Остёр на язык

11. Вторник, 30.04

Утром отпускает. Воспринимается легче. Не так безысходно.

На станции я осматриваю каждого человека. Никого не упускаю, чтобы не упустить Дрочильщика.

Он не появляется.

На переменах не курю. Не возникает желание. Руки не просят. Я перестал понимать, от чего идёт желание перекурить.

Кажется, впервые после урока иду в раздевалку, а не бегу, когда поджимает начало физры. Поэтому удивляюсь, когда вижу столько людей. Потом до меня доходит — не конец перемены. По той же причине я не замечал, что Денис — доходяга.

— Откуда синяки? — спрашиваю, когда он натягивает футболку.

Они всякие: свежие, фиолетовые, заживающие, жёлтые и зелёные, длинные как палки и жирные как пятна от масла на бумаге. Один на рёбрах, другой на животе, несколько на ногах.

Теперь Денис уверен, что я обращаюсь к нему.

— Отовсюду. Дома постоянно о косяки и двери бьюсь, столы, стулья. Сам не замечаю, уже новый набил. Не знаю, что с ними делать. Они обычно не болят, если не задеваю.

— Тотальное бедствие.

С ним всё не так.

На перемене пересекаюсь с Гошей и компанией.

— Идёшь курить?

— Не курится. — Я замечаю взгляд Гоши. — Блядь, попробуй только пошутить. Язык оторву.

— Тогда одолжи сигарету. — Он милостиво протягивает руку.

Бью по ладони.

— Сука! Ещё и со всей силы! — Гоша затряс ладонью.

— Я тебе, гнида, на той неделе две одалживал.

— Одну ты за причину давал!

— Это был обман!

— Честная сделка!

— Честного столько же, сколько и справедливого!

— Ты хоть понял, что сказал?

— Согласен, не подумал.

Это была корявая фраза. Теряю навык.

— Так дашь?

— По морде дам.

— Ещё одна причина? — неуверенно улыбается Гоша.

Это опять звучит привлекательно.

— Только стоящую информацию, не как с сигаретами.

— Да-да, я понял. — Выглядит Гоша более понимающим, чем Денис. Наверняка горящая ладонь подсказывает, как правильно поступить. — Я могу прислать тебе это сообщением?

— Нет.

— Мы пошли, — говорит Петя и прихватывает за собой Васю, Данилу и Митю.

— Эй! — кричит вслед. — Тогда давай на следующей?

Без слов отдаю сигарету.

— Спасибо. Точно не пойдёшь?

— Точно.

— Здоровские у вас отношения, — горит оптимизмом Денис, пока я разглядываю пачку сигарет, цветастую фотографию чёрных лёгких и суровое предупреждение.

— Тебе обзывать некого?

— Так я обычно никого не обзываю. Воспитание, привычки — просто от них не избавишься. Что думаешь?

Денис красиво уходит от ответа «да».

— Ты про характер? Ну да, так и есть. Ещё среда закладывает.

Я вспоминаю пресловутого Дрочильщика. Приелся со своим характером, который не идёт против мнения большинства, но идёт против моих возражений. Говнюк.

— А ты всегда был таким? — спрашивает Денис.

— Каким?

— Ну, таким, какой сейчас. Таким дерзким.

«Таким».

— Ага, — вру я.

Наверняка в какой-то момент все меняются, произносят свои первые слова, делают первые шаги и не возвращаются назад. Но перед моими глазами часто мелькает прошлое: знойное небо, хлёсткая пурга, широкая улыбка Коли и его глаза, которые ничего не понимают.

Я смотрю в сторону окна. В нём не видно меня. Там нет прежнего меня. Но он ещё живёт во мне и сожалеет.

— Клёво, — говорит Денис. — Реально клёво. Наверно, много кто хочет быть таким. Уметь сказать то, что на уме, тогда, когда надо. Ты, наверно, не прокручиваешь в голове моменты, когда мог ответить, но не ответил, или мог ответить лучше.

Его глаза блестят.

— Ты прокручиваешь?

— Ну, иногда. Иногда так, наверно, много кто делает. Кроме тебя. — Он выглядит счастливым.

Нет, не кроме меня.

— Найди себе того, кого ты будешь обзывать, — советую я.

— Зачем?

Он не думает, что я — не тот человек.

— Чтобы он обзывал тебя.

— А такая радость зачем нужна? — смеётся он.

Наши отношения он называет «здоровскими».

* * *

Встречаюсь с Гошей под лестницей.

— Прошу, — говорю я с довольной улыбкой.

Он не пылает энтузиазмом, не спешит начать.

— Короче, — вздыхает Гоша и мнётся на месте, выдавая стандартный набор: «Эм, ну, э, как бы». — Это сложнее, чем я представлял.

— Сложнее чем бессовестно выклянчивать сигареты?

— Сложнее!

— Ты даже не отрицаешь.

Гоша понимает, что признался.

— Ну… — Он опять вздыхает, смотрит по сторонам, наверх, проверяет, чтобы никого рядом не оказалось. В этот раз причина кажется ему существеннее первой. — Мне нравятся, ну, девушки…

— Вот так неожиданность!

— Да заглохни! Перебиваешь. — Его уши горят, а глаза смотрят вниз. — Но, кроме них… парни тоже.

Сверху гудят малолетки. Со стороны раздаётся смех учителей. Гоше, видимо, так же некомфортно, как и мне у Александра Владимировича.

— Из-за этого проблемы с родителями?

— Не прямо-таки… Это усугубило.

— Как они узнали?

— Я… сказал. Орали друг на друга, а я, чтобы матери насолить, взял и сказал. — Похоже, Гоша сожалеет. — А тебе… как? — неловко обращается.

— Я в твоём вкусе?

— Нет.

— Тогда нормально.

— А если бы был?

— Я бы тебе отказал.

— Да-да. Весь такой крутой, — почти смеётся Гоша.

— Другие знают?

— Нет. Ты… первый, кому я рассказал.

— Ты представляешь, сколько голубых подъёбов пропадёт?

— Нет, и я этому очень рад, — улыбается краем Гоша и не сводит с меня глаз. — Я думал, — говорит он, — что ты отреагируешь… хреново.

— Это как?

— Как с тем извращенцем в метро.

— Ты меня не домогался.

— Да, но…

— Давай без «но».

Гоша смеётся.

— Спасибо.

— К вашим услугам.

Я закидываю голову, смотрю в проём между лестницами и поручнями и утыкаюсь в белый потолок.

Коля тоже поблагодарил.

* * *

День так и говорил, что обойдётся без сюрпризов, но Дрочильщик поймал на выходе из метро.

— Нарываешься, — говорю я и отпиливаю взглядом руку, которая держит меня.

— Я хочу кое-что сказать.

Это уже было.

— Что-то новое? — язвлю не думая.

— Да.

Мне не находится, что ответить, и пока я не взял слово, Дрочильщик затараторил:

— То, что произошло, заставило меня подумать. Обдумать всё, что происходило раньше, и понять, что я должен исправить. Чтобы… жилось по-другому. Правильно. Знаю, дело было в том, кем я был. И характер… — Он останавливается. — Сейчас я знаю, что делать и куда мне стремиться, — его ладонь сжимает моё запястье, — это я и хотел сказать, спасибо. Спасибо, — он серьёзно смотрит в глаза, — что это был ты.

Он позволяет себе слабую улыбку и отпускает меня. Уходит. Пропадает среди людей, а я стою на месте.

Что. Это. Было?