Портрет лива в Старой Риге

В а л д и с. Почему, ты хочешь знать?

Д и д з и с. Рудите спросит у меня.

В а л д и с. Потому что… видишь ли, все хозяева картофельных и морковных владений сейчас начеку и не спускают глаз с лагеря…

Д и д з и с. Ясно.

В а л д и с. А утром, когда рассветет, они угомонятся и заснут. Я остановлюсь в низине и задним ходом подам машину к самой палатке, это будет одно мгновение…

Д и д з и с. Я могу идти?

В а л д и с. В шесть, не забудь.

Д и д з и с, кивнув, исчезает.

Валдис опускается на край кушетки и прячет лицо в ладонях.

Дверь распахнута. Звучит совсем иная песня, сильная, с властной ритмикой, зовущая, требовательная.

Входит Л о н и я. Направляется к двери, закрывает ее.

Л о н и я. Ты еще здесь? Ты говорил, что пойдешь к ним и… Валдис, что-нибудь случилось?

В а л д и с. Еще нет, но могло случиться… Дети начали действовать самостоятельно.

Л о н и я. Дидзис и Рудите?

В а л д и с. Как я мог потерять осторожность и впутать в эту историю детей!

Л о н и я. Где они?

В а л д и с. Чтобы выиграть время, вернее, чтобы они за ночь не наделали непоправимых глупостей, я велел Рудите прийти в шесть утра. Понимаешь, будто бы затем, чтобы перевезти девушку в пустую квартиру.

Л о н и я. В шесть утра ты, кажется, и сам собирался?

В а л д и с. Потому и сказал, чтоб походило на правду.

Л о н и я. Ты не договорил…

В а л д и с. Лония…

Л о н и я. Что ты задумал? Ну скажи.

В а л д и с. Лония, летом мы должны были начать строить дом.

Л о н и я. У нас есть дом.

В а л д и с. Лачуга и пристроенная к ней странная веранда.

Л о н и я. Почему странная?

В а л д и с. Потому что она величиной с дом, если не больше.

Л о н и я. Не преувеличивай. Странные у нас только старинные окна, но мы привыкли и больше не замечаем. Несколько лет эти рамы простояли у сарая, их свезли на дрова, когда в центре сносили дом бывшего садовника имения. У отца рука не поднялась рубить.

В а л д и с. И он выдумал веранду, верно, а мы с тобой не придумали ничего и ничего не построили, мы просто живем… Хозяйство мы ликвидировали в два счета, когда рассудили, что оно не окупается, а молоко и все остальное можно достать в колхозе… От сада тоже мало что осталось, если не считать яблонь.

Л о н и я. Рассудили, не построили… Почему ты говоришь так, будто у нас все в прошлом? И снова это похоже на прощание… Валдис, мы можем строить и затевать все остальное, но хлопот не оберешься. Разве ты не видишь, как маются наши соседи? Иногда просто жаль этих добрых людей, от них при встрече ничего другого не услышишь, кроме как о радиаторах центрального отопления, которых опять не достать, о кирпичах да шурупах…

В а л д и с. Дидзис хотел устроить на чердаке голубятню, но мы не позволили, потому что голубятня уже есть в школе в кружке юных натуралистов, общая для всех…

Л о н и я. Понимаю, что ты хочешь сказать…

В а л д и с. Слушал, как они поют, и думал, что человек должен где-то пустить корни. Если этого не произошло, может случиться, подует легкий ветерок… легкий ветерок из лесной чащи, знаешь, или вдруг оживет полузабытая мелодия, или вспыхнет костер, и все пойдет прахом… Надо, чтобы человек врос и укоренился где-нибудь.

Л о н и я. Чтобы потом по ночам, как ты сам сказал, охранять свои картофельные борозды с кочергой в руке…

В а л д и с. Не обязательно. Не нужно заходить так далеко.

Л о н и я. А где граница?

В а л д и с. Граница есть… Схожу к костру и сообщу этим туристам, что, к сожалению, ничего для них сделать не могу, а потом мы оба придумаем, что завтра в шесть сказать детям и как со всем этим покончить.

Л о н и я. Подожди.

В а л д и с. Я сразу вернусь.

Л о н и я. Валдис, не горячись… Подумаем.

В а л д и с. О чем?

Л о н и я. Обсудим спокойно. Если все же?

Валдис вопросительно смотрит на нее.

Валдис, ты по-прежнему считаешь, что девушке нужно помочь? Может, ты изменил мнение за это время?

Валдис отрицательно качает головой.

Зачинщица ссоры она сама, никто другой не пострадал, никто не жалуется… Незаконным будет только ее пребывание вне карантина… Валдис, но ведь она, может быть…

В а л д и с. Больна? Нет. Когда в Молдавии началась эпидемия, все они были далеко, на Украине. В карантин их помещают по той лишь причине, что иначе им нужно предоставить гостиницу, не оставлять же их осенью под открытым небом да еще с маленькими детьми, а снять для них гостиницу, сама понимаешь, дорогое удовольствие… Жди меня.

Л о н и я. Нет. Не ходи к ним и ничего не говори.

В а л д и с. Ты мне советуешь…

Л о н и я. Раз договорились в шесть, пусть так и остается. В шесть.

В а л д и с. Ты думаешь?

Л о н и я. Один день она проведет на той квартире, ничего плохого не случится, а я до твоего возвращения из Даугавпилса придумаю, что делать дальше.

В а л д и с. Лония, но… дети!

Л о н и я. Дети поймут, я им объясню… Я сама, поручи это мне.

Распахивается дверь, на пороге появляется запыхавшийся Д и д з и с.

Д и д з и с. В шесть.

Л о н и я. Хотела бы я видеть, как ты поднимешься в шесть. Тебя и в восемь из постели не вытащить.

Д и д з и с. Меня?

Они продолжают говорить, но мимо станции проносится скорый поезд, и слова тонут в гуле колес и дребезжании стекол веранды.