял визит к Великому князю — Самойлов намекнул, что представитель правящего дома готовил для меня некое поощрение. Но это волновало меня куда меньше, чем разбирательства с Орденом.

А вот для Ленки и Звездочки все и правда сложилось хорошо. Сейчас девушка практиковалась под строгим Феодориным надзором и начинала работу в особняке с самых азов.

— Спасибо, Лена, — я улыбнулся, поставив недопитую чашку кофе на блюдце. — Только, насколько я помню, на сегодня визитов больше быть не должно. Мы ведь ждем господ из Ордена ближе к вечеру.

— Верно, ваше сиятельство, — девушка смущенно поправила выбившуюся из-под обруча прядь светлых волос. — Этот визит незапланированный. И я не уверена, что вы захотите принимать гостя. Вот его карточка.

Она подошла ко мне, все еще чувствуя себя неуютно в новой форме. Ливрея ей, конечно, не полагалась, но строгое платье и туфли на низком каблуке, а также убранные волосы были обязательны. Она протянула мне карточку визитера, и я прочитал имя.

— Олег Вяземский? Господи, ему-то еще что понадобилось?

Лена пожала плечами.

— Увы, он не пожелал делиться подробностями. Лишь настаивает на встрече с вами. Мне придумать благовидный предлог, чтобы спровадить его?

Приехали. Я ведь доходчиво объяснил ему, что будет, если он продолжит меня доставать. И тогда мне показалось, что мы друг друга поняли. Что еще задумал этот неугомонный?

— Нет, благодарю. Я приму его. Но не в доме, — я выглянул во двор. — Попроси, пожалуйста, Лаврентия подать чай на террасу. Что-то кафа сегодня не пошла.

Ленка кивнула.

— Как пожелаете… ваше сиятельство.

Она даже изобразила подобие реверанса, хотя это было лишнее. Ничего, пусть на мне тренируется, я точно не стану журить за проколы, но могу что-нибудь дельное и подсказать. Все же и сам начал понемногу привыкать к тому, как со мной обходились сотрудники особняка. Язык не поворачивался называть их слугами — все же не крепостные. Теперь это была работа по контракту со всеми вытекающими. И работа престижная.

Я взглянул на примостившегося возле камина Алтая.

— Пойдем, дружище. Послушаем, с чем пришел Вяземский.

Пес скорчил недовольную гримасу — ну прямо как человек, однако поднялся и, прихрамывая на одну лапу, поплелся к выходу. Сколько я ни пытался уговорить его лежать и подольше пребывать в покое, но он упорно продолжал ходить за мной хвостом.

Поначалу княгиня была в ужасе от одной мысли о том, что это мохнатое чудовище теперь будет беспрепятственно разгуливать по особняку. Но рассказ о нелегком прошлом Алтая, его подвиге ради меня и демонстрация беспрекословного выполнения команд сделали свое дело — сердце матери семейства оттаяло, и теперь почти в каждом зале я замечал появившиеся лежанки для овчара.

Более того, на третий день после нашего возвращения в Аптекарскую усадьбу я обнаружил на шее Алтая кожаный ошейник с инкрустированным камнями медальоном. На обратной стороне была выбита кличка и адрес. Точно дело рук княгини — только она могла додуматься навешать на старого боевого пса почти что ювелирное украшение. Но пес принял подношение как должное. Возможно, посчитал, что это награда, и теперь с гордостью носил серебряный с бирюзой и яшмой кулон.

Алтай остановился у двери, дожидаясь меня. Когда я подошел, пес привалился все еще забинтованным боком к моей ноге и поднял морду, словно задавал вопрос: «Ты точно хочешь его видеть?»

— Не хочу, дружище, — улыбнулся я. — Но нужно. Врагов нужно держать близко. А Вяземский совершенно точно нам не друг.

Алтай тяжко вздохнул и первым скользнул в открытую дверь. Мы быстро спустились на первый этаж, прошли по коридору к боковому выходу, и через застекленные садовые двери я увидел фигуру Вяземского.

Мне нравилось наблюдать за людьми, когда они меня не замечали. То, как они держались, когда на них никто не смотрел, многое говорило об их состоянии и настрое. Сейчас Олег меня удивил. Держался прямо, уверенно. Даже слишком уверенно.

Мне это не понравилось.

Я распвхнул двери на террасу, и Вяземский тут же обернулся.

— Привет, Олег, — я пропустил Алтая вперед, и гость с опаской на него покосился. Пес же спокойно улегся чуть поодаль от сервированного чайным сервизом стола и положил морду на лапы с демонстративно скучающим видом. Это была фальшь: на самом деле мой овчарик ловил каждый звук и подмечал всякое движение. — Чаю?

Вяземский сел за довольно легкомысленно обставленный столик. Убранство явно не успели сменить после дневного чаепития княгини. Она предпочитала кружевную скатерть, свежие розы в вазочке, да и сервиз подали ее любимый — изящный, в викторианском стиле, с веточками сирени на боках чашек.

Я отпустил собравшегося обслуживать нас лакея и жестом велел закрыть двери. Мы с вяземским остались одни, и я лично взялся разливать ароматный бергамотовый чай по чашкам. Крепкий, черный — как я любил. Даже лимон нарезали не полукольцами, а четвертинками, чтобы мне угодить.

— Итак, Олег, что же тебя привело в мой дом так скоро? — поставив заварочный чайник, я уселся и устремил взгляд на гостя. — Не думаю, что ты соскучился.

Вяземский кисло улыбнулся.

— Век бы тебя не видеть, Володя. Однако я здесь, можно сказать, по делу.

— Какие у нас с тобой могут быть дела? Кажется, мы обо всем договорились.

— Я пришел изменить условия нашей, с позволения сказать, сделки. Хотя никакой сделки не было.

Я поставил локти на стол и оперся подбородком на скрещенные пальцы.

— Ну и?

— Я знаю твою самую страшную тайну, — понизив голос, Олег потянулся к сахарнице. — Ту, что ты так тщательно оберегал все это время. Теперь даже стало понятно, почему ты так резко превратился из плохого мальчика в паиньку и героя.

— Соизволь уточнить, — сухо ответил я.

— Я-то все гадал, почему ты так переменился с той аварии. Прямо другим человеком стал. Открыл в себе дар, задружился с людьми из Ордена, даже успел помочь «Десятке» и вообще рисуешься как настоящий хороший парень. А ведь все это ширма, Володя. Ширма, созданная лишь с одной целью — отвлечь внимание от твоих делишек и сбросить с себя все подозрения.

Чего? Что он вообще нес? Опять увлекся какой-нибудь теорией заговора и натянул сову на глобус, лишь бы оправдать мои, якобы, злодейства?

— Не понимаю, о чем ты, Олег, — раздраженно ответил я. — Давай конкретнее. Если у тебя что-то есть, излагай. А я снова с удовольствием подниму тебя на смех.

— Конкретнее? Хорошо. — Он достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вдвое конверт. — Прошу.

— Что там?

— Взгляни сам.

Я отставил чашку и взял конверт. Не запечатан. Внутри оказались фотографии довольно скверного качества, но…

На них был изображен я, точнее, Володя Оболенский еще до моего вмешательства в его судьбу. Он сидел за столом в каком-то небольшом заведении и с улыбкой пожимал руку… Захарии. Теперь я точно знал, что это был именно он.

— Полагаю, твоим покровителям из Ордена и «Десятки» будет интересно выяснить, что вас связывало с преступником, о котором уже просочилась информация в газеты. «Похититель детей» — так его окрестили писаки.

Я отложил фотографии в сторону.

— И что? Надо — разберутся.

— Это не все, что мне известно, — широко улыбнулся Вяземский. — У меня есть сведения, и они из надежного источника, что ты имеешь отношение к покушению на собственную семью. Что именно ты, Володя, пытался угробить собственного брата, потому что сам намеревался стать наследником титула.

— Да что ты, мать твою, такое несешь?!

— Поздно отпираться. Я знаю твою тайну. И знаю, что вас таких, вторых сынов, несколько. Можно сказать, это настоящий заговор вторых сыновей. И теперь стало понятно, чьей поддержкой вы воспользовались, чтобы попытаться это осуществить, — он забрал фотографии и спрятал в кармане пиджака. — Разумеется, это все копии. У меня есть прямые доказательства и даже свидетели. Удивительно, но накопать все это оказалось не так уж и сложно. И, разумеется, я подстраховался. Если со мной что-нибудь случится или даже если ты попробуешь сунуться в мои дела, в том числе и в планы относительно Орловой, клянусь, я тебя уничтожу. Грязи, которую я на тебя вылью, хватит, чтобы ты в ней утонул. У меня большой соблазн отправить все это кому следует прямо сейчас, но я хочу посмотреть, как ты будешь выкарабкиваться. Это доставит мне огромное удовольствие.

— Не уверен, что тебе понравится, — отозвался я.

Вяземский снова улыбнулся.

— Ну почему же? Ты только что стал важной персоной. С тобой здоровается за ручку сам Великий князь, а «Десятка» чуть ли не награду тебе выписала. Ты на коне… И как же приятно осознавать, что я в любой момент могу сбросить тебя с этого пьедестала. Живи, Оболенский. Пока живи.

Он поднялся и направился к выходу через сад.

— Посмотрим, долго ли ты протянешь, — через плечо бросил он. — И что с тобой сделают свои же, когда узнают, что ты задумал.

Конец второго тома