Воздушные рабочие войны. Часть 2

XV

В конце августа зарядили дожди. Поднялся ветер, небо практически мгновенно затянуло черными, тяжелыми тучами и с неба яростным потоком, словно кто-то там, наверху открыл вентиль гидранта, хлынули тугие теплые струи, вколачивая в желтую пыль осточертевший до невозможности августовский тягучий зной. Несколько минут, и забурлили грязные бурные потоки, устремившиеся к прорезающим землю оврагам и, заполнив их, рванулись дальше, к морю. Жирная почва превратилась в непролазную грязь, толстыми тяжелыми комьями прилипающую к подошвам сапог. Ливень закончился так же стремительно, как начался, сменившись мелким моросящим дождиком — летчики называют такую погоду срань или кизяк. Летать нельзя, на земле тоже особо не разгуляешься, вот и мается дурью летный личный состав от безделья. А чтоб дурь совсем уж не била в голову, существуют отцы-командиры, всегда имеющие, чем озадачить летчиков. Вот и сейчас в вертолетном полку, кто штудировал «Наставление по производству полетов», кто «Техническое описание вертолета Ми-2 с мотором АШ-82ФНВ», совсем новую книжку, пахнущую типографской краской, а кто-то приводил в порядок обмундирование. Но без особого энтузиазма, ибо не было в данный момент над ними зоркого, строго взгляда командиров. Однако и дурака никто не валял, понимая необходимость учебы, да и начальство могло нагрянуть в любой момент. Расслабиться можно будет вечером перед отбоем. Сегодня кино и танцы! А самое главное, кино про них, про вертолетчиков. И снималось у них в корпусе. И артисты вот они, можно протянуть руку и дотронуться. Но не до всех. Попробуй подойти и пощупать полковника Стаина! Можно, конечно. Но последствия будут удручающими для смельчака. Вечное дежурство по кухне и, если смельчаком окажется девушка, проблемы от лейтенанта Федоренко. Так что ну его. Почувствовать свою причастность к большому искусству можно и на расстоянии.

Молодые, недавно прибывшие в полк, приоткрыв рот, слушали рассказы бывалых летчиц про то, как снимали фильм, про Ленинград, про знакомых по довоенным кинокартинам артистов, о которых сослуживцы рассказывали небрежно, как о старых, хороших знакомых. А если учесть, что на гимнастерках у рассказчиц поблескивало не по одному ордену, впечатление на новичков оказывалось убойное. И без разницы, кто был слушателем, парни или девушки, эффект был всегда один — восторг и острое желание приблизиться, встать в один ряд с этими людьми. А для этого надо работать над собой, учиться и не сачковать. Это тоже исподволь, во время бесед вбивалось в головы молодым. Ну а кто не понимал, были и другие методы, не такие приятные для воспитуемого, но тоже действенные.

Метеорологи давали прогноз, что срань продержится еще дня два, какой-то там у них циклон пришел. А значит, можно немножко выдохнуть привести бумаги в порядок, обмыть наконец-то новые звания и ордена. А то все не до того было. Пополнение, испытания, учебно-тренировочные полеты, развертывание вертолетного полка, переформирование ночников в вертолетчиков, поступление новой техники и всего, что с ней связано.

Хотелось собрать всех. Матвеева, Петрова, Казаринову, Раскову, но то самое ненастье, что позволило устроить дружеские посиделки, не позволило прилететь всем командирам. Придется праздновать с теми, кто был в этот момент в Багерово. Особенно сильно жалел Стаин об отсутствии Александра Андреевича Матвеева, своего, как он считал боевого учителя и наставника в нелегком командирском деле. Это Александр Андреевич, наплевав на свои амбиции, тащил, тянул Сашку, делясь с ним опытом, знаниями, командирской мудростью. Только теперь Сашка начал полностью осознавать, каково это, будучи опытным летчиком, командиром, комиссаром, прошедшим, Халхин-Гол, финскую, страшные лето и осень сорок первого, оказаться под началом по сути сопливого мальчишки, непонятно какой прихотью прыгнувшим в званиях от лейтенанта до полковника. Но Матвеев ни разу, даже намеком не показал своего недовольства, непонимания ситуации. И за это Сашка был вдвойне благодарен Александру Андреевичу. А сейчас, по некоторым намекам и оговоркам сверху, выходило, что скоро Матвеева у него заберут на повышение. С одной стороны, парень был рад за старшего товарища, а с другой, кого пришлют на его место? Или кого-то из своих двинут? Так ведь некого в корпусе почти все, как и он выскочки военного времени. Разве что Тамара Александровна Казаринова потянет, но женщину на дивизию вряд ли поставят. Хотя… Надо будет походатайствовать перед наркомом, чем черт не шутит, может и прислушаются. Не хотелось бы, чтоб со стороны человека назначили в их слаженный коллектив, лучше своих двигать.

Открылась дверь и в кабинет ввалился Ивелич, оставляя на полу грязные следы и пятна луж с промокшей плащпалатки:

— Мог бы и у входа раздеться, — недовольно проворчал Стаин, — наследил тут.

— Может еще тапочки надеть? — хохотнул свежеиспеченный подполковник.

— Лишнее, — буркнул Сашка.

— Qu'est-il arrivé à Votre humeur, le colonel?[21]

— Коля! — скривился Стаин.

— Надо спасать командира от армейской бюрократии, — прекрасно понял, что происходит Ивелич, — Ветродуи[22] подтвердили нелетную на два дня, так что гуляем! Бросай это гнилое дело, все бумажки не разгребешь, это я тебе ответственно заявляю!

— Как ты можешь что-то заявлять ответственно, если ты совершенно безответственный товарищ! И как тебя еще замполитом к нам назначили, удивляюсь я!

— Но-но! Товарищ полковник! Вы сомневаетесь в правильности решений партии?

— Не-не-не! Ты мне тут дело не шей! — улыбнувшись, поднял руки вверх Сашка.

— Я нет, — посерьезнел Ивелич.

— Что, опять донос? — догадался Сашка. Ивелич кивнул. Кляузы на Стаина писали регулярно, и если раньше он переживал, нервничал, бесился, то теперь стал относиться к ним спокойней, как к чему-то отвратительному и мерзкому, но неизбежному. — И что на этот раз?

— Использование боевых самолётов в личных целях, невыполнение в срок приказов Верховного Главнокомандующего о передаче самолётов другим соединениям, — Николай процитировал строчки доноса. Грамотно составили, чувствуется опыт.

— О, как! Когда это я боевые самолеты в личных целях использовал? — по срокам была сущая правда, но и здесь Сашка был спокоен. О причинах задержки знали Сталин и Берия, а остальным не обязательно.

— А это про то, что ты в Осетию летал, узнали.

— С каких пор ПС стал боевым самолетом? И вообще, откуда узнали?

— Экипаж похвастался подарками местных, а бдительные «товарищи» намотали на ус. Судя по твоему спокойствию, тут у тебя комар носа не подточит? — Николай тревожно посмотрел на Сашку.

— Да ерунда это. Товарищ Сталин знает к кому и для чего я летал, — Стаин дернул щекой. Противно! Свои же и писали. Советские. Такие же командиры. Этого он не понимал и не принимал. — И что теперь?

— Ничего. Копают под тебя, имей в виду.

— Пусть копают! — он зло выматерился. — Можно подумать, я держусь за место!

— И зря не держишься, — твердо отрезал Ивелич, — На тебя тут завязано все. Тебе люди верят и зависят от тебя. Ты не осознаешь этого, но ты уже легенда. Дважды Герой! Полковник в семнадцать! Ты стоял у основ нового вида авиации, с тебя корпус начинался. Твои портреты по казармам у девчонок висят, в конце концов. Тобой восхищаются. Но и завидуют, ненавидят тоже. Отсюда и доносы. А ты тут плечами пожимаешь!

— Коль, ты от меня что хочешь? — Сашка не понимал к чему этот разговор.

— Не подставься, Сань. Какое-то шевеление гнилое началось вокруг. Назаркин занимается, но сам понимаешь…

— Это ты от себя или?

— Вот же дотошный. Или, Саша, или! Ладно, разберемся. Ты тоже поглядывай вокруг. Хорошо если это просто завистливые идиоты. И вообще, я не за этим пришел. Хватит тут чахнуть, пойдем. Готово уже все.

— Ты иди, я позже подойду, закончить надо, — он с отвращением посмотрел на желтые листки штабных бумаг. Так хотелось плюнуть на них, смахнуть рукой, чтоб они разлетелись по заляпанному Ивеличем полу. Но нельзя. А еще надо обдумать сказанное замполитом. Вернее даже не обдумать, а просто успокоится. Каким бы толстокожим он не старался казаться, но вот эта подлость, исподтишка, в спину, от своих, ранила сильней немецких пуль и осколков.

— Давай, — прекрасно понял его состояние Ивелич, — не задерживайся. Уже ночницы подошли. Твои девушки.

— Моя там одна, — фыркнул Сашка.

— Ой-ля-ля, — легкомысленно покрутил рукой Николай, покидая кабинет.

— Пришли кого-нибудь убрать за тобой! — едва успел крикнуть ему вслед Стаин. Он опять склонился с карандашом над листками бумаги, покрытыми неровными строчками машинописного текста. Но спустя несколько минут кинул карандаш на стол. — Черт знает что! — раздраженно пробормотал Стаин, выдав следом загогулистое нецензурное коленце, — Пришел, натоптал, наговорил, ушел, — Он вышел из-за стола и с удовольствием потянулся. Ну, где там дежурный?! Стаин нетерпеливо посмотрел на дверь. Раздражение нарастало. Послышалось робкое шкрябанье, по мнению скребущегося означавшее стук. — Заходи!

— Разрешите? — в дверь просунулась коротко стриженая девичья голова. На юном конопатом лице, испуганно моргали длинными густыми ресницами зеленовато-серые глаза.

— Заходи, разрешил же уже, — буркнул Стаин.

— Дежурная по штабу, младший сержант Назаревич, — представилась она, жутко труся, — Товарищ полковник, меня товарищ подполковник прислал прибрать, — густо покраснев, пропищала девица. Сашка не помнил ее, видимо из свежего пополнения. Твою ж мать, ей бы в куклы играть! Хотя, скорее всего, девушка была его ровесницей, а то и постарше. Просто задорные конопушки и пухленькие губки придавали ее лицу детскость.

— Прибирай, — махнул рукой Сашка и, чтобы не мешать, взгромоздился обратно за стол. Собрал бумажки в стопку и сунул их в сейф. Поработать сегодня все равно уже не получится. Девушка загремела ведром, и послышалось хлюпанье воды. Сашка повернулся на звук, и взор невольно уткнулся в туго обтянутый красноармейскими застиранными штанами девичий зад. Очень даже симпатичный упругий зад. А младший сержант, не замечая горячего взгляда, отжав тряпку, принялась вытирать грязные пятна на полу. Ее ягодицы при этом зашевелились, заиграли. Вверх-вниз, вверх-вниз, влево-вправо, влево-вправо. Давненько они с Настей не ночевали вместе. С того дня, верней ночи, как помирились. Когда это было? Две? Три недели назад? Или месяц уже? А ведь действительно, почти месяц! Надо исправлять ситуацию, а то вон уже на подчиненных стал заглядываться.

Мысли вернулись к разговору с Ивеличем. Боялся ли он доносов? Не боятся только дураки. И когда доверие Сталина сменится подозрительностью предугадать невозможно. Он давно уже не ключевая фигура. Ковчег сам по себе, там давно и плотно командует Волков. Не такие уж великие знания практически полностью переданы местным. Сейчас наоборот, он все чаще выступает в роли ученика. Так что он самый что ни на есть обычный полковник, каких в армии тысячи. Нет у него никакой страховки от ареста. Пока только спасает хорошее расположение Сталина и Берии. В армии, правда, тоже есть поддержка, и очень солидная. Жуков, Василевский, Шапошников, Рокоссовский, Буденный. Но это все до тех пор, пока к нему благоволит Сталин. А капля камень точит. Один донос, второй, третий… И вот уже потеряно доверие и смотрят хищные желтые глаза не с благодушием доброго дедушки, а со стальным блеском в котором читается приговор. По большому счету плевать! Не страшно. Ну, арестуют, ну расстреляют. Этого он не боялся. Страшило, что он потянет за собой близких. Настю, Никифорова, Волкову, Весельскую, Валюшку! По спине пробежала ледяная волна ужаса. Именно это и пытался довести до него Николай. Да Стаин и сам прекрасно все понимал. Но что он мог сделать? Надежда одна, что разберутся. Вины за собой Сашка не чувствовал, да и не было ее. Все кляузы были высосаны из пальца. А потом, любое серьезное действие он согласовывал с начальством. Сначала от неуверенности в себе, а теперь от понимания необходимости прикрыть свою задницу. Задницу, задницу, задницу… Пальцы барабанили по столешнице.