Портрет лива в Старой Риге

С а у л в е д и с. Андина!

А н д и н а. Извини.

С а у л в е д и с. Ты же не думаешь так всерьез?

А н д и н а. Опрокинется раскрашенная бутафория, сказал ты, разверзнется поверхность… Прекрасно! Узнаем наконец, каковы наши дети на самом деле, выявится подспудное… Чего нам с тобой бояться, если подумать? Нечего, если только мы сами… ну… если сами не станем разгуливать тут в гриме да с бутафорским щитом…

С а у л в е д и с. Стало быть, я, по-твоему…

А н д и н а. И все ты воспринимаешь так тяжело, каждую мелочь, с подозрениями, с… Вечно воображая невесть что, непременно самое худшее… Если хочешь знать, я несколько раз собиралась к директору с просьбой освободить тебя от меня…

С а у л в е д и с. Что тебе мешало и удерживало?

А н д и н а. Только то, что один ты окончательно перегнул бы палку…

С а у л в е д и с. Значит, я должен сказать тебе спасибо?

А н д и н а. Саулведис, когда ты в очередной раз впадал в панику, после того как Винета попалась на краже или из-за несчастных проткнутых шин, ты не думай, мне тоже было трудно и я так же безумно волновалась…

С а у л в е д и с. Не похоже было.

А н д и н а. Я брала себя в руки, потому что вспоминала, как мама, обычно довольно робкая, вдруг совершенно спокойно и с железной логикой говорила каждому, что он должен делать, когда у нас в доме начался пожар…

С а у л в е д и с. А куда девался отец?

А н д и н а. Отец, он… он, видишь ли, делал, что приказывала мама…

С а у л в е д и с. Ага.

А н д и н а. Мы оба, сейчас я это понимаю, еще очень зеленые. Учить своей химии и латышскому языку — тут мы вроде бы несколько пристрелялись, но воспитывать…

С а у л в е д и с. Шесть-семь лет все же, вероятно, слишком маленькая разница.

А н д и н а. Ты прав.

С а у л в е д и с. С девятыми еще так-сяк, но, когда мы на комсомольском собрании сидим вместе с одиннадцатыми, я чувствую, что скорее принадлежу к ним, чем…

А н д и н а. Чем к учителям, верно, и у меня временами бывает такое ощущение… Но если настоящие учителя, ну, торжественно уходят друг за другом на пенсию или уходят совсем, как учитель Римша, приходят такие, как мы, и должны делать… Можешь, не можешь… Делай! Учись!

С а у л в е д и с. Андина, ты знаешь, что вчера наши… помнишь, они все вместе исчезли… были на могиле Никлава Римши?

А н д и н а. Знаю, мне Байбиня шепнула… Десять минут стояли молча…

С а у л в е д и с. Почему ты мне не сказала?

А н д и н а. А ты мне?

С минуту оба молчат, прислушиваясь к звукам клавесина.

Саулведис, нас двое, живых, полных самых лучших намерений, готовых ночей из-за них не спать, и… ничего. Они бегут от нас. Они идут к…

С а у л в е д и с. Ну, от тебя не бегут.

А н д и н а. «Он был суровый, не так ли?» — спросила я у Байбини… Знаешь, что она мне ответила? «Да, мы боялись его, но для него мы все были одинаковы…».

С а у л в е д и с. Повтори дословно, что сказала Байбиня, пожалуйста.

А н д и н а. «Для него, учителя Римши, мы все были одинаковы…». Как все-таки нехорошо получилось сегодня с Олафом, не могу успокоиться.

С а у л в е д и с. Что же, в конце концов, мне нужно было сделать?

А н д и н а. В лесу у костра у вас начался откровенный разговор, ты сказал…

С а у л в е д и с. Допустим.

А н д и н а. Ну видишь, и… он, конечно, будучи старше своих лет, уже размышляет как взрослый человек, но где-то он и очень застенчив… он доверился тебе, открыл тебе тайну, красивую, волнующую, но что он услышал от тебя — могу себе представить, плюс мой идиотский допрос…

С а у л в е д и с. Выходит, мне надо было его поздравить?

А н д и н а. Разумеется, и спросить, как зовут девушку, и дать какие-нибудь советы, может, он впервые в жизни на таком званом вечере, и добавить, что завтра он обязательно должен тебе все рассказать…

С а у л в е д и с. Все…

Стук в дверь.

А н д и н а. Да, идем! (Саулведису.) Будь ты не учителем, а мальчиком, я завтра сказала бы Олафу, чтоб он тебе смазал по твоей красивой, правильной, пропорциональной челюсти.

С а у л в е д и с. Ого?

А н д и н а. Так, чтоб лязгнула, понятно?

С а у л в е д и с. И?

А н д и н а. И… Возможно, кое-какие расшатанные шарики и ролики встали бы на свои места. (Уходит.)

Звучит скрипичная музыка.

Саулведис, скрестив руки на груди, охватив ладонями плечи, подходит к окну. Смотрит в окно, как в начале действия, и его желтый жилет холодно люминесцирует в лунном свете.