В тени первых Героев. Белые пятна челюскинской эпопеи

Знаменитое совещание летчиков и моряков, которого не было

Воспоминания участников событий, в том числе самых титулованных, при детальной проверке оказываются очень ненадежными источниками. Особенно это касается дат, цифр и оценок. Недостоверная информация возникает в их воспоминаниях практически сразу, уже в 1934 г. в книге «Как мы спасали челюскинцев», выпущенной по горячим следам. Это не может быть ошибками памяти, это явное редактирование реальности. Вот, например, командир группы Николай Каманин приводит якобы строки из своего дневника:

«20 марта.

Вчера ночью прибыли в Олюторку. Здесь встретились со “Сталинградом”. Совещался с капитанами обоих пароходов. Картина ясная! Дальше итти нельзя, рискуем засесть во льдах – ни туда, ни обратно. Надо выгружать самолеты и лететь.

На рассвете первый раз после Петропавловска увидел берег; подойти к нему не могли из-за мели. В течение 10 часов работали все, перегрузили самолеты на баркас и вывезли на берег. Начали сборку. Завтра вылетаем».

Казалось бы, все ясно. Очевидец прямо сообщает, что 19 марта они прибыли в определенную точку, посовещались, за 10 часов все разгрузили, на следующий день быстро собрали и наутро вылетели. На всё про всё ушло двое суток. Как можно не доверять свидетельству такого уважаемого человека? И я верил. Пока не наткнулся на свидетельство знаменитого кинооператора Владислава Микоши, участника этой разгрузки, опубликованное в его воспоминаниях «Я останавливаю время». Там он пишет, что разгрузка и сборка проходили с большими трудностями и продолжались много дней. Как же так? Начинаю проверять и нахожу ссылку на следующий документ.

«Донесение Управления Краснознаменной пограничной охраны и войск полномочного представительства ОГПУ Дальневосточного края заместителю председателя Совнаркома В. В. Куйбышеву о поисках самолета Ляпидевского и окончании разгрузки самолетов с парохода “Смоленск” в Апуке.

Первое сообщение начальника погранпоста Дежнева: Ляпидевский 14 марта в 3 часа по московскому времени, не долетев 20 км мыса Сердце-Камень, повернул в тундру. 15 марта в 00 час. 10 мин. контролер погранпоста Гурин, врач Леонтьев, начмилиции Тимофеев выехали на нартах на поиски Ляпидевского по маршруту Сердце-Камень. “Смоленск” 15 марта окончил разгрузку в Апуке пяти самолетов Р-5. Сборка их заканчивается 20 марта».

Апука – это речка, впадающая в Олюторский залив; скорее всего, в ее устье была рыболовецкая изба, возле которой разгружали самолеты. Из донесения пограничников ясно следует, что уже 15 марта разгрузка была закончена, а на сборку отводятся следующие пять-шесть дней. И вот как тут относиться к свидетельству Каманина? Он забыл, что прибыл на Олюторский мыс ранее 15-го, а не утром 19-го? Он что, не помнит – неделю ему пришлось на морозе собирать самолеты или один день? Но для большей достоверности его «воспоминания» оформлены в виде дневника. Зачем это сделано? Вряд ли кто станет спорить с тем, что подобную замену Каманин вряд ли стал бы делать сам, а не под давлением «редакторов». Но фальсификация дат – это только первая странность.

Если верить другим «воспоминаниям» из книги «Как мы спасали челюскинцев», на борту парохода «Смоленск» произошли и другие удивительные события, одно из которых условно можно назвать «совещанием капитанов и летчиков». В 1934 г. про него написали несколько человек из команды Каманина, но никто из них не указал дату, когда оно происходило. Молоков не сказал о нем ни слова. В дальнейшем это «совещание» упоминают многие историки челюскинской эпопеи, оно приобретает статус хорошо известного и даже знакового события. Но очевидцы-участники пишут о нем крайне противоречиво и неопределенно. Наибольшие подробности дает Пивенштейн, он же называет некоторые фамилии. Но прежде чем его цитировать, опишем ситуацию, основываясь на публикациях прессы и том, что известно из других источников.

Согласно сообщениям ТАСС, 9 марта пароход «Смоленск» покинул порт Петропавловска-Камчатского, 11 марта миновал Командорские острова. Капитан «Смоленска» Василий Вага точно знал, где в этот момент находится нижняя граница сплошных льдов. Об этом ему сообщал капитан парохода «Сталинград», вышедшего из Петропавловска 10 днями раньше с двумя микросамолетами Ш-2 на борту, которые якобы тоже были направлены на эвакуацию челюскинцев. «Сталинград» двигался вдоль материка, пока не уперся в сплошные льды, которые в эти дни находились на широте Олюторского мыса. Здесь на границе льдов «Сталинград» 11 марта уже выгрузил оба Ш-2. Эти два маломощных самолета реально годились только для имитации активности, для того, чтобы арифметически усиливать те фантастические 18 самолетов, которые к тому времени правительство «выделило» для операции. Лететь на «шаврушечках» никто никуда, конечно же, не собирался. От Олюторского мыса до бухты Провидения, где в ноябре выгрузился Ляпидевский, более 900 км, и теперь это была зона сплошных льдов, для пароходов непреодолимых. Для самолетов Р-5 команды Каманина, да еще в это время года, – минимум два дня пути. Практическая дальность Р-5 заявлялась 800 км; даже исходя из нее самолеты не имели шансов достичь бухты Провидения за один перелет. В реальности дело обстояло еще сложнее. Во-первых, напрямую лететь нельзя, надо пробираться вдоль материка – это получается почти 1500 км. Во-вторых, учитывая условия Севера, перегруженность машин и изношенность моторов, настоящая дальность была значительно ниже. Каманин, например, позже писал, что она не превышала 600 км.

А на всем этом маршруте есть лишь одно место, где можно заправиться топливом, – город Анадырь. И все, больше никаких топливных баз, только ледяная пустыня. Если принять во внимание дальность полета Р-5, расход топлива, грузоподъемность, то становится очевидным, что план для группы Каманина отправиться от Олюторского мыса выглядел крайне авантюрно. Это даже без учета непредсказуемой арктической погоды. Да что там, прямо можно сказать: миссия представлялась невыполнимой.

Но у Берингова моря есть особенность – замерзает оно больше в западной части, примыкающей к азиатскому материку, а в средней и восточных областях зона льдов начинается значительно северней. Там можно пройти на север выше, хотя, конечно, не до Берингова пролива. Возможно, с какой-то точки долететь до Уэлена станет реальным? Все это, скорее всего, и обсуждали летчики с капитаном, и вряд ли это было какое-то одно совещание.

А Фарих, по свидетельству Пивенштейна, предлагал высадиться на американском берегу и лететь через Аляску: «Выступил Фарих. – Мы – американцы, – сказал он и неожиданно предложил плыть в Америку и летать с американских берегов».

Пивенштейн приводит это в странной форме, но само предложение не лишено разумности. Фарих был на Аляске вместе со Слепневым в 1930 г. и хорошо представлял, какой там уровень авиационной инфраструктуры. Перелететь от аэродрома к аэродрому до самого Берингова пролива было возможно.

А теперь откроем книгу «Как мы спасали челюскинцев», скопируем и поставим рядом свидетельства всех, кто пишет про это «совещание». И увидим, что и его ход, и его завершение выглядят совершенно нелепо.

Пивенштейн: «Мы почувствовали, что на этом совещании толку не добьемся. Пока шли споры, самолеты уже выгружались на берег».

Штурман Шелыганов: «И хотя в кают-компании продолжались еще жаркие споры между командой парохода и летчиками, которые стремились начать свой полет как можно севернее, – самолеты уже выгружались на берег, и вопрос по существу был решен».

Каманин: «Совещался с капитанами обоих пароходов. Картина ясная! Дальше итти нельзя, рискуем засесть во льдах – ни туда, ни обратно. Надо выгружать самолеты и лететь».

То есть совещание еще идет, а самолеты уже выгружают? А кто их выгружает, если летчики совещаются? Неясно даже, кто принял решение. У очевидцев оно как-то «само принялось», позднейшие историки расходятся во мнениях: кто говорит, что решал капитан «Смоленска», другие уверены, что Каманин. Но такое важнейшее решение – откуда начинать спасательную операцию самой большой авиагруппе – могло ли быть принято в обход Правительственной комиссии? Без ведома Куйбышева и Сталина? А если Вага и Каманин ничего не решали, то о чем они тогда совещались?

Неясен также состав участников «совещания». Пивенштейн приводит подробности: «Вечером в кают-компании “Смоленска” собрали совещание. Здесь были летчики военные, гражданские, команда “Смоленска”, команда застрявшего в Олюторке “Сталинграда” и два летчика с самолетов “Ш-2”, которые прибыли на “Сталинграде”, – это маленькие подсобные самолетики, которые зовутся у нас “шаврушками”».

На самом деле по сообщениям Правительственной комиссии и публикациям газет отлично видно, что пароходы «Сталинград» и «Смоленск» еще 12 марта находились в совершенно разных местах.

«Пароход “Сталинград” прибыл в мыс Олюторский (восточное побережье Камчатки), где за сутки с 11-го на 12 произвел выгрузку самолетов и горючего. По сообщению капитана Вага, пароход “Смоленск” миновал Командорские острова и вышел в Берингово море (на борту “Смоленска” из Владивостока отправлено 7 самолетов, с общим командованием т. Каманина). Пароход “Смоленск” 12 марта в 18 час. находился на 57°31′ северной широты и 168°28′ западной долготы.

Председатель правительственной комиссии

Куйбышев

13 марта, 1934 г.

Москва, Кремль».

«Сталинград» стоит возле берега, «Смоленск» находится далеко в море, в сообщении даже указаны его координаты. Если посмотреть по карте, то видно, что он километрах в 300 от побережья; скорее всего, он направлялся на северо-восток, собираясь обходить прибрежные ледовые поля. Затем что-то происходит 13 или 14 марта, и планы резко меняются. Сообщение Правительственной комиссии от 15 марта, информирующее о ранее принятых решениях, содержит совершенно четкие указания:

«Пароход “Смоленск” 13 марта в полдень подошел к району мыса Олюторского. Правительственной комиссией предложено командиру парохода “Смоленск” и начальнику летной группы т. Каманину выгрузить самолеты “Р-5” в районе мыса Опукинского, с тем, чтобы самолеты были немедленно собраны и вылетели в Уэллен».

«Мыс Опукинский», куда Каманина направляют, – это та же самая река Апука, тот же район Олюторского залива. После такого указания «совещаться» летчикам и капитанам поздно, нужно его выполнять. «Смоленск» берет курс на запад и пробивается сквозь льды, которые до этого пытался обойти. Однако Правительственная комиссия спустя два дня информирует:

«Пароход “Смоленск”, пробившись сквозь лед 14 марта, соединился с пароходом “Сталинград”, который к этому времени в Олюторке закончил выгрузку горючего для двух самолетов Ш-2 (сведения о выгрузке в Опуке оказались неверными). На берег мыса Олюторского выгружаются самолеты, горючее и необходимое снаряжение также и с парохода ”Смоленск”».

Правительственная комиссия, конечно, путается немного во всех этих мелких географических названиях, которые находятся на другом конце света, но все же указания выдает понятные. Все эти сообщения скреплены подписью Куйбышева. Каманин в своем «дневнике» спорит с высшим партийным и государственным чиновником? Совершенно однозначно, что пароходы «Смоленск» и «Сталинград» соединились не ранее 14 марта. Вот теперь команды и летчики двух кораблей могут собираться вместе в кают-компании, как нам рассказывает Пивенштейн, и сколько угодно спорить. Предмет спора только неясен: «Смоленск» с большим риском пролез сквозь ледяное поле, неужели он пойдет обратно? Разве что правительство отменит свое прежнее указание. Неудивительно, что Пивенштейн заключает: «Мы почувствовали, что на этом совещании толку не добьемся».