Дохлый таксидермист

– Помню, вы любили фотографировать его с балкона, еще на старой квартире…

– Да, и вы знаете, я атеист, коммунист и вообще еврей, но вид на собор мне все равно нравился больше, чем на груду развалин. Дворец Советов там построили, нет? Я как-то перестал за этим следить.

– Когда я в последний раз был в Москве, из каркаса Дворца Советов вытаскивали арматуру не то на мосты, не то на противотанковые ежи. После войны, как я вижу, они будут все это добро разбирать и засовывать арматуру обратно, – Приблудный знал, что Женя не допускает и мысли о победе немца.

– Министерство Соответствия на такие хлопоты точно не согласится.

Ваня понял, что беседа про храмы, развалины и чиновников может продолжаться бесконечно, и подошел ближе. Ильф с Петровым не сразу заметили его присутствие – были увлечены разговором и пирожками на газете. А, может, это Женя был увлечен, а Ильф просто игнорировал Ваньку из вредности.

– Здравствуйте, товарищи! – поприветствовал журналистов Приблудный. – Скучаете?

– О, Ваня, доброе утро! – обрадовался Петров.

Он тут же проглотил остатки пирожка, вскочил со скамейки и протянул Ваньке руку. Ильф тоже встал, задрал нос и демонстративно сложил руки на груди.

– Здравствуйте, Ваня. Вы нам писали.

Приблудный закатил глаза и хотел уже уточнить, что писал не занудному Ильфу, а его гораздо более приятному в общении соавтору, но Петров с улыбкой придержал его за плечо и махнул в сторону расстеленной на скамейке газеты:

– Пирожок с вареньем хотите? Нас угостила соседка по коммуналке. Как раз для вас один остался.

Приблудный посмотрел на одинокий пирожок посреди газетки: выглядело аппетитно, только ему с утра кусок в горло не лез. К тому же Учитель велел не принимать у Ильфа с Петровым еду: он допускал, что журналисты могут отомстить за пятничный ужин, подсыпав снотворного или слабительного.

Реализовать план Учителя после слабительного было бы весьма затруднительно.

– Нет, спасибо, – отказался Ваня.

Перед глазами вдруг всплыло воспоминание: сползающий под стол побагровевший и задыхающийся Евгений Петров.

Учитель сказал, он не совсем правильно рассчитал вес, и еще не учел, что журналисты будут угощаться пирожными на голодный желудок. Он же спросил насчет ужина, и они отказались – ну, кто же мог знать?

Учитель сказал, яд не должен был подействовать так сильно. Он думал, Петров почти не пострадает.

Приблудный не верил, что Учитель действительно может причинить кому-то вред. Улыбаться в бороду, насыпая яд, и идти отмаливать грехи. Казалось, что это кто угодно, только не он.

…но Женя ведь действительно остался в живых?..

Ваня отогнал неприятное воспоминание, взглянул на насмешливые физиономии товарищей и пояснил:

– Сладкое вредно.

– Да неужели, Ванюша? – насмешливо сощурился Ильф. – Вреднее, чем цианид?

Морды у них с Петровым стали очень ехидными – Приблудный даже немного удивился этому гнусному единодушию.

– Очень смешно, – буркнул он.

– Мы еще долго планируем так шутить, – уведомил его Евгений Петрович, и снова перевел взгляд на пирожок. – Иля, не хотите доесть?..

– Половинку, – застенчиво сказал Ильф. – Целый мне много будет.

Приблудный небрежно сунул руки в карманы, наблюдая, как он делит пирожок. Пальцы правой руки обожгло металлом, и Ваня невольно скривился.

К счастью, журналисты ничего не заметили. В глазах у Ильфа была его обычная еврейская грусть, а у Петрова – легкое недовольство из-за отсутствия урны возле скамейки. У входа в парк ее тоже не было, и вместо того, чтобы пойти к набережной, они всей толпой потащились искать, где Женька может выкинуть испачканную вишневым вареньем газету.

– Я что, по-вашему, должен мусорить?! – возмутился Петров в ответ на предложение оставить газету на скамейке. – Ваня, это никуда не годится! Вы еще предложите в пруд кинуть!..

Ильф слизывал с пальцев варенье и призывать соавтора к порядку (вернее, к беспорядку) не собирался, так что Приблудному пришлось смириться и потащиться за журналистами по посыпанной песочком дорожке.

Прудов в Лефортовском парке действительно было больше, чем урн, и Женя предположил, что их не успели поставить после реконструкции. Ближайшая обнаружилась у Грота Растрелли, и Ильф немедленно принялся вспоминать, что в царские времена – он читал – там была статуя Геркулеса, три каменных тюленя, два сфинкса, фонтан с позолоченным тритоном, двенадцать дельфинов и еще невесть что.

– По-моему, это буржуйство, – не оценил Приблудный.

– А Растрелли всегда так строил. У него были проблемы с умеренностью.

Ваня поднял глаза к серому утреннему небу, и Ильф тихо фыркнул себе под нос – очевидно, считая, что только он может закатывать глаза от чужого занудства, и больше никто.

– А теперь пойдемте на набережную, – сказал Ванька, когда они наконец избавились от газеты.

Он небрежно сунул руки в карманы – и вздрогнул, снова ощутив под пальцами смертельный холод металла.

Учитель просил его быть осторожнее.

Учитель просил не совать руки в карманы без особой нужды, не делать резких движений и не падать. «Так ведь можно случайно с предохранителя снять» – сказал Учитель.

А потом Учитель сказал, что ему придется…

– Ваня, у вас все хорошо? – уточнил Петров, с тревогой всматриваясь в его лицо. – Если вам нужна помощь…

Неизвестно, что было написано у Приблудного на лице, но Женька насколько проникся, что даже руку ему на плечо попробовал положить – Ваня едва успел увернуться. Последнее, что ему требовалось, так это чтобы впечатлительный журналист принялся его успокаивать. Самое последнее – это чтобы еще и Ильф влез.

Тот, к счастью, молчал и следил за действиями соавтора с легким неодобрением.

– Ерунда, товарищи, – сказал Ваня, отмахиваясь от Женькиных утешений. – Пойдемте на мост. Хочу по набережной пройтись.

Они вышли из парка и поднялись на Госпитальный мост. Приблудный хотел быстрее миновать это подозрительное место (назвали тоже, «Госпитальный», хорошо, что не «Морговский»), но зловредные журналисты с чего-то застряли.

Ну, то есть это Ильф первый замер посреди моста, рассматривая воду – до нее было недалеко, два или три метра – а Женя уже потом встал рядом с ним. То ли действительно увидел то же самое, что и соавтор (знать бы еще что!), то ли просто решил составить компанию.

– Идемте, – поторопил Приблудный, махнув рукой на противоположный от парка берег. – Стоим на мосту как привязанные.

Ильф дернул плечом – впрочем, в плотном не по сезону пальто это было почти незаметно – и отошел от перил, а Петров с обычной для него улыбкой спросил, что за непонятные претензии к мостам.

– Какие претензии, Женя?! – возмутился Приблудный. – Это же вы все утро ворчите! Вы что, не выспались?

Петров, разумеется, не стал на это обижаться.

– Конечно, не выспался, – сказал он как ни в чем не бывало. – Мало того, что у меня в больнице был подъем в шесть, так стоит мне выписаться, и вы назначаете встречу на семь. Учитывая, где я живу, и что еще нужно заехать за ним, – Женя кивнул на соавтора, – это подъем в полшестого. Хотя Иля тоже встал рано. Ну, ладно, надеюсь, завтра мы выспимся.

Приблудный невольно вздрогнул. Остановился. Ему срочно потребовалось посмотреть на воду, на набережную или на парк – на что угодно, лишь бы не на Петрова.

– Ну, Женя, не ворчите, – небрежно вставил Ильф, – отличная же получилась прогулка, и пирожки были вкусные. Простите, я даже в какой-то момент подумал, как было бы здорово, если бы вы, Ванюша, вообще не пришли. Передумали.

От возмущения Ваня тут же пришел в себя. Ну, от Ильфа-то Ваня ничего другого не ожидал, но Женька, зараза такая, закивал и серьезно сказал, что тоже подумал, как было бы хорошо просто гулять вдвоем. «Без этого всего».

– И без ваших загадочных посланий, Ванюша.

Было понятно, что он говорит о записке Учителя – о той, которую Ванька передал через Мишу Файнзильберга, и где он писал, что им непременно нужно встретиться, потому, что речь идет о жизни и смерти.

О жизни и смерти, да.

Ваня вздохнул и сунул руки в карманы:

– Вы поэтому тут застряли?!

Журналисты посмотрели друг на друга и неторопливо пошли вперед. Раздражающе медленным прогулочным шагом.

– Ваня, мы не хотели вас обидеть, – примирительно сказал Петров, которого, очевидно, все же замучила совесть. – Когда мы говорим о том, что хотели бы прогуляться вдвоем, то не имеем в виду, что нам не нравитесь лично вы. Даже если это так и звучит. Нас просто немного нервируют все эти записки, тайные встречи, отравления, нападения…

– Когда они касаются нас.

– Да, когда они касаются нас, – согласился с соавтором Женя. – Мы и без этого на скуку не жаловались, знаете ли. И нам хотелось бы знать, что за вопросы жизни и смерти, о которых писал Распутин. Заявляя при этом, что хочет нам только добра.

– Женя, ну вы же можете подождать две минуты?! – не выдержал Приблудный. – Как Ильф вас выносит?! Отвечу я, отвечу на все ваши вопросы!

– Ну, ловлю на слове, Ванюша, – улыбнулся Петров. – А насчет того, как Илья Арнольдович ухитряется меня выносить, так просто остальные кандидаты в его соавторы еще хуже.

Он явно шутил, но Ильф не изменил своим занудным привычкам и принялся его разубеждать:

– Не говорите так, Женя, – негромко сказал он. – Вы же знаете, что…

Приблудный не удержался и снова закатил глаза. Он понял, что сейчас эти двое начнут обсуждать кандидатов в соавторы Ильфа и Петрова с подробным описанием плюсов и минусов. Учитывая, что он сам, кажется, некоторое время был одним из таких кандидатов, слушать сравнительный анализ было не слишком приятно. Впрочем, от комментариев Ваня воздержался.

Руки из карманов он больше не вытаскивал.

Пешеходная часть по-утреннему пустынной набережной Яузы была просторной, и все трое могли идти в ряд. Погруженные в беседу журналисты не сразу заметили, что Приблудный остановился, а потом и сделал два шага назад. К тому моменту, как Ильф с Петровым обернулись на хищный металлический щелчок, их отделяло от Ваньки не меньше пяти шагов.

И маленький дамский «Браунинг» уже был направлен на Женю.

– Не делайте глупостей, – хрипло сказал Приблудный. – И никто не пострадает. Поднимите руки, оба.

Ильф с Петровым переглянулись и медленно подняли руки. Лицо Петрова застыло, а на губах Ильфа медленно таяла ехидная улыбка. У них была секунда, чтобы броситься врассыпную, но они потратили ее, чтобы посмотреть друг на друга – безотчетное и бесполезное желание убедиться, что с товарищем все в порядке.

Учитель сказал, что так будет. Он знал.

Странно, но до этого Ваня почти не нервничал. Они спокойно и мирно беседовали, и он, даже зная, что придется сделать, почти не думал ни о чем дурном.

Как будто это было не с ним.

Но когда Приблудный достал пистолет из кармана и снял с предохранителя, все тело охватила дрожь.

– Я обещал объяснить, да? Учитель сказал… – Ванька нервно сглотнул,– Учитель сказал, вы в смертельной опасности. И если я ничего не сделаю, вы оба умрете. Но Учитель сказал, что у вас есть шанс спастись. Хотя бы… хотя бы у одного. Если я помогу вам. Спасу вас.