Пожарная застава квартала Одэнматё

— В другом случае вы не коснетесь содержимого этого ящика, — упрямо произнес я. Я сознавал, что он прав и говорит верные вещи. Но я уже уперся. Я уже принял правильное решение. Деньги достанутся всем — или никому. Я лучше сброшу его в реку. И не будет никаких уже подозрений ни у кого.

Господин заместитель посмотрел на Сага, и смотрел так долго, не мигая. Краем глаза я видел, что так же не мигая Сага смотрел в ответ, неожиданно для господина заместителя не понимая, на что ему усердно намекают. Сага не вмешивался в наше решение.

Господин заместитель отвел свой взгляд от своего наемного убийцы и скривил бледные губы в кривой улыбке.

— Ну, хорошо. Хорошо, — он взмахнул руками. — Пусть будет по-твоему. Но платить будешь только из своей части. Я оповещу всех, о ком знаю. Остальных будешь искать сам.

— Я вывешу объявление у моста Нихонбаси, — упрямо хмурился я.

Господин заместитель, бледный и расстроенный, развел руками:

— Как хочешь. Ну, что? Теперь откроем его?

Сага, немного повернув голову, покосился на меня, я мелко кивнул. Сага привстал, вынув из ножен большого меча маленький как шпилька нож-кодзука, он его использовал для ухода за плетением на рукояти меча, ну и, бывало, в ушах ковырялся. Развязал ткань на ящике, стащил. Поддел кодзука бумажные полосы с уже бледными красными печатями княжества на бумаге и разорвал их одну за другой.

Все. Мы совершили это.

На сердце было тяжело, в душе пусто, в ушах гулко.

Сага вышел на кухню, вернулся с ножом для колки лучины и, сноровисто поддевая шляпки гвоздей, выдернул их один за другим, складывая их в аккуратный ряд на татами. Приподнял крышку ящика, но, наткнувшись на бешеный взгляд господина заместителя, опустил крышку, не открыв ящика. Отступил, сел на свое место рядом со мной.

Мы смотрели на вскрытый ящик, потом господин заместитель со всхлипом вздохнул, боязливо протянул руки к взломанной крышке, приподнял ее, снял вовсе, заглянул внутрь. Лицо его исказило свирепой радостью. Он запустил руки в ящик.

Не переставая улыбаться, он содрал бумажную упаковку с гладкого речного голыша, извлеченного из ящика. Уронил его обратно. Потом достал еще один. Потом еще. Глаза его на продолжавшем улыбаться лице быстро наполнялись ужасом.

— Камни, — прошептал он, суетливо перебирая содержимое ящика. — Камни!

Он страшно завопил, выхватил камень из ящика и швырнул в меня, я в таком оцепенении наблюдал за этой жуткой сценой, что не подумал уклониться, — камень пролетел мимо и с грохотом и лязгом исчез, пробив дыру в бумаге перегородки.

— Камни! — заорал господин заместитель, опрокидывая ящик, падая на высыпавшуюся груду камней, обнимая ее руками, укрывая полами кимоно, рыдая, как крестьянка на могиле единственного сына. — Казначей! Старая обезьяна! Обманул! Обманул! Камни! Только камни!

Мы с Сага в оцепенении некоторое время наблюдали за ним. Потом, не сговариваясь, одновременно встали и, не поклонившись, покинули этот дом.

На улице мы постояли немного каждый под своим зонтом.

— Мне даже как-то легче, — произнес я неожиданно даже для самого себя.

Сага только покосился на меня, продолжая созерцать бесконечный дождь. Потом сказал:

— У него совсем не осталось средств к существованию. И мне он должен был заплатить из этих денег...

— Понимаю, — пробормотал я. — Это безумие какое-то. Мы шли, тащили его, убивали, чуть не бросились друг на друга — ради груды речного камня…

— Ложный ящик, — буркнул Сага. — Обычное дело. А деньги, наверное, даже не покидали рук казначея. А теперь все — пропали где-то в пути… Хитрая старая обезьяна…

— А что он говорил о заговоре?

Сага покосился на меня и после некоторого молчания произнес:

— Слышали ли вы о человеке по имени Юи Сосэцу?

Слышал ли я о Юи? Слышал ли я о Юи Сосэцу! О, да. Какой непростой вопрос, потому что следует с осторожностью выбирать общество, в котором можешь безбоязненно признать хотя бы, что слышал о таком человеке, как Юи Сосэцу. Подходит ли для этого общество Сага Хародзи?

А Сага, внимательно наблюдая за мной, произнес:

— Похоже, вы слышали о таком.

— Да, что-то припоминаю такое… — пришлось признать мне. — Я слышал, он не преуспел?

— Да, он и его соратники, замышлявшие против Ставки, покончили с собой, прежде чем их взяли.

Но никто точно не знает, сколько на самом деле участвовало в заговоре людей и сколько княжеств замешано. Оружия на тайных складах было запасено на несколько тысяч воинов.

— Так много?

— Да, немало. Склады ищут до сих пор. Болтали, одна окольная дорожка привела к нам, в Какэгава. Доказательств не нашли. Но Ставка воспользовалась первым же поводом, чтобы распустить нас. Так что следите за тем, что делаете и кто рядом с вами. Возможно, это шпион Ставки.

Я с трудом подбирал, что сказать, чтобы не выдать лишнего:

— Вы верите в это?

— Ничего не слышал о заговоре в наших местах, — ответил Сага. — Но не удивился бы. Многие наши были недовольны, когда лишились земли и пришлось довольствоваться одним рисовым пайком.

— Понятно. Что будете теперь делать?

Сага молчал несколько мгновений, потом произнес:

— Есть около Ёдэномадзё один приходящий лапшичник. Я его присмотрел, когда следил за вашим храмом.

— Да, я знаю, о ком вы.

— Заметил, что очень хорошо он зарабатывает. Зайду к нему сегодня вечером. Пойдете со мной?

— В каком смысле?

— В том самом смысле. Мне нужны деньги. Или у вас за душой есть что-то кроме камней из родного сада?

— У меня здесь… — я начал рыться в рукавах. — Сейчас... Вот! Двадцать дзэни! Берите, Сага. Но не нужно никуда ходить — это не кончится для вас добром!

Сага со странным выражением лица наблюдал за мной, потом посмотрел на деньги в моей руке. Поклонился:

— Извините.

И ушел в дождь.

***

Я провел тот вечер, сидя у переносного прилавка того самого лапшичника. Моложе меня, он работал допоздна, согревая по пути горячей лапшой идущих с поздних работ грузчиков и строителей. Братья Хиракодзи смеялись и балагурили, сидя рядом со мной, — мы заняли все места у маленького навеса, что лапшичник приносил и уносил на себе каждый вечер в этот переулок. Дела у него шли действительно хорошо — он мог себе позволить сооружать такое удобство для покупателей, иные торговали с поставленного на землю ведра…

Сакуратай сидел рядом и дымил своей увесистой трубкой, созерцая закатное небо и мелкими глотками попивая дешевое белое сакэ, что лапшичник наливал по четыре дзэни за чашку.

Я спустил тут все свои деньги, оставшиеся с моего последнего заработка. Съел три порции лапши — и больше в меня уж не лезло. Тогай с Хаято в конце концов ушли спать — с утра им было рано на работу, на храмовую стройку. Сакуратай тоже, выбив наконец трубку, поклонился и тихо удалился в темноту

А я остался один с лапшичником.

Уже совсем стемнело, когда Сага показался из переулка и неспешным шагом, положив руку на меч, приблизился к переносной лапшевне, увидел меня, замедлил шаг, но не остановился. Медленно он прошел мимо меня, не обратил на кланявшегося лапшичника никакого внимания, скрылся в переулке дальше. Мне показалось или он действительно не мог поднять глаз от стыда?

Он не обернулся и не вернулся. Он вообще больше в нашем квартале не показывался.

Капли падали на соломенную крышу навеса все реже, тише, пока не обратились в едва различимую в темноте водную пыль. Я доел свою лапшу и выглянул наружу.

Стало прохладно, задул ветер, унес тяжелые тучи, и с темных глубин неба на влажную землю пролила свой свет яркая огромная луна.

Дождь наконец кончился.