Межкультурные коммуникации

Спрашивать, можно ли заговорить, оказалось излишним. Проходя мимо зданий, особенно имеющих хотя бы отдалённое подобие исторических, мимо излишне пёстрых витрин или шумных молодёжных компаний, посол задавал вопросы. И когда Аманда спрашивала: «А на Вулкане…», — он давал чёткий, похожий на энциклопедическую справку ответ.

Новый Париж уже более ста пятидесяти лет был дипломатическим центром Земли, и здесь к инопланетянам привыкли не меньше, чем в Сан-Франциско, на базе Звёздного Флота, или в Лондоне, где была сосредоточена деловая жизнь. Так что, даже если какие-нибудь пьяные компании и заглядывали Аманде в лицо, они тут же отходили подальше, заметив рядом вулканца. Никому не хотелось ни оказаться в центре скандала, ни, что важнее, почувствовать на себе действие вулканского нервного захвата.

— Я нахожу в этом некоторую нелогичность, — произнёс посол, когда они осмотрели огромную и, подобно утраченному оригиналу, уродливую башню. — Мы провели в городе сорок шесть минут, двадцать секунд. За это время семь раз вы привлекали внимание представителей местного населения. Все семь раз эти представители, замечая меня, изменяли направление взглядов, даже находясь в значительном численном превосходстве. В группе номер пять, для примера, было восемь особей мужского пола.

— Что именно нелогично?

— Нелогично то, — неторопливо проговорил посол, снова поднимая взгляд на башню, — что я вижу в этом проявление сдержанной настороженности по отношению к чужаку, но никакой заметной ксенофобии. Не считая тех надписей на здании посольства и инцидента, произошедшего двадцать второго августа на приёме у вице-адмирала Балены, я ни разу не сталкивался здесь с проявлением расовой нетерпимости.

Кажется, это был самый длинный неинформативный монолог, который Аманда слышала от посла за время их знакомства.

— И это приводит к выводу, что два инцидента, так же, как… убийство могли быть подстроены? — предположила она осторожно.

— Я оцениваю вероятность этого в сорок три целых семьсот двадцать шесть тысячных процента. Должен признать, я не вижу эстетической привлекательности в этой башне.

А это была самая резкая смена темы разговора. Но Аманда решила её поддержать, сказав:

— Я тоже. Первую Эйфелеву башню построили в конце девятнадцатого века как временную конструкцию, обещали снести — но она прижилась. Парижане того времени её ненавидели, а один английский автор написал: «Приезжая в Париж, я обедаю только в ресторане на Эйфелевой башне. Это единственное место, откуда не видно это чудовищное сооружение».

Посол чуть приподнял одну бровь и заметил:

— Это логично. Пожалуй, я разделяю предпочтения этого автора.

— Тогда я предлагаю повернуться к башне спиной — её тоже не будет видно, — улыбаясь, предложила Аманда.

Посол с по-прежнему нечитаемым выражением лица выразил восхищение её логикой. Обратно они шли в привычном уютном молчании.