Чёртов палец

4

Лотта так увлеклась чтением, что не слышала, как Маша несколько раз позвала её пить чай. И только кода девушка уже ушла домой, кода за окном давно стемнело, кода из тишины вырос звук мотора, кода он заглох где-то поблизости, кода по ступенькам крыльца застучали шаги Навроцкого и скрипнула входная дверь, только года она оторвалась от книги и поспешила вниз, чтобы вместе с ним напиться чаю и расспросить его о поездке к матери.

Увидев её светлое лицо, ясные, весёлые глаза, прочтя в них искреннюю радость его приезду, Навроцкий поспешил отвернуться. Не проронив почти ни слова, он выпил чашку чая из ещё не остывшего самовара и, сославшись на усталость, ушёл к себе.

Наступившая ночь далась ему нелегко: перемежаемые беспокойными минутами пробуждения сны проходили перед ним вереницей кошмаров. Утром он проснулся с головной болью, и, как только вспомнилось ему случившееся накануне, чувство жгучего стыда, точно холодным штыком, пронзило его с новой силой. Он долго лежал в постели, не решаясь подняться и выйти из комнаты. Ему казалось, что он ни за что не сможет посмотреть Лотте в глаза. Возможно, ему было бы легче, если бы он мог считать эту измену случайной, une affaire de canapé[27], но он не мог. Анна Фёдоровна занимала в его сердце своё, отведённое только ей, место, и лишить её этого места он был не в силах. Тем тяжелее было думать ему о Лотте и о любви их, чистой, до сих пор ничем не омраченной.

Он подошёл к окну и долго смотрел на Лотту, сидевшую в саду за мольбертом. Она глядела куда-то вдаль и изредка, точно вдруг вспоминая о своей работе, делала движения кистью. Он спустился в сад и приблизился к ней.

— Как сегодня тепло! — сказала она, не оборачиваясь, когда заслышала его шаги. — Смотри, как струится воздух над полем. Чувствуешь, как тёплый ветер прикасается к щекам? Лето прощается с нами. Это его последний поцелуй.

Навроцкий обнял её за плечи, и если бы она в этот момент обернулась, то увидела бы в его глазах слёзы.

— Знаешь, я не могу сейчас на тебе жениться… — сказал он тихо, поглаживая ладонью её волосы.

— Это не нужно. Я всё понимаю… Для меня это не важно… Главное, что мы вместе…

И ещё горше сделалось ему от этих её слов.

— Я был у матери… — вздохнул он тяжело. — Она лишит меня наследства, если я женюсь…

— На мне?

— Да.

— Ты мне дороже всех денег на свете, — сказала она, обернувшись к нему.

Он отвернулся, не выдержав её взгляда.

— Человеку ведь немногое нужно… Разве ты этого не знаешь?

— Да, знаю, но…

— Нет-нет, я всё понимаю… Неразумно терять то, что принадлежит тебе по праву, ведь так?

— Во всяком случае, всегда находятся люди, готовые ради денег стать несчастными, — не сразу ответил Навроцкий.

И вдруг оба они вскинули головы: там, в вышине, перечеркнув небо и непрерывно гогоча, куда-то на юго-запад летела стая гусей…