Помни меня

Глава 11. Расцвет лилий

Северусу этот кусок бумаги в ее руках ни о чем не говорит, и поэтому он вскидывает бровь и все еще испытывающе смотрит на Гермиону, у которой вдруг начинают дрожать губы. Ее медленно затапливает облегчение, когда она понимает, что успела, и Снейп еще не приступил к ритуалу. Из груди рвется смех, она сгибается пополам и смеется как сумасшедшая.

Северус опускает палочку и снисходительно наблюдает за истерикой Грейнджер. Наклоняется и выхватывает из ее пальцев непонятную картинку. Рассматривает ее, и в голове не возникает ни одной мысли. Он понятия не имеет, что это такое и почему Гермиона слетела из-за этого с катушек. Он озвучивает свой вопрос, и девушка вскидывает голову, глядя на него.

— Это? — теперь по ее лицу начинают течь слезы, и это Северуса сбивает с толку. Она же только что смеялась. — Это ребенок. Джин беременна.

Северус снова всматривается в снимок, бросает его на стол и вздыхает. Чтоб его… Он обдумывает, что теперь с этим делать? Очевидно, что эксперимент провален. Понаблюдать поведение цветов, когда Гермиона будет с отцом, когда объяснится и все выскажет, не получится. Конечно, времени у них все равно было мало и план оставался далеким от идеала, но это все же раздувало огонек надежды.

А вот теперь… Да он даже переубеждать Гермиону не станет. Если она сомневалась, когда не знала о ребенке, сейчас даже он понимает, что возраст Джин уже далек от того, в котором женщины обычно рожают детей, а магическое вмешательство, а потом стресс и возможная боль от потери другого ребенка делают риск слишком большим.

Что ж, Северус чувствует неприятное сожаление, глядя на Гермиону. Она тихо плачет, утирая щеки раз за разом. Он решает дать ей время, а сам убирает следы прошедшего ужина, осколки на кухне, кровавые следы Гермионы. А потом осторожно проникает в память Грейнджеров, подправляет ее, смазывая события последних двух дней. Он с удивлением отмечает, что встреча с Гермионой ярким пятном выделяется в эмоциональном фоне Джин, и даже Джоел что-то почувствовал на каком-то интуитивном уровне. Он присматривался к Гермионе эти дни, пытался понять — почему она вызывает в нем чувство дежавю и какое-то непонятное для него желание ее опекать. Это поразило Северуса. Они ничего не помнили, но на каком-то эмоциональном уровне узнали Гермиону. Она сразу вызвала тепло, причем у обоих.

Когда Северус заканчивает с ними, он присаживается на корточки рядом с Гермионой. Она уже успокаивается, за что Снейп ей неимоверно благодарен, и просто смотрит на родителей.

— Они и эти два дня забыли? — ее голос звучит глухо, взгляд пуст.

— Да, — отвечает Северус, осматривая ступни Гермионы, потом призывает аптечку. Две раны на одной ноге очень глубокие, нужно будет накладывать заживляющую мазь и ждать не один час, на второй все не так серьезно. Он роется в аптечке, пытаясь припомнить названия маггловских препаратов, и хмурится. Гермиона обращает на это внимание, достает перекись и пластырь. Снейп обрабатывает ее раны и накладывает повязку. Убирает остатки крови, аптечку и возвращается к Гермионе, которая так и сидит на полу, не в силах отвести взгляда от матери.

— Хочу остаться с ними, с ней. Я хочу остаться.

Она и сама осознает, как по-детски звучат ее слова.

— Вы не можете, Гермиона.

Повисает давящая тишина, в которой девушка упрямо смотрит на родителей. Она и сама все понимает, но как совладать с этими бушующими эмоциями?

— Почему это со мной случилось… почему я? — вдруг тихо спрашивает девушка в пустоту.

Очень опасный вопрос, который сам Снейп задавал сам себе не одну сотню раз. И на него никогда не было ответа. Потому что… так бывает. Дерьмо случается даже с теми, кто его не заслуживает. Снейп игнорирует ее последние слова.

— Нам нужно уйти отсюда, они скоро придут в себя, — Северус присаживается рядом с Гермионой, подхватывает ее на руки, и она не сопротивляется. Обвивает его шею руками, прячет лицо и замирает.

На улице крапает дождь, который неприятной влажностью обволакивает одежду и тело. Ветер холодит влажную кожу, и когда они входят в свой дом, Гермиона начинает тихонько дрожать. Северус усаживает ее на стол и призывает уже свою аптечку, где лежат нужные мази. Снимает повязку и накладывает густую смесь на сильные разрезы, затем снова заматывает.

Проводит пальцами по изгибу ее ноги, стирая кровь, смотрит на мурашки, которые пускает его прикосновение по ее коже. Северус замирает напротив, поднимая взгляд и обводя ее пустое лицо. Такая она ему совсем не нравится.

— Вас расстраивает то, что вы не вернули им память, или то, что они заделали вам замену?

Гермиона бросает на него быстрый злобный взгляд и кривит губы в усмешке.

— Вы, как всегда, не можете проявить ни грамма сочувствия, да?

— Я сочувствую вам, Грейнджер! Иначе бы меня здесь не было. Но сочувствую я вам в том, что вы умираете по собственной глупости. А это, — он указывает куда-то в сторону дома Грейнджеров, — это лишь последствия вашего давнего поступка, вашей ошибки. И сейчас вы расстроены только потому, что не можете справиться с грузом вины за это. Так что, соберитесь, нам нужно придумать дальнейший план.

Она вскидывает голову, сверкнув глазами, и соскакивает со стола, даже не поморщившись от пронзившей ногу боли и не заметив, что теперь стоит так близко к Северусу, что их одежда соприкасается.

— План? — кричит она прямо ему в лицо. — Нет никакого плана! Никогда не было. Я пошла на все это только из желания побыть с вами лишнюю минуту. Думаете я верила в эту вашу тупую теорию с отцом? Нет, сэр! Я просто шла у вас на поводу, потому что только так могла оставаться рядом. Мне плевать уже на все. Я не жилец, но да, вы чертовски правы, как и всегда. Я ужасно виновата перед ними, и я из самых эгоистичных побуждений хотела вернуть им память, чтобы извиниться. Потому что это грузом лежит на моих плечах… Понимаете?

Понимает ли он что-то в вине? О да, он просто гуру в этом. И сейчас, впервые чувства Гермионы ему действительно так понятны. Северус смотрит в ее пылающие бессильной злобой глаза, бледное лицо. Она больше не плачет, но нос все еще немного красный. И он понимает, что эта маленькая женщина — самое смелое существо, что он когда-либо видел.

После Лили, конечно.

— Я понимаю, Гермиона, — тихо и спокойно, почти ласково произносит он, и они замирают, снова глядя друг на друга. Между ними только дыхание и эмоции во взгляде.

Она сдвигает брови, когда его рука касается ее щеки. Убирает волосы, прослеживая взглядом за своими действиями. Гермиона перехватывает его руку, накрывает своей, перебарывая желание прижаться к ней щекой.

— Не играйте со мной. Не сейчас, прошу.

Ее шепот едва различим даже в такой тишине, но он слышит. Она закусывает губу, чтобы та не дрожала, пытается рассмотреть в его глазах что-то. Но они темны как сама ночь. И эта тьма гипнотизирует, затягивает, приближается. По телу снова пробегают мурашки, когда пальцы Северуса, легко касаясь ее кожи, отодвигают волосы, проводят большим пальцем легонько по скуле, затем за ушко и обхватывают шею сзади. Второй рукой он привлекает ее к себе за талию.

Он склоняется и целует ее. Этот поцелуй ничем не напоминает тот, что был у них в первый раз. Ни ласки, ни робкой нежности, только грубый натиск, от которого Гермиона тут же начинает дрожать в его руках. Она воспламеняется, словно спичка, и ничто не может погасить ее огонь. Ее мягкие губы раскрываются под напором его языка, она стонет, когда он прикусывает нижнюю губу, оттягивает. Встает на цыпочки, обнимает его, стараясь прижаться всем телом, и отвечает Северусу жарко, пылко.

Никто больше ни о чем не думает, не рассуждает о правильности. Да и какая к черту правильность, когда все, что происходит с ними в последние недели, словно кошмар, но только от него не проснуться. Это скопившееся напряжение током разбегается по венам, сводит с ума. Северус целует ее глубоко и жадно, словно хочет испить до дна. Гермиона выгибается в его руках, обнимает крепко, чтобы он не отталкивал ее больше. С каждым быстрым ударом сердца, каждым несдержанным стоном от сводящего с ума жаркого поцелуя она ждет, что сейчас это закончится. Он снова опомнится, оттолкнет. И вот его рука привычно ложится на ее шею, он захватывает ее, чуть сжимает и отстраняет Гермиону так, что столешница начинает упираться ей в спину. Она тяжело дышит, сжимает в пальцах рубашку Северуса, жадно смотрит на его губы, до дрожи желая прикоснуться к ним вновь. И даже не сразу понимает, что он у нее спрашивает.

— Мисс Грейнджер, у вас были мужчины?

Она не доверяет своему голосу, поэтому просто кивает, тайно опасаясь, что это его сейчас оттолкнет. Но на его лице замечает вспышку мимолетного облегчения, потом он зарывается обеими руками в ее волосы, оттягивает голову и снова склоняется над ней, дразняще проводя языком по губам, которые она раскрывает в ожидании поцелуя. Его бедра вжимают ее в стол, и она нетерпеливо ерзает, чувствуя ногой его возбуждение.

Северус проводит руками по ее телу, обхватывает за ягодицы и подсаживает на столешницу. Теперь они почти на одном уровне и ему не нужно склоняться к ней. Он медленно проводит руками по ее бедрам, задирая ткань того злосчастного платья, которое жарким образом застряло в его воспоминании скомканным на животе. Он внимательно следит за реакцией Гермионы, ждет, что она испугается, засомневается. Хоть что-то, что заставило бы его остановиться. Но она лишь сильнее разводит ноги от его ласки.

Северус неторопливо снимает с плеча одну лямку платья, затем другую, спуская платье и наслаждаясь открывающимся видом. Гермиона закусывает губу, покрываясь легким румянцем, сжимает сильнее его рубашку. Следит, как он очень медленно, дразняще наклоняет голову, целуя плечо. Покрывает поцелуями шею, прикусывает. Гермиона откидывает голову и закрывает глаза, отдаваясь сладкой неге, что разливается по телу от его губ, и тихо выдыхает, когда его руки обхватывают небольшую упругую грудь. Он жадно сминает ее, пальцами ласкает соски, отчего девушка начинает чаще дышать, подаваясь навстречу.

Она с наслаждением стонет, когда он спускается по ее телу и пальцами пробирается под платье, за кромку белья, проводя быстрым, едва ощутимым движением по промежности. Хочется грубости, большей силы, большего внимания. Она подается вперед, целует его, гладит плечи, сдергивая рубашку, зарывается в длинные волосы и старается притянуть к себе еще ближе, но у Северуса свои планы.

Он прикусывает нижнюю губу, отстраняется, сдергивает трусики, отчего ткань жалобно трещит. Северус ловит ее взгляд, прежде чем задрать платье еще выше. Ее щеки покрыты ярким румянцем, губы припухшие и влажные, глаза блестят. Она очень красивая в этот момент. А когда он касается ее внизу, собирая влагу и размазывая по промежности, ее рот в наслаждении приоткрывается, она выдыхает стон и закусывает губу, чтобы не просить о большем, но не отводит взгляда, не разрывает контакт.

Северус целует ее снова, тянется к поясу своих джинсов, понимая, что она более чем готова. Ждать еще сил нет. Он знает, что мало уделил ей внимания, но, может, в следующий раз. Высвободив член, он пару раз проводит рукой по всей длине, затем пододвигает Гермиону ближе к краю и осторожно входит, едва не закатывая глаза от того, как это хорошо.