Печать Джа

— Оставь меня.

— Как скажете, ваше сиятельство.

— И не забудь про условный сигнал.

— Будет исполнено.

Фигура слуги послушно развернулась и зашагала в сторону выхода. Щелкнул дверной замок и вновь воцарилась тишина. Впрочем, длилась она недолго: оставшийся в одиночестве сиятельство принялся петь:

— И был отважным он героем, что вишенки любил срывать. Не те, что в парке на деревьях, а в жэн-пажэ у милых дам.

Он не только фальшивил, сбиваясь с заданного ритма, но и постоянно забывал текст. Тогда вместо положенных слов звучало неразборчивое «трам-парам» или «бурум-турум». Чепуха — одним словом, однако его сиятельство сей факт нисколько не смущал. Он некоторое время провозился подле стола, выставляя содержимое корзины. Заодно успел осушить пару фужеров принесенного вина. После чего в прекрасном расположении духа перешел в соседнюю комнату.

— Те персики я ем на завтрак, а вот клубнику на обед, — долетели из спальни слова песенки. На редкость похабной, сравнивающей женские прелести с фруктами. В ней многому нашлось место: грушам и яблокам, сливам и абрикосам, дыням и даже арбузам одной дородной аптекарши.

Периодически завывания прерывались восторженными возгласами:

— Да… вот каков я! Вот таков!

Певец окончательно вошел в роль обольстительного любовника, потому нахваливал себя, не стесняясь. Он настолько увлекся этим занятием, что даже не обратил внимания на учинённый беспорядок, вроде разбросанных по полу коробок. А еще была смятая постель и выдвинутые ящики прикроватной тумбочке… Другой давно бы заметил, но только не его сиятельство. Пребывая в состоянии возбужденного жеребца, тот разве что копытом не бил: издавал резкие вскрики, прыгая с разбегу на кровать.

Повезло певичке с любовником — горяч. Но мне-то как сбежать отсюда? Дорога через входную дверь сродни самоубийству — в коридоре тут же скрутит охранка. Через окно в гостиной тоже не вариант, потому как фасад снаружи голый, что череп брата Изакиса.

Единственный орнамент, напоминающий уступы лесенки, имелся над смотровой площадкой. Тот самый путь, по которому и пришел, только вот незадача, проход к нему преграждал перевозбудившийся любовник. Я прождал долгих десять минут в надежде, что его сиятельство соизволит покинуть спальню. Отправится в туалет или ванную: помыться перед свиданием с дамой. Увы, прождал напрасно: то ли герой был чист, то ли барышня предпочитала запах потного жеребца.

Отведенное время таяло на глазах. Дальше медлить было нельзя, иначе возвратившаяся с концерта хозяйка устроит такой переполох, что мало не покажется.

Я извлек из чехла нож, но поразмыслив, все же спрятал его обратно. Для успокоения разошедшегося кавалера подойдет и менее смертоносное оружие. Тяжелое и одновременно удобное, что-то вроде подсвечника. Ага, вот и оно! Я подошел к накрытому для романтического свидания столу. Его сиятельство потрудился на славу: вывалив гроздь винограда на поднос, открыл бутылку вина и разлив содержимое по фужерам. На этом его старания закончились. Он даже пустую корзину поленился убрать. Зато посыпал лепестками роз столешницу и поставил свечи. Романтик, млять…

Перехватив поудобнее «оружие», я направился в сторону спальни. Таиться и красться не имело смысла, ибо его сиятельство пребывало в превеликом блаженстве. Стояло перед кроватью, запрокинув голову и разведя руки в стороны. Похоже на позу пастыря, читающего проповедь. Вот только перед ним была вовсе не паства, а смятая простыня, усеянная лепестками цветов. А сам служитель успев скинуть одежды, явил миру заплывшие жиром бока и плоские ягодицы.

Его сиятельство покачивалось маятником, не преставая бормотать: нечто невразумительное, больше похожее на горячечный бред. Плешивый затылок представлял собою отличную мишень, играя бликами в свете лампы. Грех отказываться от такой возможности.

Я пересек комнату и одним коротким замахом ударил по голове. Ни вскрика, ни всхлипа — тело грузным мешком осело на пол. Из разбитой черепушки выступили капли крови — потекли первые ручейки, складываясь в причудливые узоры. Я жду пару мгновений и бросаю на пол, ставший бесполезным подсвечник. Замечаю странные на выкате глаза жертвы. Они буквально налились красным, как у страдающего от боли быка. Между ног флагштоком торчал возбужденный член.

Что же такое вы приняли, ваше сиятельство? Может потому и прыгали резвым жеребчиком, что одним спиртным дело не ограничилось. Решили барышню мужской неутомимостью впечатлить? Тогда извиняйте, сегодняшний вечер обойдётся без ласк.

Перепрыгиваю лежащее на полу тело и бегу в сторону балкона. Едва не падаю, спотыкаясь о многочисленные корзины. Развели цветник, мать вашу… Поминаю плохим словом тупоголовых поклонников, заваливших певичку подарками. Неужели они действительно верят, что их старания оценят. В лучшем случае выставят на улицу, а в худшем — выкинут в мусорное ведро, как те записки с признаниями в любви. Лишь дорогие подарки достойны внимания.

Пинком избавляюсь от огромной корзины с тюльпанами, перегородившей путь. А вот и лестница… Хватаюсь за выступы и начинаю подъем наверх. Ремни висящей за спиной сумки тяжелым грузом давят на плечи, но движения не сковывают. Я долго её подбирал, обошел несколько магазинов, пока не отыскал нужную. Сумка-рюкзак рыболова стоила каждого уплаченного за неё кредита. В отличии от перчаток, превратившихся в хлам.

Перебинтованная ладонь саднила, ощущая шершавую поверхность кладки. Ничего, не страшно… Болеть будет позже, когда успокоится бурлящая в жилах кровь и наступит пора разбирать награбленное. А сейчас вверх, мимо пятого этажа на крышу.

Переваливаюсь через бортик и некоторое время лежу, вслушиваясь в собственное дыхание. Эка разленился, баронская шкура. Последние недели только и делал, что набивал пузо, да гулял, таращась на проходящих мимо барышень. Не зря в народе говорят: «к хорошему быстро привыкаешь». Вот и я привык, обленился и как следствие подрастерял в силе и ловкости. Обросли мясцом торчащие ребра.

Сумка за спиной сбилась на бок, поэтому на всякий случай проверил застежку — ничего ли не вывалилось. Перетянул ремешки, и только после этого продолжил свой путь.

В прорехе черного неба показалась плошка луны. Серебристый свет осветил маслянистые пятна луж, ветвистые трещины на бортиках крыши и даже лежащие в углу палки: длинные, высотой в два, а то и в три человеческих роста. Сразу стало неуютно, словно свет сотни фонарей направили в мою сторону. Не хватало только выкриков: «вор! держи вора!»

Голоса столь явственно прозвучали в голове, что я поневоле прибавил шагу. До служебного помещения почти добежал, благо лунный свет освещал дорогу. Распахнул дверь и буквально влетел внутрь. Здесь все было по-прежнему: пахло прогорклым маслом и кислятиной. Металлический трос лебедки намотан на катушку в несколько слоев.

Стоп, почему так много? Помнится, в прошлый раз барабан был практически пустой. Полный нехороших подозрений, я заглянул в шахту.

Так и есть, грузовая площадка поднялась на четвертый этаж. Я даже сумел разглядеть пульт управления с кнопками и круглым замочным отверстием.

Всё… путь вниз заказан. Зазоры между краями платформы и стеной слишком узкие, чтобы можно было надеяться пролезть. Ствол шахты оказался заблокирован и теперь единственной возможностью к отступлению оставались коридоры. Такой себе вариант, учитывая наличие охраны. Могут пропустить, а могут и документы потребовать. С моей-то везучестью и подозрительной сумкой за спиной. Как не крути, не похож Сига из Ровенска на господина, снимающего элитные апартаменты. Скорее на вора, способного их обчистить.

Я вновь заглянул в шахту в надежде, что озарит светлая мысль. Но увы, ничего толкового на ум не приходило. Дождаться, когда вновь воспользуются лифтом? Так можно и до утра просидеть, а концерт у певички вот-вот закончится. Зайдет та в номер, увидит лежащего на полу кавалера, и тогда такой шум поднимется.

Что же делать, что делать? По стене не спуститься: фасад шел лесенкой до четвертого этажа, а дальше голая поверхность, за которую не зацепится. Может вернуться в номер и связать из тряпья веревку? Замечательная идея, учитывая оживленные улицы вокруг гостиницы. Одно дело спускаться с крыши до апартаментов, будучи прикрытым широкой смотровой площадкой, и совсем другое — на виду у зрителей до земли. Там еще и яркая подсветка имелась из целого скопления фонарей.

Что же делать, что делать… Я прошелся вдоль бортиков крыши, осматривая окрестности. Промозглый ветер пробирал до костей, пришлось поднять воротник и спрятать озябшие пальцы в карманы.

Вдалеке плескалась темная туша океана. Она была прекрасно видна с южной стороны здания, как и площадь перед входом в гостиницу — круглая, с высокой стелой посредине. Северная часть крыши смотрела на Центральный проспект. Для того чтобы в этом убедиться, не обязательно было перегибаться через бортик — бесконечный поток повозок гудел и днем, и ночью. Западная сторона выходила на старый город, считавшийся у местных за великую достопримечательность. Черепичные крыши квадратных домов и узкие проходы, в которых двум прохожим не разойтись.

А вот восточная сторона… Я замер, вглядываясь в крышу соседнего здания. Слишком далеко, чтобы всерьез рассчитывать перепрыгнуть, и слишком близко, чтобы об этом задуматься. Всего лишь несколько метров… Увы, но нет. Даже скинув тяжелую сумку я не смогу покрыть это расстояние.

Вспомнилось далекое детство и прыжки на песочном пляже. Тогда на кону стояло целое богатство — горсть медных монет. Все думали, что победит дылда по кличке «Гвоздь». Он был на голову выше остальных, а некоторых мальков вроде Тишки, так и на целых три. Мы долго прыгали, взметая в воздух горячий песок, пока не выявили победителя — Зорьку с Гончарного переулка. Парень вечно бегал у бати на посылках: то в Заречное, то в Житяги — соседнюю деревню, вот и накачал ноги.

А потом мы прыгали через «Говнюшку» — ручей за городом, куда местные жители сливали помои. Вечно вдоль берегов свиньи хрюкали, тыкаясь пятачками в самую грязь. И воняло так, что проходящим мимо жителям приходилось затыкать носы. Особенно когда сливались кожевенные отходы.

По весне «Говнюшка» наполнялась водой и тогда вонь стояла аж до самых торговых рядов. Широкий бурлящий поток нес все накопленное за долгую зиму. Такой легко не перепрыгнешь, вот и мы и приспособились делать шесты. На самом деле это были обыкновенные палки, обструганные и обмотанные тряпицей, чтобы сподручнее было держаться. Бывало, разбежишься, воткнешь шест по центру ручья и взмываешь в небеса птицей. Аж дух захватывало, до чего волнительно было.

А что если… Я снова перегнулся через край, осматривая местность. Козырек под крышей имелся — самое место для упора. Эх, сюда бы шест подлиннее, да только откуда ему взяться, на пустой крыше, где окромя луж и нет ничего.

И вдруг меня осенило — длинные палки, что лежали в углу… Рядом с бортиком, через который поднялся. Чем не шанс выбраться на волю?!