Помни меня

Глава 5. Лилий больше нет

Гермиона просыпается очень тяжело, выплывая из такого глубокого сна, что ее тело кажется тяжелым и непослушным. Она немного шевелится, нежась под пледом и чувствуя, как расслабляются мышцы. Гермиона с удивлением понимает, что нет ни боли, ни движения цветов внутри. Такое потрясающее ничего. Эта пустота удовольствием разливается по коже, оставляя только приятные ощущения от тактильных прикосновений. От нежности пледа и гладкости теплой ткани под рукой.

Она немного хмурится и шевелит пальцами. Ее рука опущена с дивана и лежит на чем-то теплом. Гермиона открывает глаза, осматривается и удивленно вскидывает брови. Она спит на своем диване — с этим все в порядке, а вот Северус Снейп сидит на полу, откинув голову на сидушку ее дивана. Его глаза закрыты, лицо расслабленно. Гермиона, стараясь не разбудить его, убирает свою руку с его груди, все еще находясь немного в шоке.

Похоже, он просидел с ней здесь всю ночь, и даже держал за руку, пока не уснул. Она сводит брови, вспоминая вчерашние события, и с трудом сдерживает стон позора и разочарования. Откидывается на подушку и закусывает губы. Снова перетянула внимание на себя, да еще и сказала такое. Какой стыд!

Жар заливает лицо и шею. Она натягивает плед и пытается перестать так краснеть, но мысли, которые всплывают в голове, этому не способствуют. Гермиона с ужасом прокручивает в голове раз за разом все, что произошло. Сердце стучит так гулко, что отдается в висках тревожным шумом. Она делает глубокий вдох, опускает плед и замирает, увидев, что Северус сидит и смотрит на нее как на идиотку, разминая шею и недовольно хмурясь.

— Вы уже в себе? — интересуется он с большой долей сомнения в голосе.

— Да, вполне, — хрипло отвечает Гермиона, потом прочищает горло и добавляет: — За вчерашнее…

— Не надо, — говорит Северус, поднимая руку и останавливая ее, — я прекрасно видел, что с вами было что-то не так, — он оценивающе осматривает девушку с легким налетом интереса в темных глазах. — Опишите.

— Что именно? — Гермиона садится на диване, поудобнее устраивая подушку, и опять удивляется совсем забытым ощущениям. Она чувствует себя как раньше — ни одна клеточка ее тела сегодня не болит. И это ощущается настоящим чудом.

— Что с вами вчера произошло? — раздраженно уточняет он.

— Вы видели, — она тупит взгляд, — цветы снова были невыносимы. Сводили меня с ума.

— Они могут управлять вами? — Северус вскидывает бровь, продолжая разминать шею.

— Иногда мне так кажется, — Гермиона кивает, задумчиво глядя на Снейпа, а потом сползает с дивана, оказываясь напротив него, и протягивает руки: — Давайте я помогу.

Его взгляд своей тяжестью может сломить, заставить остановиться или захотеть провалиться сквозь землю. Гермиона неосознанно поджимает пальцы на ногах.

— Вам это необходимо?

— Похоже, это необходимо вам, — Гермиона прищуривается, и пару мгновений они сверлят друг друга взглядами, а потом Северус поворачивается к ней спиной, позволяя ей сделать то, что она хочет. Сердце у Гермионы заходится бешеным ритмом, когда она осторожно касается его плеч и начинает аккуратно разминать напряженные мышцы. В душе становится так приятно, и она не может понять: под влиянием цветов это происходит, или она сама чувствует все. — Простите, что из-за меня вам пришлось спать здесь.

Мышцы Северуса под ее руками все еще напряжены, но он издает вздох облегчения, когда она задевает нужные места.

— Если бы вы сразу пришли ко мне, ничего этого бы не было, — угрюмо говорит он. — Зачем доводить себя до крайней точки, если можно этого избежать. Вы так привыкли к боли?

— Да, я привыкла. Я многое могу стерпеть… просто иногда цветы становятся совсем невыносимыми.

— Как вчера?

— Да. Они двигаются под кожей, болят и словно нашептывают, сводят с ума, как будто у них есть влияние на мой разум.

Северус кивает, давая понять, что он услышал, а Гермиона продолжает разминать его плечи, чувствуя, как мышцы под ее пальцами немного расслабляются. Некоторое время они молчат.

— Я заметил, что все цветы пропали.

— Такое было уже после вашего прихода. Они вянут и опадают. Остаются лишь шрамы. Кстати, как вам удалось залечить рану на шее?

Она вспоминает, что не нащупала даже шрам.

— Заклинанием, мисс Грейнджер.

— Вы не понимаете, сэр. На них не действуют заклинания.

— Мои действуют.

Гермиона хмыкает, отмечая еще одну особенность в своем мысленном списке под названием «ханахаки».

— Надо это записать для мадам Помфри, — говорит она себе под нос.

Северус кивает в знак благодарности и, чуть отстраняясь, поворачивается к Гермионе, которая сидит напротив него в одной сорочке, — сухой, слава Мерлину, — положив руки на колени, и спокойно рассматривает его. Ему почему-то становится не по себе от того, что он сидит перед ней без своего привычного обмундирования. Вчера он не успел ничего накинуть и остался в одной белоснежной рубашке. По ее жадному взгляду видно, что ей нравится видеть его без сюртука.

Снейп вздыхает и устало произносит:

— Мисс Грейнджер, давайте проведем оставшееся время без глупостей. Потому что вы пытаетесь меня оградить от общения с вами, чему я очень признателен, но при этом, делаете только хуже. Вчера еще немного и я бы вызвал Помфри, а сегодня здесь бы уже разверзся ад.

Гермиона потупившись, кивает. Действительно, оборачивалось все, несмотря на все ее терпение, катастрофой, в которой приходилось прилагать усилия Северусу Снейпу. Она бросает испытывающий взгляд на него из-под полуопущенных ресниц. Он сегодня кажется спокойным, наверняка уставшим, но более терпеливым и не плещущим ядом. По крайней мере, пока.

Оба вздрагивают, когда на кухне слышится громкий хлопок и звон посуды — хогвартский эльф принес завтрак.

— Вы хотели бы позавтракать в одиночестве, мисс Грейнджер? — уточняет Северус, поднимаясь на ноги и протягивая ей руку.

— Нет, если вы не против, сэр, — принимает его руку, крепко обхватывая длинные, холодные пальцы. Она пытается удержать лицо и не показывать, как приятной дрожью отзывается в ней его прикосновение.

— Тогда встретимся на кухне через полчаса. Уступить вам ванну?

— Да, благодарю, профессор Снейп.

Он сдержанно кивает и, обойдя ее, отправляется наверх, а Гермиона прижимает руки к горящим щекам. Это был их первый нормальный разговор, начиная с августа. Нормальный настолько, что кажется почти искусственным. Все внутри нее ликует, а на коже до сих пор ощущается прохлада его прикосновений, каждое из которых словно отпечатывается на ее сердце.

Гермиона достает из ящика одежду и проскальзывает в ванную. Принимает быстрый душ, сушится и, чуть приподняв голову, осматривает залеченное Северусом место. Удивительно, но там не то что шрама, даже никакого пятнышка не остается. Тогда как грудь, живот и руки покрывают тонкие белесые шрамы от цветов, которые не удавалось залечить, потому что магия на них не действовала. Но мазь Помфри хорошо залечивает шрамы, и целительница права, — если мазать регулярно все положенное время, шрамов бы почти не осталось. Жаль, что ей это уже неактуально, но все же ходить с красными рубцами она тоже не хотела, поэтому исправно покрывала кожу мазью два раза в день.

Гермиона медленно осматривает свое лицо. Она стала такой худощавой. Даже бегая по лесам, мяса на костях было больше. А сейчас постоянная боль и страдания как физические, так и душевные, накладывают отпечаток на ее тело. Кожа слишком бледная, на ней контрастно выделяются веснушки, глаза темные, почти черные в тусклом освещении ванной комнаты, и такие пустые, печальные. Гермиона хмурится. Такой вид только жалость и вызывает. Так точно дело не пойдет.

Она достает палочку и высушивает волосы так, чтобы они напоминали не воронье гнездо, а мягкими локонами легли на плечи. Добавляет совсем немного косметических чар, чтобы не выглядеть бледной поганкой, и чтобы губы не сливались с цветом кожи. Жаль, что глаза магией не зажечь. Она критично осматривает себя, вздыхает и продолжает одеваться.

* * *

Гермиона сидит на кухне перед накрытым столом, от которого исходят аппетитные ароматы. Она иногда смотрит в окно, где время от времени пролетают одинокие снежинки, как предвестники скорого снегопада. Сильный ветер срывает последние пожелтевшие листья, бросая их в окна. На траве кристальным одеялом лежит изморозь, но дома так тепло, что это лишь добавляет уюта и настроения. Гермиона опускает глаза на томик Шекспира, бегая взглядом по заученным строчкам.

Не успевает она выпить и чашку чая, как Снейп, облаченный в свой неизменный сюртук, входит на кухню. Ей кажется, что вместе с ним он надевает и какую-то маску отрешенности и холодности, за которой прячется всю жизнь. Но Гермиона не позволяет себе рассматривать его слишком долго. Ловит его многозначительный взгляд, брошенный на книгу в ее руке, и убирает ее на подоконник, к цветам. Желая нарушить тишину, она замечает:

— Чай еще не остыл, но омлет уже не такой горячий.

Завтрак выглядит шикарно. Здесь есть и овсяные лепешки, и сырники, и тыквенный пирог. Каша, омлет с беконом и томатами, и запеченные тосты, к которым им принесли в маленьких чашечках клубничный и черничный джемы. Сегодня у Гермионы впервые за много дней есть аппетит, и она собирается наесться до отвала. Она осторожно накладывает себе омлет, пока Северус садится. Их ноги за маленьким столом соприкасаются совсем как раньше, и Гермиона дергается, будто от удара током. Вилка противным звоном стукается о стекло, и девушка заливается румянцем. Не поднимая голову, она незаметно отодвигается и спрашивает:

— Если вы не против, я сегодня хотела бы прогуляться по городу.

Гермиона разливает в чашки чай и, отставив заварник, встречается взглядом с Северусом.

— Вы спрашиваете, пойду ли я с вами?

— Нет, я ставлю вас в известность, сэр. После нашей с вами встречи неделю назад, я уже гуляла по Эдинбургу и нашла небольшое замечательное кафе здесь неподалеку. К сожалению, домовик не приносит кофе, а мне иногда его безумно хочется.

Северус кивает и накладывает себе в тарелку омлет с запеченными овощами, овсяную лепешку и немного бекона.

— Как знаете, мисс Грейнджер. Надеюсь, оно действительно недалеко и мне не придется искать ваш хладный труп по всему городу.

«Ну вот, начинается! А я думала, что утро задаст настроение на весь день», — сокрушенно думает Гермиона, вдруг отмечая, что она едва ли может выносить эту холодную маску. Но и смолчать, как раньше, тоже не может, по крайней мере, сейчас, когда чувствует себя прежней.

— Не обременяйте себя, в случае чего, — не сдерживаясь, язвительно отвечает Гермиона, снова задетая его снисходительно равнодушным тоном.

Они пару мгновений сверлят друг друга взглядом, а потом Северус демонстративно делает глоток чая, смотрит на томик Шекспира и вскидывает бровь.

— Я, конечно, наслышан, что некоторые книги вы зачитываете в прямом смысле до дыр, но История Хогвартса хотя бы оправдывает это своим размером. Шекспир же, пятый месяц подряд, не делает чести ни вашему уму, ни памяти.