Хантер

Я задумчиво кивнул, вертя в руках бокал с гравировкой. – Справедливое беспокойство. Но главное – поддерживать веру людей в перемены. Самодовольство – величайший союзник тирана." Я поднял свой бокал в знак приветствия. "Теперь давайте посмотрим вперед, не оторвется ли следующий кусок их брони".

Варгас чокнулся своим бокалом с моим и повторил это движение. Наша связь выходила за рамки слов – в окопах стремление поставить правду выше личных интересов было одновременно и щитом, и знаменем. Пусть подхалимы и бароны-разбойники негодуют против пристального внимания – это только придаст еще больше сил делу. Свет справедливости, однажды зажженный, нелегко было снова погасить. Всегда были тени, жаждущие вернуть себе власть, но вместе мы разжигали лесной пожар, который должен был встретить их лицом к лицу.

В последующие недели соотношение сил продолжались незаметно, но неумолимо менялись в нашу пользу. Там, где когда-то замалчивалась даже осторожная критика, теперь неуместность подвергалась открытому сомнению, манифесты смело прибивались к дверям истеблишмента, как и многие тезисы реформ. Граждане осмеливались верить, что их голоса имеют значение. И постепенно чиновники были вынуждены признать эту истину, их роскошный статус все теснее связывался с подотчетностью. Удивительно, но Хантер отнесся к этим переменам с большим интересом, бродя по городским улицам и закоулкам в поисках возможностей уничтожить оставшуюся гниль. Его методы оставались корыстными, он проникал через коррумпированные системы, обладая внутренними знаниями, чтобы обнажить мягкое под брюхо врага. Но я видел, с какой гордостью он свергал людей, которых когда-то считал союзниками или покровителями. Он по-прежнему избегал света, но ловко помешивал в кастрюле, оставаясь в тени. Мы не всегда сходились во взглядах на средства и цели, но вместе еще больше разжигали пламя. "Люди забыли, что значит чувствовать собственную силу", – заметил он однажды теплым днем, когда мы пересекали центральную площадь. Горожане целеустремленно слонялись по улицам, сдержанные, но решительные, в атмосфере отсутствовали прежние затаенные напряженность и отчаяние. Не праздные и не подвергшиеся идеологической обработке, они казались закаленными недавним хаосом, с осторожной надеждой. Хантер смотрел на это шевеление непроницаемым взглядом. "Как легко мы загоняем себя в клетку, когда нам говорят, что это для нашего же блага. Но дух сопротивления все еще горит, когда его раздувают". Я задумчиво обдумал его слова, находя в них правду, если не утешение. В открытой борьбе с тиранией было жизненно важно, чтобы сами люди не чувствовали себя обездоленными или озлобленными. Правосудие требовало подотчетности, а не репрессий. Грань между уничтожением коррумпированного порядка и простым захватом власти была действительно узкой. Но, возможно, эти пробудившиеся граждане смогли бы пройти по нему – и со временем искупить вину даже таких пресыщенных зевак, как Виктор. Мои идеалы оставались неизменными, даже когда менялись методы. Мы ужинали в скромном кафе, когда Варгас поспешно присоединился к нам, его глаза сияли от возбуждения. "Это происходит", – вот и все, что он сказал, прежде чем сунуть мне в руки газету, развернутую, чтобы показать заголовок: КОМИССАР РОУЛИ УХОДИТ В ОТСТАВКУ НА ФОНЕ РАССЛЕДОВАНИЯ. Я быстро просмотрел статью, детали все еще туманны, но суть достаточно ясна. Роули, профессиональный юрист, которого мы связали с преступным сговором, уходил в отставку по мере того, как накапливались обвинения. Это была дрожащая трещина в одной из уцелевших колонн клуба "Олд – бойз". Собранные доказательства достигли критической массы, свалив его еще до того, как было проведено официальное расследование. Система наконец-то начала мучительно изгонять гниль изнутри. – Самое время этому напыщенному головорезу получить свое, – заметил Хантер, быстро заглядывая мне через плечо. "Он не будет последней крысой, спасающейся с тонущего корабля". Я обменялся взглядом с Варгасом, едва осмеливаясь надеяться. – Давайте удостоверимся в этом. Я подозреваю, что его замена может оказаться более сговорчивой в искоренении затянувшейся коррупции". Мы выпили за развитие событий, хотя горьковато-сладкое подводное течение умерило наш восторг. Ущерб, нанесенный подобными Роули, глубоко укоренился как в людях, так и в институтах, семена цинизма и недоверия нелегко искоренить. Но прогресс требовал признания злоупотреблений без потери веры в справедливость. Дерево, которое сгибалось под порывами ветра, стояло высоко на протяжении многих поколений. В последующие дни наши инсайдерские источники подтвердили, что в департаменте происходят кардинальные изменения. Офицеры, давно разочаровавшиеся в лицемерии, поднимались по служебной лестнице, говоря правду начальству, которое когда-то требовало молчания или соучастия. Жестокость политики и сокрытие фактов были скорее извлечены на свет божий, чем похоронены. Последовавшая за этим встряска была грязной, спорной, но стала катализатором прозрачности от уровня улиц до мэрии. Тонкая синяя линия становилась все тоньше по мере того, как реформаторы получали полномочия. Смелость порождала смелость как наверху, так и внизу, что приводило к дальнейшим трещинам в укоренившейся коррупции по всему городу. Воодушевленные граждане теперь открыто выступали против несправедливости, а не съеживались в беспомощности. И каждый маленький успех, каким бы постепенным он ни был, разжигал пламя, ведущее к еще большему пожару. Средства массовой информации внимательно следили за происходящим, и петля обратной связи подстегнула еще больше волн к этому делу. Даже Хантер с его циничной жилкой неохотно стал сбрасывать со счетов здание crescendo. "Они так быстро снова забываются", – заметил он однажды беспокойным вечером, когда мы вышли подышать ночным воздухом. "Пресыщенный объедками, жаждущий довериться руке, которая кормит". Он горько покачал головой. "Запомните мои слова, тирании нужна лишь самая маленькая точка опоры, чтобы стать огромной". Я сжал его плечо, ведя по хорошо освещенным улицам, где семьи задерживались, а не спешили украдкой домой. "Всегда будут отступления и рецидивы. Но теперь люди увидели свою собственную меру. Они не скоро забудут". Трио музыкантов наполнило аллею веселой песней, отражающей приподнятое настроение. "Это всего лишь первые зеленые ростки, пробивающиеся сквозь почву. Какой будет урожай, зависит от постоянного ухода". Он только хмыкнул на это, но не отстранился, когда я повел его дальше. Всю долгую ночь мы были свидетелями осторожной радости и возрождающихся стремлений. И медленно отголоски израненного прошлого растворились в тишине внутри нас обоих. Будущее стояло в ожидании и еще ненаписанное.