Петля

IV

О Срнцовой Марек высказался так: «Встретишь такую бабу в лесу, сразу кинешь ей кошелек и припустишься наутек».

Встрече Марека с Срнцовой предшествовала долгая, кропотливая работа по установлению алиби десятка людей, которые, по словам Абсолона, «хоть как-то могли приниматься в расчет». Экспертиза не принесла следователям ничего особо нового. Она только лишний раз подтвердила, что убийство совершено не на сексуальной почве и не из боязни возможных последствий. На оба вопроса заключение института судебной медицины ответило коротко и четко — нет. Ничего не дали и точные фотографии, отснятые на месте нахождения трупа. Правда, доподлинно стало известно одно обстоятельство, о котором до поры до времени следователи решили умолчать. Анна Кракова была убита не на том месте, где ее нашел управляющий Жампах. На микропористых подошвах туфель убитой налипли комочки ржавого перегноя, хвои и мелкого щебня. Никаких следов песка на них не было. На то место, где она была найдена, девушку кто-то принес и прикрыл толем.

Срнцова была женщиной крупной, с копной рыжих волос. В ярко накрашенных губах вечно торчала крепкая кубинская сигарета.

Срнцова круглый год жила на даче. Когда приходила охота, она работала в лесу, но чаще всего возилась с курами и кроликами, которым устроила закуток из обструганных жердей, или же подолгу просиживала с удочкой, а ее верная подружка, престарелая овчарка Зузка, посапывала рядом.

Несколько скороспелое суждение Марека основывалось на впечатлении, которое произвел на него наряд этой чудаковатой женщины. Юфтевая куртка, на голове черная широкополая шляпа, какие носили красногорковские возницы, — надо ли еще удивляться, что такая женщина пришлась Мареку не по нутру. К тому же, когда Марек впервые вошел в ее дом, при этом забыв постучать, от печки мгновенно взметнулась и будто черная пружина прыгнула ему на грудь преданная Зуза. Это было так неожиданно, что следователь успел только прикрыть рукой глаза. Срнцова крикнула: «Зуза!», но было уже поздно — от рукава новехонькой замшевой куртки остались одни клочья. И прежде чем Марек опомнился, Срнцова его изрядно отчитала, не преминув при этом похвалить Зузку за верную службу.

Марек, сжав зубы, вынул удостоверение.

— Ну и что с того? — ледяным тоном спросила Срнцова.

Эта встреча для Марека была неприятной и унизительной, хотя в том, что он не постучал, не было ни злого умысла, ни следа от «наглого поведения пижона из угрозыска, считающего, что ему все дозволено, а остальные люди — нули без палочки», как выразилась Срнцова. Но тем не менее этот эпизод послужил причиной тому, что между Мареком и Срнцовой установилась вежливая, почти что дипломатическая форма беседы.

— Едва завижу этого парня, сразу настроение портится, — сказала Срнцова Кубелке, который иногда заходил к ней на чашку кофе.

А Марек своим чередом заявил шефу:

— Хоть на край света пойду, вы же меня знаете, но к этой бабе меня больше не посылайте.

Вот отчего Абсолон отправился к Срнцовой сам.

— Шел мимо, — как бы оправдываясь, сказал он и погладил Зузу, которая хоть и настороженно ворчала, но позволила коснуться себя. — Надеюсь, не задержу вас.

— Порядочные люди никогда меня не задерживают, — выжидательно проговорила Срнцова.

Они перебросились двумя-тремя незначительными фразами. Срнцова предложила следователю кофе, а когда заметила, что он поглядывает на низкий потолок комнатушки, со вкусом обставленной самой необходимой мебелью, вздохнула:

— Трескается вот.

— Ну, обшейте его, — посоветовал Абсолон

— Думаете, поможет? Ведь мастера сейчас — грех сказать, один другого хуже. Как-то был тут жестянщик. Две недели ждала, — разговорилась Срнцова, поставив перед майором чашку кофе. — Угощайтесь... Так вот, когда наконец он пожаловал, ромом от него несло за версту. Гляжу я на него и думаю: ежели ты, голубчик, с крыши сверзишься, кто ж тебе больничный оплатит. Так-то, говорю, папаша, вот вам пять крон на пиво и отчаливайте подобру-поздорову...

Абсолон предложил Срнцовой сигарету.

— Анну вы хорошо знали, пани Срнцова, — приступил он к делу. — Что вы обо всем этом думаете?

— Трудно сказать. Это ужасно... в голове не укладывается. Я до сих пор не могу поверить. Я хоть и не робкого десятка, но, по правде говоря, с тех пор не спала спокойно. Верно, знала я Аничку. Когда она, бывало, шла мимо, заходила ко мне либо просто крикнет с дороги: пани Срнцова, как там ваши кролики поживают? Веселая была девчонка, это мне в ней и нравилось. Стоило на нее поглядеть, как на душе становилось светлее. Ведь это тоже дар божий, не так ли? На иного взглянешь, и тут же настроение портится.

— Вы видели ее, когда она шла в кино? Вам ничего не показалось в ней необычным?

— Она только мелькнула перед глазами. Торопилась. Я скорей видела ее тень, — ответила Срнцова. — Ничего вообще понять не могу. Нашу «Аничку с хутора» все любили. В Красной Горке едва ли нашелся бы человек, который косо взглянул на нее. Да и почему? Рослая была, красивая, вся в мать, а характер — ну золотой. Была... господи, какой ужас... — Срнцова помолчала, закусив губу. — А имя-то какое — Кралова[9], а? Ох уж и шло ей. Занятно даже, как много значит имя для человека. Скажешь «Срнцова»[10] и уже перед вами — дикарка, лесная нечисть. Хоть тресни, а никуда от этого не денешься.

— Не делилась ли она с вами чем-нибудь? — спросил майор. — Ведь она доверяла вам.

— Я никогда с ней ни о чем таком не говорила, — пожала плечами Срнцова. — Она для меня всегда оставалась подростком. Однажды она пришла к плотине искупаться — тому уж немало лет, а я ей в шутку и говорю: «Ну, Анчи, и фигура у тебя, тебе бы в кино сниматься», а она мне: «Пани Срнцова, что с того, когда здесь пусто». И постучала себя по лбу. А училась с отличием. Ясное дело, она понимала, что нравится, это сразу было видно по ней...

— А как же вы объясните, что ее часто видели с молодым Адамеком? — поинтересовался Абсолон.

Срнцова ответила не сразу. В эти мгновения майор ясно слышал тихий гул близкой плотины, заглушенный лишь хриплым дыханием дремавшей овчарки.

— Как? Да никак. Об этом судить не берусь, потому что в этом никто не смыслит.

Она опять помолчала, потом спросила необычно глухим голосом:

— Я могу кое о чем спросить вас? Знаю, вы не любите этого, но все-таки...

— Конечно, спрашивайте, пани Срнцова, — подбодрил ее следователь.

— Аничку...

Следователь покачал головой:

— Нет... ничего такого... кто-то у нее уже был, но в тот день... исключено...

— Тогда я вообще ничего понять не могу, — жестко сказала Срнцова.

— И такие вещи случаются.

— Какие такие?

Следователь старался говорить как можно убедительнее. Чувствуя, что эта женщина от него что-то утаивает, он обстоятельно обдумывал каждое слово.

— А вот какие, пани Срнцова, — он говорил, будто ножом отрезал слова. — Убьет убийца с мотивом или без него, все равно это убийство. Девушка была убита. Злодейски и преднамеренно. И это неоспоримый факт. И я здесь для того, чтобы убийцу найти и предать суду.

Вместе с Зузкой Срнцова проводила следователя до самой живой изгороди, мимо которой шла дорога, пересекавшая долину. Стояла ясная лунная ночь, на небе мерцали россыпи звезд.

Срнцова зябко куталась в облезлую кроличью куртку.

— Какая луна.

— Небо как в августе, — подтвердил Абсолон.

Они помолчали. В траве скрипуче отозвался кузнечик, над рекой заметался ветер.

— С осенью пора прощаться, — сказала Срнцова вполголоса. — Как река почернеет — конец.

Абсолон погладил собаку по холодной шерсти.

— Не простужена? — спросил он. — Дышит вроде меня. Сколько ей?

Срнцова на его вопрос не ответила, погладила сучку и легонько сжала ее мокрую морду.

— Кое-что я забыла сказать вам, — проговорила она сдержанно. — Может, это ерунда, а может, вам пригодится. В ту ночь, когда это случилось, я как раз проснулась. Собственно, Зузка разбудила меня. Вы правы, она простужена, и главное, стара — уж немало лет тянет лямку со мной — и, бывает, в доме начнет задыхаться. Дышит с трудом, просится наружу. Сколько тогда было времени — не знаю, на ночь я часы останавливаю, да и без того я бы не взглянула на них, просто накинула плащ, вышла с Зузкой из дому и вдруг слышу — кто-то бежит по дороге...

— Куда? — спокойно спросил майор.

— К деревне, — сказала Срнцова. — Бежал очень быстро, только тень мелькнула мимо изгороди, но Зуза почуяла его и затявкала. И не знаю, кто это был, видела одну только тень и слышала, как хлюпает грязь, но раз моя Зузка затявкала, значит, подумала я, это наверняка Адамеков Карлик. Должно быть, ходил с Аничкой в кино, а теперь вот несется, чтобы не вымокнуть. Вы меня поняли? Зузка поздоровалась с этим человеком.

Майор, не упустивший ни слова из рассказа Срнцовой, спросил:

— Поздоровалась? Как это понимать?

Сучка, навострив уши, не спускала с хозяйки больших, чистых глаз.

— Да вот так, — ответила Срнцова. — А ну, Зузка, поздоровайся с паном, поприветствуй товарища...

Зуза простуженно, отрывисто гавкнула.

— Слышите? Так она здоровается со знакомыми. А теперь послушайте, как моя Зузка охраняет. Зуза внимание... охраняй, охраняй...

Срнцовой не пришлось долго уговаривать собаку. Зуза подобралась, ощетинилась, и из ее горла вырвалось грозное раскатистое ворчание.

— Ну вот и все, — смущенно заключила Срнцова. — Умей Зуза говорить, она бы сказала, кто это был. Но прошу вас, — добавила она, глядя на следователя, — мне не хотелось бы подставлять кого-нибудь под удар. Я... я бы вам вообще этого не сказала, если бы не почувствовала, что вы любите собак. Иметь дело с милицией — не по мне.

Абсолон спросил:

— А что потом?

— Потом я пошла спать, — сказала Срнцова.

— Машины вы не слыхали?

— Нет... Да хоть бы трактор проехал — не услыхала бы. Уж если усну, так усну.

— У меня тут одна пустяковинка. Я ведь тоже не сидел сложа руки, — сказал Марек своему начальнику.

— Выкладывайте, — поторопил его Абсолон. — Из вас получился бы никудышный актер, Марек.

— Знаю, — ответил Марек, прилаживая магнитофонную пленку. — Да, где-то здесь это должно быть...

«Стало быть, вы сказали, что отец был в пивной, мать уже спала и на кухне играло радио, которое она позабыла выключить...» — раздался резкий голос Марека.

— Помните это? — Марек взглянул на Абсолона, удобно расположившегося на стуле. — Я осмотрел приемник. Бакелитовый ящичек старого образца, марки «Трио». Он на полочке в кухне, рядом с окном. Слева дверь в комнату, а парень спит в кухне на кушетке. В тот вечер пани Адамкова варила повидло и при этом слушала радио.

— Ну...

— Это была станция «Звезда», «Трио» лучше всего ее ловит, — продолжал Марек. — Но вскоре музыка прекратилась, Адамкова переключила на станцию «Прага», но вдруг в приемнике что-то щелкнуло — и готово.

Марек выпил тепловатой минеральной воды, Абсолон сказал:

— Все звучит весьма правдоподобно.

— Мне тоже так кажется, — согласился Марек. — С какой стати мать уличала бы собственного сына во лжи? Но вся загвоздка в этом приемнике. Он работает, когда ему заблагорассудится, и Адамкова сделала то, что обычно делала в таких случаях — хлопнула по нему кулаком. Но когда и это не помогло, она подумала: «Ведь у меня же сын электрик» — и плюнула на радио.