Герварт Вальден — куратор нового искусства. Жизнь и судьба

Но самое главное, что захотела открыть Нелл в своих мемуарах, тем самым освобождая Вальдена от несправедливых обвинений в его адрес со стороны художников, так это истинный источник их доходов в период Первой мировой войны. «Я тешу себя надеждой, — писала она, — что мне удалось в это трудное время поддержать Вальдена и сохранить „Штурм“… Скажу кратко: я смогла обеспечить необходимые средства с помощью журналистской работы, снабжая почти дюжину ежедневных шведских газет материалами из Берлина, подготовленными военным пресс-центром, а также делая технические переводы для некоторых фирм. Работая день и ночь, я скопила солидную сумму. Вальден был человеком непрактичным, понятия не имевшим, как можно было в то время получить помощь от государства. Таким образом я смогла провести „Штурм“ через четыре тяжелых военных года. Иначе он не смог бы продолжить свое существование после четырех лет войны, да еще обзавестись новыми выставочными помещениями. Журнал не смог бы публиковать новые тексты, не заработал бы новый книжный магазин, и по средам не проводились бы знаменитые вечера „Штурма“… Когда говорят: это была гигантская работа, я могу подтвердить: так оно и было! Благодаря ей я смогла спасти Герварта Вальдена для „Штурма“»[166].

Герварт и Нелл Вальдены в своей берлинской квартире. 1916

Сказанное Нелл Вальден нуждается во внимательном прочтении. Стараясь реабилитировать Вальдена в глазах художественного сообщества, она признается в собственной причастности к работе на Германию в годы войны. Но Нелл лишь переводила на шведский поступавшие к ней агитационные тексты. Понятно, что без журналистского мастерства Вальдена обойтись в этом деле было невозможно. Он «придавал слишком уж большое значение пропаганде. <…> Это стало его ошибкой», — признает Нелл Вальден[167]. План продолжить собственное дело под государственным прикрытием «обернулся бумерангом и поразил его самого»[168].

Кому бы ни принадлежала та «благая» идея спасения «Штурма», очевидно, что Нелл, в отличие, например, от Ласкер-Шюлер и некоторых других деятелей движения экспрессионистов, занимавших в годы войны антимилитаристскую позицию, охотно соглашается стать винтиком военной машины, не предполагая, чем непродолжительное финансовое благополучие обернется для их брака. «Лучше бы мы открыли всем источник наших денег!», — с горечью скажет она потом[169].

Свое твердое желание развестись с Вальденом, возникшее в 1924 году, Нелл объяснит новыми целями и устремлениями своего мужа, которые она не могла разделить. Речь шла о его вступлении в Коммунистическую партию Германии. Однако по-настоящему разрушительным для их союза, как представляется, все же стало отчуждение прежних соратников и друзей. Подвергшись остракизму со стороны художников, с которыми он так долго сотрудничал, Вальден пережил серьезную психологическую травму. Его провал, как прежде его успех, ассоциировался с Нелл. Они стали тяготиться обществом друг друга.

На допросе он скажет, что о нынешнем месте пребывания своей бывшей жены Нелл Вальден ему ничего не известно. Нелл в мемуарах даст понять, что подлинные чувства Вальдена к ней запечатлены в его письмах, которые она так и не пожелает опубликовать, ограничившись надписями на подаренных им книгах. «Тебе — чудесному, лучшему, единственному человеку моей жизни, тебе, Нелл, прекрасной жене, в горе и любви», — написал он ей 31 мая 1924 года[170].

Несмотря на трудный для обоих период, она повела себя весьма практично, получив в собственность после развода не только принадлежавшую ей самой коллекцию картин, но и оставшиеся работы из собрания галереи. К ее чести, в годы Второй мировой войны Нелл найдет способ их сохранить, перевезя из Германии в Швейцарию, где в 1944–1946 годах будут организованы передвижные выставки под названием «„Штурм“. Коллекция Нелл Вальден».

Через пару лет после расставания с Вальденом Нелл вышла замуж за врача Ганса Хаймана. В годы гитлеризма она постарается спасти мужа от преследований гестапо — из-за его еврейского происхождения, — для чего не только переселится в нейтральную Швейцарию, но и заключит новый брак с целью получения гражданства. Ее усилия, однако, будут тщетны. Хаймана депортируют в Восточную Европу, где он погибнет.

После войны часть принадлежавшей Нелл Вальден коллекции экспрессионистов, которая, скорее всего, так и не была полностью каталогизирована, оказалась продана на аукционе в Штутгарте и таким образом разошлась по музейным и частным собраниям. Кое-что из сохранившихся у нее документов, касавшихся «Штурма», передано ею еще при жизни в Национальный литературный архив Германии. Нелл также подарила несколько картин различным европейским музеям. Оставшаяся часть, согласно ее завещанию, досталась небольшому музею, расположенному в ее родном Ландскруне.

Нелл Вальден скончалась в Берне в 1975 году. Согласно ее воле, прах был развеян.

Пауль Раабе, возглавлявший после войны Национальный литературный архив, в заметках о Вальдене описал свой первый визит к Нелл, состоявшийся, должно быть, в 1950–1960 годы. Она жила в Швейцарии со своим третьим мужем. «В прошлом лыжный инструктор, намного моложе ее, он к своей красивой швейцарской фамилии добавил фамилию своего предшественника и стал зваться Ханнес Урех-Вальден. Супружеская пара проживала в огромном загородном доме… с великолепным видом на долину Аары… Нелл Вальден принимала меня в ярком платье, мы сидели на веранде и разговаривали, она была любезна и радушна, но каждый час она уходила, чтобы вернуться одетой в другое платье. <…> Она показала мне свои картины: ранние живописные работы на стекле и картины маслом… абстрактные лирические формы ее творения были выражением в высшей степени женского искусства. Но первое впечатление от ее личности оставалось неизменным. Она была довольно наивной и скромной дамой»[171].