Воздушные рабочие войны. Часть 2

А бригада потихоньку стала напоминать котел, из которого забыли стравить пар. Немцы давили по всем фронтам, героически сражались Севастополь и Керчь. Насмерть стоял Ростов, в котором бои шли за каждую улицу, каждый дом. Гитлеровцы рвались на Кубань и Кавказ. А они тут, как считали десантники, сытно кушали и вели курортный образ жизни.

Все закончилось 1 сентября. Маргелова вызвали в Кремль, за успехи в формировании подготовке бригады поздравили со званием полковника, намекнув, что это аванс, который вскоре придется отработать в боях. Ну а он разве против? Скорей бы уже. Полгода в тылу сидят, ряхи наедают. В город из расположения выходить стыдно, людям в глаза смотреть. А потом познакомили с молодым полковником Стаиным с седой головой. Как раз тем самым вертолетчиком, командиром авиакорпуса особого назначения НКВД. Боевой полковник, сразу видно по солидному иконостасу на груди. А медаль «За оборону Ленинграда» говорила, что это как раз он отметился под Шлиссельбургом.

В октябре командование запланировало наступление на юге с целью окружить и разгромить группировку немецких войск на юге с выходом в низовья Днепра. Бригаде Маргелова ставилась задача десантироваться на Перекопском перешейке, взять Армянск и, закрепившись на позициях, не позволить 11-ой армии Манштейна вырваться с Крымского полуострова, до подхода наших частей от Керчи. Взаимодействовать придется с морпехам 83-й бригады морской пехоты, которые должны будут взять Чонгар. Десантирование, огневую и воздушную поддержку будет осуществлять авиакорпус полковника Стаина.

Так планировалось. Только вот война рушит любые планы. Пехота завязла под Джанкоем и десантники уже вторые сутки сдерживали, будто сорвавшиеся с цепи немецкие и румынские части. И если б не регулярно перебрасываемое вертолетами пополнение и огневая поддержка авиацией их бы тут давно уже раскатали в тонкий блин. А так десант держался. А что им еще остается?

— Вертушки, ты мне вертушки давай! Без них хана нам здесь! — голос сорвался на едва различимый хрип. Раздался близкий разрыв и полковник Маргелов, закашлявшись, вжался в стенку окопа, а чуть выше его головы в землю вгрызлись злые осколки. На позиции бригады по степи переваливаясь на неровностях ползли немецкие танки, то и дело останавливаясь и выплевывая из кургузых окурков пушек язычки огня. Поднявшись, полковник, матерясь сквозь зубы, стряхнул рукой с ватника землю и снова закричал, срывая голос: — Пятый, пятый! Ай, мать твою! — он зло бросил эбонитовую трубку на разбитую осколками рацию. — Связь, мне быстро! Маргелов выглянул из окопа, при этом взгляд скользнул по радисту, лежащему на дне окопа с разбитой осколком головой, кровь вперемешку с мозгом густой вязкой жижей растекалась по растоптанной сапогами в кашу земле, пачкая голубой берет с парашютом со звездой и самолетами по сторонам на месте кокарды. Каска потлетела чуть дальше. Полковник, скрипнув зубами, наклонился, подняв берет и, отряхнув его от земли и крови, положил на грудь убитому. Жалко, парнишку, совсем молодой. Да всех ребят жалко. Уже погибших и тех кто еще погибнет в этой кровавой мясорубке. Только не до того сейчас. Жалеть после войны будем. А сейчас нужна связь и вертушки. Иначе прорвут танки оборону. Вырвется Манштейн-собака из котла. Маргелов зло оскалился. Неееет! Не бывать этому! Такую жирную птицу они не выпустят. Лягут здесь, но не выпустят! Взгляд снова метнулся на радиста, у которого из-под расстегнутой на груди фуфайки выглядывал тельник, точно такой же, как у полковника.

Из хода сообщения выскочил парнишка, прижимающий к животу и прикрывающий спиной от комьев земли и осколков рацию. Засуетившись у разбитой, буквально через несколько минут закричал:

— Есть связь, товарищ полковник! Пятый!

Вот это дело! А то, как без рук! Маргелов мысленно усмехнулся. Избаловался. До этой весны он о таком и не мечтал. Вся связь только через вестовых. А пока тот доберется куда надо, уже информация устарела. Проводная тоже не надежно. И ладно, если она просто пропадет, а если диверсанты? А тут бригаду обеспечили на уровне вплоть до взвод-рота. И качество связи… Ну пойдёт… Лучше, чем совсем никакая. Да и вообще грех жаловаться, обеспечили их на самом высшем уровне. Насыщенность вооружением, боеприпасами, медикаментами. Да и личный состав что надо. Только вот в бою все это тает мгновенно. А они уже вторые сутки из боя не выходят. Если б не вертолеты, уже задавили бы их тут немцы.

— Пятый! Вертушки давай! Танки пошли, мне чем их останавливать?! Голой жопой?! — рядом снова рвануло, — Что?! Нет сорокопяток! Вышли все! Все, жду! — Маргелов сунул трубку в руки радиста, а сам, навалившись на бруствер, выглянул из окопа. Идут, гады! Один, два, три… семь. Семь танков. Вот пред одним из них взметнулась человеческая фигура в голубом берете и машина задымила, зачадила. Сначала несмело, а потом все сильней и сильней, взметнулись вверх, заплясали на броне язычки оранжевого пламени. Но и человека откинуло назад пулями. Рука полковника сжалась в кулак, захватив пригоршню холодной земли. Какие парни гибнут! Скорей бы вертушки прилетели. Настоящее спасение. И огнем поддержать и раненых вывезти и боеприпасы с пополнением подвезти. Только вот летают на них девки в основном. Не то, чтобы полковника это сильно беспокоило, но войну он считал делом не женским. Хотя, чего уж тут, женское, не женское… Его Анечка тоже здесь сейчас. С раненными. Забрал к себе из своего бывшего полка. Главное воюют девчонки. Только гибнут вот… Маргелов обернулся назад, где на фоне дымящейся Джулги[25] четко выделялись два сгоревших остова с задранными вверх лопастями. Немцы накрыли артиллерией во время погрузки раненных. Двенадцать парней и три девчонки. Еще одна зарубочка в памяти, предъявить фрицам с мамалыжниками. Экипаж второго вертолета выжил, тут где-то крутятся. В тыл бы их надо, только вот где он, тот тыл. Кругом передовая. Хорошо еще с материка немцы не сильно давят, не до того им, их сейчас.

— Товарищ полковник, Вас! Десятый. — радист протянул трубку. Что там еще? Десятка — позывной авиакорпуса НКВД, который и осуществлял их воздушную поддержку.

— Семнадцатый, здесь, — горло сдавило спазмом, Маргелов закашлялся, выслушивая, что ему говорят, — Да. Один экипаж выжил. Не знаю. Здесь где-то. Что, не понял? Что?! — радист заметил, как лицо комбрига вытянулось, а рука с трубкой дернулась. — Понял! Обеспечу! — полковник аккуратно, будто ядовитую змею положил трубку на металлический ящик рации и так витиевато выругался, что радист восхищенно цокнул языком. — Летчиков со сбитого видел? — с надеждой посмотрел на парня Маргелов, тот кивнул.

— На ПМП были[26].

— Ранены? — к удивлению десантника, во взгляде полковника появилась паника.

— Нет. Медикам помогают. В окопы рвались, не пустили, — радист пожал плечами. То, что летчики рвались воевать, он понимал. А то, что их воевать не пустили — считал правильным. Нечего делать! И без них справятся. А они пусть летают. Без авиации им тут кисло придется. Он не успел додумать свою мысль, а полковник уже с матами сорвался с места, мгновенно скрывшись из глаз в ходе сообщения, ведущем к медпункту.