В тени первых Героев. Белые пятна челюскинской эпопеи

Трудный день: аварии всех самолетов и новый успех после месяца неудач

7 апреля – решающий день. В Уэлене и Ванкареме устанавливается летная погода. Почти впервые за месяц, во всяком случае с 14 марта, совпадают два фактора: теперь есть и исправные самолеты, и подходящие условия. Множество людей и на побережье, и в лагере челюскинцев готовились к этому дню. Еще во время сидения в Уэлене Слепнев отбивает челюскинцам радиограмму, в которой указывает размеры площадки, минимально необходимые для посадки его самолета. Создание и поддержание аэродрома во льдах требуют от челюскинцев колоссальных усилий. Они вырубили в торосах поляну размерами 450 на 50 метров, по площади она была равна примерно трем футбольным полям. Для этого им пришлось переместить тысячи тонн и кубометров льда и снега, не имея никакого оборудования, кроме лопат, ломов и мускульной силы. Но мало было создать аэродром один раз – подвижный лед то разрывал его трещинами, то, наоборот, собирал в гармошку, поэтому лед приходилось постоянно скалывать, выравнивать, забивать разрывы, а после буранов чистить от снега – и все это силами нескольких десятков человек. Размеры, которые я привел выше, скорее всего, условные, все участники называют их совершенно произвольно. Ширина колеблется от 50 до 150 метров, длина тоже «пляшет». Возможно, размеры аэродрома были подвижны. Кроме того, на всякий случай были подготовлены и запасные аэродромы. Первый аэродром располагался в 5 км от жилого лагеря. Сделать ближе не позволяли условия. Для того чтобы отправить в полет Бабушкина, челюскинцам пришлось протащить самолет эти 5 км волоком, скалывая неровности.

Подготовка базы в Ванкареме тоже стоила огромного труда, только уже береговым полярникам, которых к тому же было гораздо меньше. Как я уже говорил, в Ванкарем на собаках завезли несколько тонн бензина, продовольствие, развернули радиостанцию. Первый летный день должен был показать, не напрасны ли эти усилия.

Большой американский самолет Слепнева обладал более высокой скоростью и грузоподъемностью, чем Р-5 Каманина и Молокова, и утром 7 апреля он стартовал из Уэлена первым. На борту, кроме пилота, были американский авиамеханик Уильям Левери и Анатолий Ляпидевский, возвращавшийся для ремонта своего АНТ-4. Моторную раму, за которой Ляпидевский приезжал в Уэлен, согласился доставить Молоков. Эта рама по габаритам не влезала ни в один самолет, ее примотали к Р-5 снизу.

Михаил Бабушкин (слева) и бортмеханик Георгий Валавин в Ванкареме

Схема операции по состоянию на 7 апреля

Молоков: «Прикрепил ее под фюзеляж. Как-то сяду? Рама могла зацепиться за неровную поверхность снежной площадки. Ну ничего, обошлось. Потом раму доставили с Ванкаремского аэродрома к месту аварии на собаках».

Каманин и Молоков взлетели сразу после Слепнева. Слепневу до Ванкарема один час и двадцать минут лёту. По прибытии из его самолета на снег быстро выкинули собачий корм, лыжи, спальные мешки – массу имущества, приготовленного для эвакуации на собаках. Американского механика Слепнев тоже решил оставить в Ванкареме – «не желая подвергать опасному риску жизнь молодого человека». Уильяму Левери было всего 20 лет – возможно, это самый молодой участник спасательной операции. Мотор Слепнев во время визита на льдину глушить не собирался, поэтому рассчитывал обойтись без механика. Вместо него в самолет садится Георгий Ушаков, который летит на льдину с инспекцией.

Э… Что? Казалось бы, уже ничто не может удивить искушенного наблюдателя, но это… Два месяца со льдины не могут эвакуировать 92 человек. И вот, как только открывается первая возможность, немедленно на лед везут еще одного, увеличивая тем самым число нуждающихся в эвакуации до 93? Как же высокий руководитель объяснял свое решение, зачем он туда полетел?

Ушаков: «Чтобы иметь точное представление о работе наших летчиков, о положении в лагере и о состоянии льдов между Ванкаремом и лагерем Шмидта на случай санного похода, я решил вылететь в лагерь вместе со Слепневым».

Вообще-то руководителей на льдине хватало: это и капитан корабля В. И. Воронин со своими корабельными помощниками и боцманами, и руководитель экспедиции О. Ю. Шмидт, заместитель Шмидта И. А. Копусов, и еще один заместитель начальника экспедиции И. Л. Баевский, и вдобавок помощник начальника экспедиции А. П. Бобров, и начальник станции на острове Врангеля П. С. Буйко (почему-то не оставшийся на острове Врангеля), и многие-многие другие ответственные товарищи. Но, без сомнения, прибытие на льдину еще более высокого начальника, присланного из Москвы, должно было уровень руководства повысить. И пусть число людей на льдине стало на одного больше, что нам, жалко, что ли… «в жизни всегда должно быть место подвигу». Кроме высокого начальника, в девятиместный самолет посадили восемь собак, чтобы у челюскинцев появилось какое-нибудь транспортное средство – хотя бы грузы между лагерем и аэродромом возить.

Главный радист лагеря Кренкель: «Вылетая из Ванкарема, Слепнев сообщил по радио: “Буду в лагере через 36 минут”. Я удивился такой точности и посмотрел на часы. Через 37 минут на горизонте показался самолет Слепнева. С большой скоростью он приближался к лагерю, сделал крутой вираж и потом почему-то долго кружился над аэродромом. В лагере недоумевали».

На лагерь Слепнев вышел без всякого штурмана, по приборам. Но с посадкой возникли проблемы. У самолета была высокая посадочная скорость, расчищенный аэродром для него оказался маловат. Кроме того, мешал сильный боковой ветер, поэтому Маврикий Слепнев долго прицеливался. Но все же приземление, точнее приледнение, вышло не очень удачным – длины площадки не хватило для торможения, самолет вынесло на торосы, и он сделал несколько прыжков, в результате чего оказалось подломано шасси. Георгий Ушаков, представитель Правительственной комиссии и главный начальник, менее чем за 10 дней пережил вторую авиационную аварию.

Кренкель: «Когда машина остановилась, из нее, словно ничего не случилось, вышел Слепнев. Одет он был с иголочки, что выглядело особенно заметным на фоне наших весьма обшарпанных туалетов: на нем была великолепная меховая куртка, видимо, эскимосского пошива на Аляске, и игривая шапка с меховым помпончиком. Этот пижонский наряд в сочетании с умением Слепнева носить костюм и его великолепным самообладанием не мог не производить впечатления. Слепнев привез ящик американского пива, шоколад, сигареты – одним словом, ему было чем угощать нас, пока механики, во всеоружии опыта, накопленного при штопании и латании бабушкинской “шаврушки”, приступили к исправлению повреждений слепневского самолета».

Каманин и Молоков прибыли в Ванкарем немногим позже Слепнева. Можно сказать, что здесь окончился их первый этап участия в спасательной операции. После старта с Олюторского мыса прошло 18 дней, за это время они пролетели 1800 км, если не считать неудачных зигзагов при штурме Анадырского хребта. Вместе с пилотами этот путь проделали штурман Матвей Шелыганов, механики Герман Грибакин, Петр Пилютов и электрик Иван Девятников. Журналиста «Известий» Петра Кулыгина оставили в Уэлене – возможно, потому, что Молоков вместо него взял моторную раму.

Разгрузив самолеты, Каманин и Молоков сразу же полетели в ледовый лагерь. Как и Слепнев, глушить двигатели они не собирались, механиков оставили на материке, но с Каманиным отправился штурман Шелыганов, который должен был найти лагерь для обеих машин. Молоков следовал за ними в одиночку. На 22-й минуте полета мотор у Каманина начал работать с перебоями. Обе машины сразу же повернули обратно. Мотор не тянул, высота неумолимо падала, торосы были уже в 20 м, и авария казалась неминуемой, но в последний момент двигатель все же набрал обороты. В Ванкарем вернулись благополучно. Техники промыли топливный фильтр, и со второй попытки оба самолета достигли лагеря. Самолет Слепнева находился вне летного поля, полоса была свободна. Для посадки Р-5 площадка оказалась тоже маловата, Молоков после приземления был вынужден сильно маневрировать, чтобы погасить скорость, и от перегрузки порвал место крепления силового троса крыла. Каманин сел благополучно. Трос Молоков связал узлом, можно сказать, починил машину самостоятельно. Оба Р-5 через короткое время вылетели в Ванкарем, взяв первых пассажиров. В этот день летчики вывезли: Молоков – трех человек, Каманин – двух (одно место у него занимал штурман). Если не считать перелета Бабушкина, это были второй и третий удачные рейсы в лагерь, а с первого визита Ляпидевского прошло больше месяца. И это были первые рейсы самолетов, переброшенных с Большой земли. Слепнев со своей машиной остался на льдине для ремонта. Хотя 7 апреля аварии и неполадки случились у всех трех самолетов, день в целом оказался удачным. Но и работы впереди было еще много: вечером в этот день на льдине находились 85 челюскинцев, летчик Слепнев, главный начальник Г. Ушаков и восемь собак.

И уже на следующий день аэродром оказался разрушен.