Падающий дождь

XI

«В 1968 году из американских вооруженных сил дезертировало 53 357 военнослужащих. Каждые десять минут дезертировал один военнослужащий. Количество дезертировавших в прошлом году солдат и офицеров эквивалентно численности трех с половиной боевых дивизий. Как известно, значительный рост дезертирства связан с недовольством военнослужащих войной во Вьетнаме». Из сообщения сенатской комиссии Конгресса США по делам вооруженных сил

В первую очередь по требованию начальства капитан Грант написал от руки восемь писем. Никогда в жизни не приходилось ему так насиловать себя, писать с таким отвращением к тому, что писал, и к самому себе. Его буквально воротило теперь от пафосного пустозвонства. С таким же злобным отвращением, помнится, он глядел на вспоротую кинжальным штыком банку консервов, оказавшихся гнилыми. Но эту свою писанину он не мог забросить в кусты.

Из штаба ему зачем-то привезли несколько пачек запечатанных писем. Красно-синяя окантовка длинных конвертов, штамп авиапочты, марки с портретами президентов. Матери, жены, невесты писали любимым. Писали Честэру, Харди, обращались к покойникам, называя их ласкательными именами. «Мы молимся богу о твоем здравии, Малыш!..» «Ты напрасно подозреваешь меня в неверности, дарлинг!..» В штабе проштемпелюют все эти письма печатью с четырьмя словами: «Адресат убит в деле» — четыре слова, объясняющие все и ничего. Им бы послать фотографию мертвого Честэра или умирающего Харди!..

При всем отвращении к фальшивым словесам он искренне сочувствовал адресатам — родителям восьми погибших «зеленых беретов» из команды А-345. Вместо живого сына они получат от департамента обороны «золотую звезду» из картона, которую по обычаю вывешивают в окне дома.

Других убитых здесь, во Вьетнаме, потрошат, бальзамируют, упаковывают в цинковые гробы и, стыдливо прикрыв звездно-полосатым знаменем, отправляют через Манилу и «Золотые ворота» Сан-Франциско на родину. Там родственники простятся с прахом бойца против коммунизма и предадут тело земле на Арлингтонском национальном военном кладбище. Но от этих восьми парней ничего не осталось. Кроме разве пропотевших зеленых беретов, сданных перед вылетом на склад.

Что толку от смерти Харди, Честэра и их товарищей? Гранту вдруг подумалось, что война во Вьетнаме оттого и продолжается, что мертвые молчат и подавляющее большинство человечества знает о ней лишь розовую неправду. Дикая мысль осенила его: вот бы вместо фальшивой рождественской елки («Мир на земле!..») выставить в Рокфеллер-центре «тигровую западню» с агонизирующим Харди. Пусть повсюду лежат трупы, скелеты! Не убирайте их, не украшайте мишурой, не отвозите на кладбище! Пусть вопиют мертвецы против войны! Вот тогда будет хоть какая-то польза от смерти солдата…

Вечером он простился с Грином — друга выписали из госпиталя. Настроение у Грина было скверное.

— Не знаю, чем все это кончится, — сказал капитан, раскуривая с Грином прощальную сигарету. — Пока наши генералы действуют в полном соответствии с заветами Геринга, который заявил своим судьям в Нюрнберге: «В борьбе не на жизнь, а на смерть нет места для законности!» Если так и дальше пойдет, придется признать, что старик Швейцер был прав, утверждая, что наше время — время самоубийства цивилизации.

— Ну что ж! — Грин усмехнулся иронически. — Прощай, капитан, и помни наш девиз: «Любое задание — в любое время — в любом месте — любыми средствами! «Зеленый берет» — до конца!»

Когда Грант наконец написал отчет, он дважды перечитал его, прежде чем отослать в штаб спецвойск. Отчет получился солидным — пять тысяч слов, не менее того. Ничего подобного Грант еще не писал — ни в колледже, ни в письмах к Шарлин. Минутами ему делалось страшновато, и тогда он успокаивал себя, что его отчет — вовсе не пощечина, а призыв к благоразумию, которому не могут не внять.

В штабе, судя по всему, со жгучим нетерпением ждали отчета от командира команды А-345. На следующий же день из штаба спецвойск в Сайгоне прилетел отутюженный подполковник с брезгливым лицом и с ходу начал уговаривать капитана Гранта заново переписать отчет.

Они сидели на шезлонгах под большим пляжным зонтом. С моря дул легкий бриз. Такие невероятно красивые пейзажи Грант видел только в антикварных лавках Сайгона и Гуэ на картинах, нарисованных по лаку и шелку.

Подполковник Джозеф Фонт произнес целую речь.

— Вы же подложили мину под весь план операции «Падающий дождь»! — горячился Фонт. — А этот план, как вам должно быть известно, основа всей деятельности ЦРУ и главная задача специальных войск во Вьетнаме! Вы уверяете, что план совершенно невыполним, потому что команды «зеленых» и «красных беретов», как показал ваш опыт, не найдут никакой опоры в горных племенах и во всем вьетнамском народе, а поэтому никогда не смогут организовать «пятую колонну», широкое партизанское движение против коммунистов. Далее, вы занимаетесь сомнительными арифметическими подсчетами, уверяя, что полумиллионная американская армия не в состоянии справиться с пятнадцатимиллионным народом Южного Вьетнама, каждый третий человек которого, то есть пять миллионов, является вьетконговцем!..

— Правильно, полковник! — подтвердил Грант, величая по закону американской армии подполковника полковником. — Разрешите закурить?.. Проводить операции типа «Падающий дождь» — все равно что лить из чайника на вулкан.

— Капитан Грант! — тоном судьи, оглашающего приговор, произнес подполковник Фонт. — Вы осмелились противопоставить свои личные, субъективные, нетипичные впечатления от кратковременного пребывания в джунглях Вьетнама научно обоснованным выводам и рекомендациям «мозгового треста» ЦРУ, вооруженного всеми фактами и деталями и лучшими в мире электронно-вычислительными машинами…

— Ваши машины не потеют, не истекают кровью, не болеют дизентерией, сэр!

— В лучшем случае, ваши выводы — плод близорукого объективизма. Как я могу показать такую писанину командующему специальными войсками во Вьетнаме?!

— Я не изменю ни единого слова в отчете, сэр! — отрезал Грант.

— Не советую вам, капитан, усугублять вашу ошибку подобной бравадой. Вы хотя бы подумали о своей карьере. Конфиденциально могу сказать вам, что мы представили вас к высокому ордену. Кто знает, быть может, вас наградят «Почетной медалью конгресса»! На худой конец, вы не откажетесь и от «Легиона заслуги», не так ли?

— Когда для осла нет овса, — вслух вспомнил Грант изречение Харди, — его пытаются кормить лаврами.

Несмотря на свою штабную выучку, подполковник едва сдержал гнев. В штабе его ценили как раз за железное хладнокровие, изощренную расчетливость и изысканность прагматической мысли.

— Подумайте хорошенько, Грант! — с трудом превозмогая себя, дружелюбно проговорил Фонт. — Мы знаем о вас все, знаем, что вам изменила невеста. Как только газеты напишут о вас, она сама прибежит к вам. Какая девушка устоит перед соблазном посетить Белый дом с женихом в день вручения ему президентом заслуженного ордена.

— Прошу не вмешиваться в мою личную жизнь!

— Посмотрите-ка, что вы здесь написали! — тоном хорошо разыгранного возмущения произнес подполковник, доставая из нагрудного кармана отчет Гранта. — «У «зеленого берета» во Вьетнаме не больше шансов, чем у снежного кома в геенне огненной»! Цитирую дальше ваши перлы эрудиции и мудрости: «И нацистскому вермахту пришлось отказаться от проведения крупных воздушно-десантных операций — например, от захвата порта и города Батуми летом 1942 года — по той именно причине, как можно судить по книге Алькмара фон Гове «Внимание, парашютисты!», что оберкомандование вермахта убедилось на горьком опыте в невозможности создания хоть мало-мальски действенной «пятой колонны» в едином и сплоченном русском тылу. Об этом — (Постойте, не перебивайте меня!) — свидетельствует и достаточно авторитетная книга «Россия в войне 1941—1945 гг.» английского писателя Александра Верта…» Нет, вы послушайте дальше! Это же просто для Си-Ай-Си — корпуса контрразведки! «Советские же воздушнодесантные соединения использовались с немалым успехом как раз потому, что действовали на собственной земле с дружественным населением…»

— Не трудитесь, полковник! — сдержанно сказал Грант. — Я отлично помню свой отчет. Разве все, что я писал, не святая правда? Не возьму в толк, почему вы непременно желаете обманываться и обманывать других. Вспомните, что произошло во время корейской войны, ветераном которой — вижу по вашим ленточкам — вы являетесь. Тогда тоже ЦРУ пыталось поднять восстание в горных районах Северной Кореи. Туда была заброшена американская агентура из числа членов организации южнокорейской антикоммунистической молодежи…

— Позвольте! Это была героическая и славная акция, в которой я имел честь…

— В Корее, как вы прекрасно знаете, погибло больше половины наших разведчиков и диверсантов. Впрочем, возможно, что они не погибли, а сдались…

— Сдались?! — взвился подполковник. — Храбрый агент предпочитает смерть!

Грант взглянул невольно на то место на тыльной стороне ладони, где еще недавно темнела «родинка» ЦРУ.

— Впрочем, сдались, не сдались! Какое это имеет сейчас значение!

— Огромное, капитан! В разведке не существует презумпции невиновности обвиняемого. Наоборот, есть презумпция виновности разведчика, не выполнившего задания. И мы правильно делаем, передавая таких людей Си-Ай-Си — контрразведке!.. Впрочем, мы отвлеклись…

— Это вы отвлеклись. Наконец, вспомните, сэр, что произошло на Кубе, в заливе Свиней, где вы точно так же просчитались, потому что народ не поддержал высадившихся интервентов. Из-за этого провала мистер Даллес потерял кресло директора «фирмы». Почему вот вы лично не учитесь на ошибках? Разве вам не дорого ваше кресло, полковник? Откуда это вечное самоублажение, это самообольщение?!

Подполковник вскочил, высокий, прямой, точно шомпол проглотил. Лицо побагровело, в глазах искры гнева.

— Прошу не забываться, капитан! Откуда у вас эта развязность и этот мусор в голове?! Вы поражаете меня! Ведь я наизусть знаю ваше досье: вы ультралояльны, вас десятки раз проверяли на коммунистические связи, идеологическую выдержанность и психоустойчивость. А вы разводите в вашем бредовом отчете и сейчас, в разговоре со мной, чистейшую коммунистическую пропаганду.

— В своем отчете, — сдержанно произнес Грант, — я ссылаюсь не на коммунистов, а на бывшего офицера вермахта, видного британского публициста умеренно либеральных взглядов и на американского офицера — ветерана корейской войны. Разве все они коммунисты?

— Я начинаю, кое-что понимать, — со зловещей многозначительностью, произнес подполковник, — вам, стало известно, что вы читаете не только «Пасифик старз энд страйпс», но и «розовую» прессу, читаете речи Фулбрайта…

— Мистер Уильям Фулбрайт — сенатор Соединенных Штатов, председатель комиссии сената по иностранным делам…

— В тылу противника вы даже читали коммунистические газеты.

— Признаюсь, что я кой-чему научился в тылу противника.

— Вот это и видно! — снова садясь и платком вытирая вспотевшее лицо, заметил Фонт.