Воздушные рабочие войны. Часть 2

XIII

Прощание было тяжелым. Они поссорились с Настей! Впервые! Потому что нечего хлопать ресницами и вить из него веревки полными слез глазами! Она решила лететь с ним! Зачем?! Что ей делать в Осетии?! Да и на фронте! Дали тебе отпуск — отдыхай! Лечись! Радуйся! Побудь с мамой! С подружками! Что ты опять рвешься на войну?! Навоюешься еще! Война не завтра кончится! И даже не через год! Прилетишь с Весельской, с Поляковыми, сама! Но когда отпуск закончится! Нет же! Вбила себе в голову всякую ерунду и ему вынесла весь мозг! С Идой тоже не понятно получилось! На предложение лететь вместе с ним к родителям Исы чего-то испугалась и отказалась! Хотя, ей видней. Кто его знает, какие у них были отношения на самом деле. Так даже лучше, не пришлось искать ей замену в авральном режиме. А еще Валюшка… Тоже та еще фантазерка! В техническую школу они с Веркой и дружком Вовкой Поливановым собрались! Поговори, братик, с товарищем генерал-лейтенантом Карбышевым или генерал-майором Махровым, чтобы зачислили! И тоже мокрыми глазками так хлоп-хлоп! Пигалицы! А может сразу в экипаж?! Что мелочится?! У него и так детский сад, а не боевое подразделение! А что? Будут вместе со Светланой Сталиной служить! А майор Рачкевич им сопли вытирать, уши проверять на чистоту и хворостиной гонять! Ага! Ей же заняться не чем, кроме, как детей воспитывать! Представилось лицо Евдокии Яковлевны, когда он привезет ей еще трех мелких и на лицо наползла ехидная улыбка, которая, впрочем, тут же сменилась злостью. Довели! Всякая чушь в голову лезет!

Закончилось тем, что в приказном порядке разогнал всех по домам, а на аэродроме его провожал только Гуляев. Ну, оно и к лучшему. Без мокроты хоть обошлось! А обиды пройдут! А не пройдут и хрен с ними! У него и без этого забот хватает!

Только в самолете маленько подостыл.

Мысли закрутились вокруг встречи с Жуковым и Василевским. Так и не понял, зачем вызывали. Попросили доложить о том, как планировали атаку на танковый батальон, как осуществлялось прикрытие, уничтожение средств ПВО, как считали потребность боекомплекта. Как-как! Да никак! Повесили все, что было и полетели! Но не говорить же об этом Жукову с Василевским. Пришлось обстоятельно докладывать, расписывая каждый шаг, каждое решение.

Вообще, вся эта операция, за которую он получил Орден Кутузова — огромная авантюра, вызванная безысходностью! Не было у них времени на планирование! На зенитки кинули штурмовики и часть истребителей с эрэсами, от «люфтов» вертолеты прикрывала группа Васи Сталина. А чтоб немцы не особо суетились в небе, по аэродромам нанесли предупреждающие бомбовые удары. Да и не ждали фрицы такой прыти от вертушек. Зимние удары уже подзабылись. Да и проводились они на Западном и Ленинградском фронтах. А здесь на юге привыкли немцы, что вертолеты используются только как средства эвакуации раненых с передка. Вот и недооценили, не приняли вовремя меры. И то потери составили треть эскадрильи. Пусть Жуков с Василевским считают такой размен вполне приемлемым, генералы мыслят другими категориями, а для Сашки каждый не вернувшийся экипаж незаживающая рана на душе. И лучше так, чем становится бездушной военной машиной. Но все-таки интересно, что замышляют в Генштабе? Неспроста же это жу-жу с вызовом к Василевскому.

— Садимся, товарищ подполковник, — выглянул из кабины штурман и словно в подтверждение его слов внутренности знакомо подпрыгнули к горлу, и заложило уши. Сашка выглянул в иллюминатор. По стеклу тонкими линиями размазывались капельки дождя. Кавказ встречал их мелким противным дождем, но в пределах минимума[15].

Самолет, тяжело переваливаясь на грунте, поднимая за собой водяную мутную взвесь и наматывая на шасси жирную грязь и траву, покатился по земле. То, что они не ошиблись и сели действительно на аэродром, можно было догадываться лишь по обвисшему под дождем грязному полосатому чулку и притулившемуся к глиняной мазанке видавшему виды АИР-6, чем-то похожему на немецкий Шторх, рядом с которым паслась пятнистая крутобокая корова, сейчас испуганно убегающая в сторону полей, раскинувшихся за мазанкой.

Сашка с уважением подумал о штурмане. В таких метеоусловиях вывести самолет на едва заметную практически не используемую площадку задача не тривиальная. Когда-то в середине двадцатых годов этот аэродром использовался 9-ым авиаотрядом Северокавказского военного округа, потом, когда отряд перебросили в Грозный, здесь стали не частыми гостями самолеты Ставропольского отряда ГВФ, один из которых, видимо, так и остался тут.

Судя по заполошно выскочившим из домика людям, появление на их забытом всеми аэродроме ПС-84 стало огромной неожиданностью. Самолет подрулил поближе и встал рядом с АИР-ом. Трое местных выстроились рядком и, переминаясь с ноги на ногу, ждали, когда появится высокое начальство. Ну а кто еще может прилететь к ним на таком большом самолете? Не фельдшер же из Орджоникидзе! Он если и поедет, то никак не на самолете, а на старой скрипучей телеге запряженной дряхлой клячей. Тут и службу-то несли постольку поскольку, потому что весной сорок первого года здесь сел и не смог взлететь самолетик гражданского авиаотряда. Чтоб станичная детвора не растащила казенное имущество к нему приставили старика Джимарова с берданкой времен русско-турецкой войны, назначив его «вохрой» с окладом в семьдесят рублей и, выдаваемым раз в неделею, сухим пайком. Только вот с июля ни оклада ни пайка старик не получал, но службу нес исправно. Потому как вся эта умная бухгалтерия для начальников в Орджоникидзе, а имущество вот оно, стоит без пригляда, а это не порядок. Из Ставрополя, вернее с тридцать пятого года Ворошиловска обещали прислать механиков для ремонта, но так и не прислали. Забыли, наверное. Вот и приходилось товарищу Джимарову охранять самолет по собственной инициативе. Да и пусть. Главное, что он при деле. А дома все равно делать нечего. Старуха его лет семь как умерла, дети поразъехались. Раньше, еще до войны, приезжали проведать старика. А теперь какие поездки? Сыновья и старшие внуки воюют, дочери и невестки в эвакуации. Звали его с собой в далекую Алма-Ату. Да куда он поедет? Здесь он родился, здесь вырос, отсюда ушел на первую мировую, потом воевал в Гражданскую в отряде земляка Хаджи́-Мура́та Дзарахо́хова[16], потом вернулся домой в Бесланыкау, теперь Иристон[17]. Вот нечего людям делать — все переименовывают, переименовывают. Чем плохи были старые названия? Ворчлив стал старик с годами. Здесь похоронены его предки, жена, двое детей. Нет! Не уедет он отсюда! Тут умирать будет! Да и не бросать же этих двух старых пней. Джимаров покосился на своих дружков-товарищей Георгия Цаголова, да Акима Гаголова, вместе с которыми прошел Империалистическую, а потом и Гражданскую. А сейчас они скрашивали его одиночество на заброшенном аэродроме. Аким заодно и корову свою сюда на выпас пригонял. А что, все под присмотром животина. Хотя, окажись она без присмотра, ничего с ней не случилось бы. Испокон веков не было у них тут воровства, а волков еще в прошлом веке в окрестностях повыбили.

Старики настороженно смотрели на огромную серебристую машину, остановившуюся напротив них. Видать большое начальство приехало. Надо бы поселковый совет предупредить, но не по уважению, старикам бегать к молодым, пади сами с глазами, увидят, что гости прилетели. Знать бы еще, что им тут понадобилось. Ничего хорошего от новых людей старики не ждали. Сейчас наведут тут своих порядков и улетят к себе в Москву или откуда они там прибыли, а им здесь оставаться, расхлебывать. Тут и так-то обстановка, как порох, поднеси спичку — полыхнет. Одним словом — Кавказ. Испокон веков в этом бурлящем котле кипела гремучая смесь из народов, религий, интересов далеких империй, тянущейся столетиями кровной мести и такой же долгой, многовековой дружбы кланов, тейпов, родов, семей. А рядом вечно мятежная Чечня, где с приближением немцев снова подняли голову лихие люди. Да и у них здесь хватает всяких бандитов, милиция с ног сбивается, воюя с бандами и бандочками. Своя война, не такая, как на передовой, но не менее кровавая.

Винты остановились, открылась дверца, из проема, звякнув металлом, вывалилась лестница, и на землю, не пользуясь ступеньками, выпрыгнул паренек с подполковничьими погонами, полной грудью наград и двумя полосками за ранения. Совсем мальчишка. Только вот лицо в шрамах да голова седая. И жесткий взгляд человека, видевшего смерть и боль, привыкшего командовать и нести ответственность за свои решения. Старик Джимаров подумал, что он гордился бы таким сыном или внуком.

— Здравствуйте, дедушки, — уважительно поздоровался парень, слегка склонив голову, — А не скажете, как мне от вас до Зильги добраться?

Деды оказались колоритными. В длинных, немного не достающих до голенищ мягких сапог, черных черкесках с газырями, папахах, из-под которых настороженно сверкали не потерявшие молодого блеска глаза. Опоясанные ремнями с кинжалами. У одного из стариков, на плече висит исторического вида ружье. Они словно сошли с картинки из учебника истории или книжки Лермонтова. А еще оказались они любопытными и подозрительными. Все расспрашивали кто, к кому и зачем? И лишь узнав, что Сашка приехал к Харуевым, навестить родителей погибшего фронтового друга и вручить им Звезду Героя Советского Союза, переданную лично товарищем Сталиным, успокоились и оттаяли. А тут из поселка подоспела и местная власть в виде однорукого председателя сельского совета лет тридцати, представившегося Прангом, но попросившего называть его Пашей и милиционера сержанта Ивана Чеботаря. Между дедами и представителями власти возникла небольшая перепалка, по поводу кому везти прибывшего гостя в Зилгэ, так поселок называли тут. Победили деды и один из них, дед Аким, пошел запрягать лошадь в телегу. Автомобилей тут отродясь не было. Ну а председатель пообещал устроить на постой экипаж, пока Сашка будет гостить у Харуевых. Правда, участковый хотел тоже поехать, утверждая, что не спокойно сейчас в окрестностях. Но и тут деды проявили норов.

— Нет у нас таких дураков, готовых напасть на дорогого гостя Джимаровых, Гаголовых, Цаголовых и Харуевых, — заявил дед Аким, уходя к поселку. А Сашка с недоумевающей улыбкой думал о том, когда он успел стать гостем стольких людей.

Летчиков буквально в течение получаса разобрали по домам, а еще минут через двадцать Стаин трясся рядом с дедом Акимом в скрипучей арбе, на мягком до одурения ароматном сене из-под которого выглядывал потертый приклад трехлинейки, и это не считая обреза за спиной старика. Что удивительно, участковый сержант на такой арсенал только одобрительно кивнул. Сашка тоже поудобней, под руку сдвинул кобуру, откинув ремешок застежки.

Дождь прекратился, тучи разошлись, и небо зазолотилось лучами солнца, заигравшими яркими бриллиантами капель на изумрудной листве. Защебетали, загалдели птицы, закружились над ровными рядами виноградников. Свежий, пахнущий травой и землей воздух кружил голову. И такой красотой, таким умиротворением было пропитано все вокруг, что не верилось, что где-то сейчас идет война, и люди в слепой безумной ярости уничтожают друг друга, перемалывая такие хрупкие, беззащитные, теплые тела огнем и сталью.