Портрет лива в Старой Риге

Л о н и я (Дидзису). Иди в кухню и садись за стол.

Д и д з и с. Отец этой девушки, уезжая, грозил кулаком в сторону нашего дома и что-то говорил, но мы не поняли.

В а л д и с. Вам и не надо было понимать. Достаточно того, что я понял.

Д и д з и с. Он, наверно, думал, что мы виноваты.

Л о н и я. Надеюсь, он поймет, что это не так. Дидзи, весной мы начнем строить новый дом.

Д и д з и с. Мы? Где?

Л о н и я. Здесь же рядом, там, где был огород. Торопиться нам некуда, будем строить понемногу, но зато по своему вкусу. Современный.

Д и д з и с. Да?

Л о н и я. И ты, если захочешь завести почтовых голубей…

В а л д и с. Лония, ну зачем. Мы с Дидзи не младенцы, и не надо нам сулить погремушку, чтобы не плакали.

Д и д з и с. Конечно, хотя… откровенно… против строительства дома я не возражаю.

Л о н и я. Вот как?

Д и д з и с. Я в колхозе попробовал работать каменщиком, ничего, получалось… Кладку стен беру на себя. Хорошо, я пошел на кухню. (Уходит.)

Валдис смотрит на часы.

Л о н и я. Тебе пора.

В а л д и с. Помнишь, Лония, тебе вчера стало не по себе и показалось, что я с тобой прощаюсь.

Л о н и я. Мне действительно стало не по себе.

В а л д и с. В это мгновение я мысленно прощался с тобой.

Л о н и я. Валдис…

В а л д и с. Я еще не знал, что все окончится так, но что добром не кончится, было ясно.

Л о н и я. Но ведь кончилось… (Замолкает.)

В а л д и с. Хорошо? Ты так считаешь?

Л о н и я. Тебе жаль эту девушку, я понимаю, и мне жаль, но…

В а л д и с. Ты, верно, не расслышала, что сказал Дидзис.

Л о н и я. Дидзис?

В а л д и с. Мне при встрече с ними не поздоровится.

Л о н и я. Ты желал им добра.

В а л д и с. Желал, а что получилось?

Л о н и я. Не по твоей же вине.

В а л д и с. И все же.

Л о н и я. Скорее, они могут упрекнуть милицию.

В а л д и с. Нет. Милицию они не упрекнут. И твоего отца тоже, даже если узнают. Только меня.

Л о н и я. Но почему?

В а л д и с. Потому что… Лония, взгляни на меня. Ну?

Лония в недоумении смотрит на Валдиса.

Ты не видишь? Ты все еще не понимаешь?

Л о н и я. Нет…

В а л д и с. Я один из них.

Эти слова звучат так, что Лония невольно отступает на шаг.

Неужели ты думаешь, они доверились бы мне, если б сразу не признали во мне своего? В такой рискованной ситуации — никогда.

Л о н и я. Прошу тебя, брось шутить.

В а л д и с. Разве я похож на шута?

Входит Д и д з и с.

Д и д з и с. У меня, наверно, сдают нервы, но я не могу есть, если мне за столом без конца говорят… ну одно и то же. Кусок застревает в горле… Я просто не могу, и все. Пойду к Рудите. Может, бабушка ее не пускает.

Ни Валдис, ни Лония ему не отвечают, и Д и д з и с уходит.

Л о н и я. Ты же Валдис Эглитис, как ты можешь быть… и твой отец, когда была наша свадьба…

В а л д и с. Отец латыш.

Л о н и я. О матери ты сказал только, что она умерла, когда тебе было семь лет.

В а л д и с. Ну да… С тех пор я жил у отца в Риге. В той самой квартире, откуда моя мама, схватив меня под мышку, убежала назад к своим в Галиньциемс{47}.

Л о н и я. Куда?

В а л д и с. Это в Вентспилсе{48}, знаешь, у Кулдигского шоссе. Те годы помню смутно, отчетливее всего осень, когда мы всем табором собирали в лесах Угале и Попе{49} ягоды, грибы, орехи… Вчера попробовал обугленную сыроежку, так и встало все перед глазами, знаешь. Огонь прошел по жилам… Песни мы в Галиньциемсе тоже пели, некоторые из них я до сих пор не забыл…

Л о н и я. Почему ты мне раньше не сказал? Или ты боялся, что… Валдис, неужели тебе казалось, что мы какие-то… расисты?

В а л д и с. Нет, что ты. Хотя бывают такие моменты, я думаю… такие традиции, или как это назвать…

Л о н и я. Какие?

В а л д и с. Ну, тебе, например, сразу было ясно, что альбом… этот несчастный альбом краденый, помнишь? Ты осудила человека, не взглянув на него. Не выслушав его объяснений.

Л о н и я. Но я ничего плохого не думала, мне только…

В а л д и с. Разумеется. Тебе только было ясно, что альбом краденый, и лишь потому, что его продает…

Л о н и я. Да, я понимаю…

В а л д и с. Все это у нас, как учат в школе, исторически сложилось, или как там, понимаешь. И пройдет еще немало времени, понимаешь.

Л о н и я. Прости.

В а л д и с. Ну что ты.

Л о н и я. Тебе все-таки следовало бы сказать. Валдис, ни я, ни мой отец…

В а л д и с. Твой отец, знаешь, что бы он сделал? Три раза на дню да еще утром и вечером твердил бы мне, что мои родственники, которые вышли прямо из кустов да в люди и работают или учатся, теперь честные и уважаемые советские граждане, точь-в-точь как и все остальные… Он говорил бы и говорил, к тому же от всего сердца, а я в это время, понимаешь… Почему разрушилась моя первая семья в Талсах{50}, только поэтому, серьезных причин не было — если не считать того, что моя теща не могла привыкнуть к моим двоюродным братьям, которые приходили к нам одалживать деньги… Знаешь, Лония, хуже всего было, когда люди в моем присутствии умолкали на полуслове. Как дураки. Опасались, понимаешь, что меня могут обидеть все эти занятные истории, например, о бедной лошади, которую цыган отучил от еды и от питья тоже почти, а та возьми да и сдохни… Или о том, как цыган шубу продавал…

Л о н и я. Ты еще смеешься…

В а л д и с. Теперь я понимаю, что это было малодушие, но тогда, поступив здесь на работу, я решил про себя: никто меня не знает, зачем выворачивать душу? Кому какое дело до моей матери и моих двоюродных братьев? Никому никакого дела.

Л о н и я. Что ты задумал?

В а л д и с. Я?

Л о н и я. Не считаешь же ты всерьез, что должен их опасаться?

В а л д и с. Их? Лония, они не бродяги, они спокойно живут в своем молдавском селе и работают спокойно, но в один прекрасный день на них что-то находит, что-то такое, ну — и они отыскивают старые палатки и…

Л о н и я. Ты уклоняешься от ответа… Хорошо, завтра я сама поеду к ним в Огре.

В а л д и с. Тебя к ним не пустят.

Л о н и я. В таком случае я приеду к ним через месяц, когда кончится карантин.

В а л д и с. Лония, а теперь мне действительно пора.

Л о н и я. Ты не хочешь, чтобы я… поехала с тобой?

В а л д и с. В Даугавпилс?

Л о н и я. Я возьму двухдневный отпуск, есть такая возможность. Если ты хочешь.

В а л д и с. Хочу. Очень.

Л о н и я. Ты мне расскажешь о себе, и я тебе расскажу о том, что ты еще не знаешь, и мы также придумаем, что надо сделать для того, чтобы все кончилось хорошо, это мы обязательно сделаем, обязательно.

В а л д и с. Этой девушке мы больше не сможем помочь.

Л о н и я. Сможем. Мы узнаем адрес этого парня в Литве и… Валдис, как все-таки все это ужасно.

В а л д и с. Лония, но то, что я рассказал о себе… Может быть, это тебя потрясло, но ты мне не говоришь.

Л о н и я. Если ты можешь так думать обо мне и… о моих чувствах к тебе, тогда уж лучше, Валдис… лучше тебе ехать одному.

В а л д и с. Поедем вместе, Лония, прошу тебя… Сердись на меня, но и подумай, каково у меня на душе.

Оба уходят по коридору.

Появляются Д и д з и с и Р у д и т е.

Д и д з и с. Садись. Чувствуй себя, как в гостях.

Рудите садится. Увидев на столе альбом, раскрывает его… Всхлипывает.

Опять… Почему ты теперь плачешь, я отказываюсь понимать.

Р у д и т е. Я не плачу, я только…

Д и д з и с. Конечно. Ты только хнычешь.

Р у д и т е. Вспомнила, как вчера мы ссорились из-за птиц в твоем… в этом альбоме…

Д и д з и с. Отошлю им в Огре. Пусть делают с ним что хотят.

Р у д и т е. И как мы танцевали… Какие мы еще были дети.

Д и д з и с. Что мы знали о жизни.

Оба смотрят в окно.

Р у д и т е. Твоя мама надела свой дивный голубой костюм… Разве в таком можно в грузовик?

Д и д з и с. В исключительных случаях можно.

Р у д и т е. Дядя Валдис все-таки подал ей пальто.

Дверь кабины захлопывается, машина отъезжает.

Д и д з и с. Это дядя Валдис мне сказал, что у тебя синие глаза и что ты красивая.

Р у д и т е. Так он и сказал?

Д и д з и с. Не слово в слово, но…

Р у д и т е. Но я ведь совсем не…

Д и д з и с. Хватит об этом. Точка. Бери учебник и занимайся.

Усердно читают каждый свой учебник.

Р у д и т е. Я не могу…

Д и д з и с. Возьми себя в руки. Через час первый урок, а что мы выучили, ничего. Проболтались.

Р у д и т е. Факт.

Д и д з и с. За работу. А если попробовать вместе? Если у тебя слуховая память, я могу читать вслух.

Р у д и т е. Слуховая… не знаю, по-моему, у меня вообще никакой…

Д и д з и с. Я сказал, возьми себя в руки. Главное, самовнушение и концентрация внимания. Ну? Итак. Я начинаю.

Р у д и т е. Хорошо.

Д и д з и с. Я читаю, а ты слушаешь и запоминаешь. Не все, только самое главное.

Р у д и т е. Хорошо, только я…

Д и д з и с. И замолчи. Не мешай. Слушай. Заголовок «Студенческие годы в Тарту», в скобках тысяча восемьсот восемьдесят семь — тысяча восемьсот девяносто два. Повтори. С какого по какой.

Р у д и т е. С тысяча восемьсот… Дидзи, я понимаю, я все понимаю, но я не могу забыть, как они несли ее мимо костра и…

Д и д з и с. Прекрати. Я читаю. Слушай… Ты слушаешь?

Р у д и т е. Да…

Д и д з и с. «В тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году Эдуард Вейденбаум{51} стал изучать право в Тартуском университете. Среди студентов и преподавателей города…»

Дидзис вынужден прервать чтение; мимо проносится скорый поезд дальнего следования, снова гудит земля и дрожат стекла веранды. Очевидно, на перроне в ожидании электрички столпились люди, поэтому поезд на полном ходу еще долго и протяжно гудит.

1970