Остёр на язык

28. Вторник, 02.07

Вечереет. Небо блекло жёлтое. Теряет цвет и не уходит трагично с красным отливом. Уходит так, как любой трудяга поднимается со своего рабочего места по окончанию смены.

Иду за Денисом и ловлю свои мысли. Самая крупная: я безумно спокоен. Могу ждать до самой ночи. А мог бы разозлиться. Рычать на Дениса за то, что молчит, вроде не обращает внимание на меня, но следит, как бы я не пропал. Он тоже ждёт. Своего.

Но о чём думает и думает ли, я не представляю. Но я не хочу заканчивать день вот так.

— Это странно, — говорит он и подбирается ко мне.

— Что странно?

— Всё это, — понятнее не становится. — Эта ситуация. Это… молчание, — его голос надламывается. — Почему ты… идёшь. Продолжаешь идти. Разве… это стоит того?

Это — всё это? Которое ситуация, молчание и…

Вздыхаю и поднимаю голову, будто жду ответ, но говорю первым:

— Наверняка стоит. Я не знаю.

Я не знаю, чего жду. Чего-то, что придумал сам. Какую-то проблему для Дениса с родителями.

Почему я уверен, что она есть? Почему я вообще так уверен в себе?

Небо сереет.

— Если ты не знаешь, то... как можешь сказать, что стоит?

— Потому что не знаю, потому и могу сказать. Ты же понимаешь, это — игра словами. Пока не скажешь, как есть, мы ни к чему не придём.

Денис идёт в ногу со мной, молчит. Но точно понимает. Не может не понимать.

Небо быстро темнеет. Быстрее, чем приходит хоть какое-то осознание.

Осознание того, сколько можно упустить словами, сказанными и замолчанным. Сколько теряется за мыслями и сколько находится. Сколько надо времени, чтобы испортить. И исправить.

— Денис, — звучит мужской голос.

Денис замирает как по команде и вскидывает голову. Смотрит на человека впереди.

Он худой и бледный. C медицинской маской на подбородке. В сером костюме, застёгнутом пиджаке, несмотря на духоту и жару.

— М-максим, — говорит Денис, двигает губами и удивляется. Следом удивление становится тяжёлым пониманием. — Точно… — шепчет он.

Максим первым подходит к нам. В его глазах что-то похожее на безразличие. Но я не понимаю, что в них такого, что не даёт мне однозначно сказать, что это — безразличие. Всматриваюсь и вижу, он не просто бледный. Скорее белый. Как бумага. И это отталкивает. Говорит держаться от него подальше.

— Надо представиться, да? — сухо спрашивает он и в упор смотрит на меня. — Максим. Его брат.

Он поднимает руку и будто сам замечает кожаную перчатку. Снимает её с тяжёлым вздохом и протягивает белую руку.

А жать её я не хочу.

— Вадим, — говорю и поднимаю ладонь, пересиливая себя. Пересиливая то, что отторгает в нём. Что-то незаметное. Скрытое за прилежным видом делового костюма и уложенной причёски. — Учимся в одном классе, — я пытаюсь расслабить лицо, но мышцы сковывают его.

Кажется, брату Дениса это неважно. Он жмёт руку, не рассчитывая силу и не ориентируясь на меня. Будто важно сделать, а как — не имеет значения. Точно не имеет значения, что есть я.

Когда он отпускает, я замечаю, что стало холоднее. Его рукопожатие было не только «крепким», оно было холодным. Словно хватился за сталь на морозе.

— Денис, — я смотрю на Дениса, который, как застыл, так и не сдвинулся. — Скажи, сколько времени? — спрашивает его брат.

— Я… — Денис глотает воздух и не выдаёт звуков, — я знаю, что уже поздно. Загулялся, — оправдывается. Запугано. Дрожа.

Как тогда, по телефону.

Я опускаю глаза, на его руки. Они сцеплены в замок. С такой силой, что пальцы покраснели, а ногти наполовину побелели.

— И что с тобой прикажешь делать? — неожиданно громко и бахвально звучит Максим. От чего Денис не становится спокойнее. Кажется, он бы сжал пальцы крепче, если бы мог. — Пойдём, — заключает он и смотрит на меня. — Надеюсь, нагулялись. Ибо хватит.

В животе прихватывает. Будто мне говорят убраться. Будто я — простуда летом. Неуместная. Ненужная. Непонятно откуда взявшаяся. А мне что ответить?

Ничего же не сказали. Это я… почувствовал.

— Да, — соглашается Денис. Тихо. По-другому.

Не верю, что это — Денис, что именно такой он — настоящий. Не хочу верить, что такой Денис может быть частью того человека, который столько наседал на меня, лез ко мне, когда я посылал его, который столько скрывал, прятал и всячески пытался быть другим.

Это действительно он?

Максим разворачивается, Денис идёт за ним. Оборачивается, и… я не понимаю, что вижу на его лице.

— Ну, — заминается он и потирает пальцы. Я знаю почему: сгибы болят и кожу щиплет. — Я пойду, — говорит, будто это неочевидно. После слов его брата. — У-увидимся.

Я завёлся: мне кажется, отпускать его опасно. Максим не вызывает ни доверия, ни спокойствия. Наоборот, с ним спокойствие расшатывается. Судя по Денису, вплоть до паники.

— Не иди, — говорю я, а Денис застывает.

В глазах что-то колышется, а на лице я чувствую то обречение, когда произнёс свои первые слова.

Он смотрит молча, открыв рот. Кажется, он поражён не меньше меня. Кажется, он понимает то, что понял я, но его улыбка — не то, что я думал увидеть.

— Хорошо, а завтра? Послезавтра? Каждый вечер так уходить? — Денис трёт пальцы. — Сейчас я могу сделать это, но что будет потом? Как быть?

У меня нет ответа. Я стискиваю губы, напрягаю брови и лоб — у меня нет мыслей.

— Ничего не случится, если я пойду. Ни сегодня, ни завтра. Ты… переживаешь, что ли? За меня? Мы — не друзья. Тебе не надо.

Его улыбка становится всё невыносимее для нас обоих. Отпущенный смешок ломает ноги.

— Просто… — Он смотрит на меня и понимает сам, что никакие слова не уговорят меня думать иначе. Ему больно. Но он продолжает держаться, строить из себя силача, когда эмоции обрушиваются и ломят его на моих глазах. — Просто сделай вид, когда мы встретимся, что ничего не было. Завтра. Послезавтра. И дальше. И ничего страшного не случится.

Но страшное уже случилось. И Денис понимает, насколько глупа и неоправданна его ложь.

Его нужно остановить. Нужно остановить эту нелепость и трусость, но — что я могу сделать? Что я могу дать?

Ничего. Никакой альтернативы. Никакого хорошего конца. Ничего.

Когда я смотрю, Денис уже идёт в шаг с братом.

Ему нужно было идти, поэтому он пошёл.

Я вижу, как Денис что-то говорит Максиму, а тот обнимает за плечо. Только я сомневаюсь, что рука в перчатке может «обнять». Это движение похоже на угрозу.

* * *

Вагоны прибывают. На станции встаёт гул. Двери открываются, люди снуют туда-сюда. А я не могу сделать шаг. Стою на месте, когда возникают и исчезают люди, которые никак не касаются меня. Которых не касаюсь я. И смотрю на уходящие вагоны.

Жду следующий поезд. Снова шум и гам. Люди. Шаги. Разговоры. Они проносятся рядом со мной. Я остаюсь на месте. Я не могу двинуться вперёд. Я не могу думать ни о чём, кроме того, что должен был остановить Дениса.

Не надо было ему идти. Надо было схватить его и бежать подальше. Зачем быть рядом с человеком, которого боишься до дрожи?

Приходит поезд. Двери расходятся. Люди пестрят слишком ярко.

И что я бы сделал потом, когда мы убежали?

Не хочу признаваться. Не хочу говорить себе, но слова уже звучат в голове: вот именно, ничего бы не сделал. Не знал бы, что делать. Так же и сейчас, я не знаю, что делать мне. Почему так поступает Денис. И что будет завтра?

Сделать вид, что ничего не было? Серьёзно? Как?

Все вокруг видят, когда я что-то утаиваю. Когда мне нехорошо. Они всё понимают. Так как мне сделать вид, что ничего не было? Что не я получил удар от брата Дениса? Что не от его чистого и опрятного вида воротило, как от гнилостной помойки? Что не мне… было страшно?

Когда я сказал Денису не идти, я действительно переживал. Испугался. Потому что в хорошей и счастливой семье младший брат не поджимает трусливо хвост перед старшим. Не боится говорить по телефону с кем-то из семьи. И не отговаривает знакомого в том, что случилось плохое.

Он не будет прятать. Не будет притворяться. Не будет трещать. Не будет трястись и панически дышать. Не будет скрывать свою семью. Наверняка, даже синяки идут оттуда.

Да, Денис неуклюжий. Настоящее бедствие. Но не такое же.

Не знаю, сколько поездов прошло мимо, сколько людей утекло и насколько это волнует меня, но даже спустя столько времени у меня нет сил.

У меня нет ничего, что…

— Вадим?

Не признаю голос, хотя должен был. Потом понимаю, Дрочильщик не звал меня часто по имени, чтобы я привык к нему. Мы не говорили столько, чтобы у меня были основания помнить его. Но лицо осталось прежним.

Этого достаточно.

Примечание к части

Денис — https://b.radikal.ru/b26/1912/d6/379b2429e5c3.png