Дохлый таксидермист

Он перевел пистолет на Ильфа. Так, как сказал Учитель. Он же не мог посоветовать ничего плохого, правда?

Ильф не смотрел ему в глаза. Он заворожено уставился на дуло пистолета – ждал смерти.

Приблудный вспомнил свой собственный далекий расстрел и подумал, что осужденных, наверно, не просто так заставляют встать лицом к стене. Смотреть в глаза приговоренному человеку было тяжело.

Даже если хочешь помочь.

Учитель сказал…

– Не надо, Ваня, – пробормотал Петров. – Вы же сами не верите ему, правда? Вы же этого не хотите.

Он тоже смотрел на пистолет, но не застывшим взглядом, как Ильф, а пристально и внимательно. Словно прикидывал что-то.

– Два шага в сторону, Женя! – крикнул Приблудный. – Илья, скажите ему! Ну!

– Женя. Пожалуйста.

Петров посмотрел на соавтора с ужасом в распахнутых глазах, но послушно отошел. Он, может, и бросился бы отнимать «Браунинг», если бы сам был под прицелом.

Если – не Ильф.

– Женя, стойте на месте, или я пристрелю его прямо сейчас, – сказать это оказалось легче, чем он представлял это тогда, на тайной квартире Учителя. – А вы залезайте.

Петров замер, а Ильф вздрогнул и полез на парапет – достаточно широкий, чтобы можно было стоять, поймав равновесие.

Двумя метрами ниже плескалась Яуза, и Приблудный думал только о том, насколько там глубоко.

А Петров никак не мог заткнуться. Говорил какие-то гадости про Учителя. Что-то вроде того, что Ваньке не надо верить «этому психопату», и что нужно только опустить пистолет, и они уже во всем разберутся.

– Вы же не хотите стрелять в него, правда? Мы же можем поговорить? Просто поговорить.

– Замолчите!..

Приблудный, может, и хотел бы рассказать ему побольше. О том, что Учитель не психопат, и все, что он хочет – это спасти невинных, и в первую очередь самого Петрова. Только Женя не желал ничего слушать. Его кроме Ильфа ничего и не волновало, в общем-то.

Учитель был прав.

– Теперь встаньте спиной к реке, – скомандовал Приблудный.

Ильф неловко переступил с ноги на ногу и повернулся к нему лицом. Глаза за стеклами пенсне казались спокойными и печальными. Он будто заранее ждал, что его ждет.

А вот в глазах Петрова плескался ужас – и казалось, что для него действительно нет ничего страшнее, чем снова смотреть на смерть друга и быть не в силах помочь.

Приблудный хотел пожалеть его. Утешить, сказать, что не нужно переживать, что лучше умереть одному, чем двоим, и что Ильф это знает, и именно поэтому он так спокоен…

Рассказать, что только Учитель знает, как их спасти – только он понимал, что Петров все равно не поверит.

А еще Ваня знал, что будет дальше. Учитель ему рассказал.

«Петров начнет умолять тебя застрелить его».

– Ваня, пожалуйста, только не Илю. Убейте меня, не его. Я… не хочу снова на это смотреть.

– Молчите! – не выдержал Ваня. – Илья, скажите ему! Он вас послушает!..

Ильф, неподвижный, застывший в соляную статую, шевельнулся и взглянул в глаза соавтору:

– Женя, вы не волнуйтесь. Все же в порядке.

– Ильюша, пожалуйста…– он говорил прерывисто, словно снова не мог дышать, – я больше не смогу… одному.

– Если там, дальше, есть еще что-нибудь, я вас дождусь.

Странно, что Петров не плакал, он же был неженкой. Просто смотрел на соавтора и бормотал «не надо, не надо» – как будто, в самом деле, это от Ильфа зависело.

И это было даже страшнее слез.

Ваня не хотел стрелять. Просто по-другому было нельзя.

Он уже не мог опустить пистолет и сказать товарищам, что пошутил, потому, что за ним уже бежали со стороны Госпитального моста. Не услышать вопли и топот мог только глухой.

Учитель знал, что так будет.

Он это предвидел.

– Эй, вы, там, бросьте пистолет! Руки за голову, быстро!.. – закричали сзади, но Ваня не мог позволить себе обернуться, потому, что все решали секунды

Он не хотел нажимать курок, но…

– Учитель сказал, что я вас спасу.

Приблудный выстрелил и отшвырнул от себя пистолет.

Ильф, неподвижный, спокойный, в последний момент все же дернулся – не то от страха, не то от пули – взмахнул руками и упал в Яузу спиной вниз.

Всплеск заглушил крик Женьки, а в следующую секунду Приблудному уже заламывали руки – и у него не было сил, чтобы сопротивляться.

Возможно, Учитель знал и это.

Только Учителя здесь не было.

Ваня прикрыл глаза, позволяя помощнику Ганса Гросса и еще какому-то молодому человеку надеть на себя наручники и хорошенько повозить мордой по набережной. И только шептал:

– Я их спасу. Я их спасу. Я их спасу.

Он лежал, закрыв глаза и ощущая, как на него надевают наручники, и думал, что теперь Учитель не сможет вытащить его из каталажки, а если что-то пойдет не так, грехи понадобится отмаливать совместно, и вообще…

Приблудный не успел додумать эту мысль, потому, что над ухом заорали:

– Евгений Петрович, стойте, не вздумайте!.. Мы его вытащим! Вытащим!..

Ваня вздрогнул, распахнул глаза: это кричал тот самый молодой человек, он, кажется, маскировался под спортсмена. Приблудный перекатился лицом вверх и успел увидеть, как Петров, в брюках и в свитере, перелезает через парапет и, на секунду повиснув на руках, соскальзывает в Яузу. И что почему-то блестит металлом его сброшенное пальто.

– Вася, черт вас дери, почему вы его не схватили?!

Молодой милиционер наседал, возмущаясь, и помощник Ганса оправдывался, разводил руками: он отвлекся, отвернулся от Петрова только на секунду, и то потому, что сам собирался лезть в Яузу за пострадавшим, а тут…

– Он бы все равно спрыгнул, – пробормотал Приблудный не то им, не то самому себе. – Так и должно быть.

Учитель сказал, когда Ваня выстрелит в Ильфа, Женя прыгнет доставать его из реки. Просто потому, что не сможет по-другому.

Учитель сказал, что есть боль сильнее. Чем что? Приблудный не спросил. Не до этого как-то было. Кажется, тогда он кричал на Учителя и называл его обидным словами. Не верил ему.

А потом Учитель сказал, что если Ильф и Петров пройдут сквозь огонь и воду, как сам Учитель, никто уже не посмеет причинить им вред, а значит…

– Мы их спасем.