Анарх

XVIII. В МЕДЛЕННЫЕ ЧАСЫ

Будучи молодым человеком, простым полковником в Калахадской Бригаде, Бартол Вон Войтц приобрел подозрение к ночи, которое его никогда не покидало. Он не боялся темноты, и, как любой хороший солдат, он знал, что темнота может быть союзником и оружием. И тогда, на это была конкретная причина. Во время ужасной кампании в Фенлокском Лесу, ночь была наиболее опасным временем. Мясники Друкхари всегда наносили удар между закатом и рассветом. Девяносто процентов Калахадских потерь произошли после темноты.

Но это была ночь сама по себе. Ее часть, особенно. После середины ночи, всегда был период особенной черноты, когда рассвет был лишь надеждой. Это было самое худшее время. Он называл это медленными часами. Это было время, когда человек мог себя чувствовать наиболее потерянным, а его смертность была наиболее уязвимой. Человек, скажем молодой полковник, мог растратить те тянущиеся часы, ожидая почти неминуемую атаку, зная, что его люди были в своих самых холодных и медленных состояниях упадка, жаждущие рассвета. Человек мог пребывать во тьме, зная, что она обещает только зло. У человек могло быть слишком много времени, чтобы размышлять о своей собственной маленькой душе, своих человеческих слабостях, и бессмысленной оценке своей маленькой жизни.

Стоя в военной комнате Урдешского Дворца, тот молодой полковник, который теперь был просто старым пиктом в полковом архиве, Вон Войтц знал, что медленные часы снова настали для него. Энергии не было больше часа. Страх прилип к каждой поверхности. Дворец, вероятно самая неприступная крепость на Урдеше, был открыт настежь. Элтат был атакован, и здесь была какая-то неизвестная опасность, даже здесь, внутри крепости.

И никаких твердых данных. Они были слепыми, глухими и немыми. Щиты упали. Серьезный момент для любого командира, но судьба распорядилась, что это должно произойти сейчас. После середины ночи, когда рассвет все еще очень далеко: эта особенно тяжелая, медленная и тихая часть ночи, которая длилась слишком долго и не была другом человека.

Он никогда не проверял – он был уверен, что какой-нибудь рубрикатор или архивист сможет собрать данные, если он попросит – но Вон Войтц был уверен, что Астра Милитарум проиграли больше битв за медленные часы, чем в любой другой момент суточного цикла.

Лампы были зажжены в пятиэтажном зале, свечи в жестяных коробочках. Несмотря на всю свою изощренность, они превратились в свечи в коробочках. Личный состав ходил с фонариками, переговариваясь тихими голосами, работая над ремонтами. Огромные окна зала были просто бледными блоками темноты.

— Есть что-нибудь? — сказал он Казадеру.

— Снизу ничего, мой лорд, — ответил Казадер. — Последнее, что я слышал, Лорд Исполнитель, через Полковника Грае, запросил полную поддержку пехоты в сводчатый подвал.

— Которую я одобрил, — сказал Вон Войтц.

— В самом деле, мой лорд, — сказал Казадер, — но в этом конфликт. Чтобы поддерживать эффективную охрану дворца и близлежащей территории, мы не можем себе позволить снимать роты со стен или...

— Черт возьми, мужик. Что насчет эвакуации?

— Она продолжается так хорошо, насколько мы можем. Опять же, она медленная, конечно же, в этих условиях.

— Магистр войны?

— Я не получил ни слова, мой лорд.

— Уриенц вывел его отсюда или нет? — спросил Вон Войтц.

— Я отправлю гонца, чтобы выяснить.

— Сделай это. Казадер?

— Сэр?

— Какая-нибудь поддержка была направлена Лорду Исполнителю?

— Приказ был размещен, мой лорд. С уважением, я еще раз подчеркиваю, что при данных обстоятельствах потребуется время для переброски людей, и поддержание достаточного прикрытия на стенах бастиона...

— Сколько было послано?

— Я полагаю, что с Полковником Грае три взвода Урдешцев, сэр.

— И все? Я отдал чертов приказ почти час назад, Казадер.

— Мой лорд, как я объяснил...

— В жопу твои извинения, — прорычал Вон Войтц. — Я – лорд милитант генерал, Казадер. У меня здесь есть власть! Я отдал приказ, и я ожидаю...

Он замолчал. Он мог видеть выражение лица Казадера в свете свечей. Оно было раскаивающимся, внимательным. Но оно говорило Посмотри вокруг, старый дурак, у тебя власть над дерьмом.

— Мой лорд? — позвал адепт.

— Да?

— Мы готовы снова провести тест.

— Делайте.

Вон Войтц услышал передающиеся приказы, и стук главных коннекторов, встающих за место. Последовала пауза, затем глубокий, басовый глухой удар включающейся энергии.

Стеклянные столы станций стратегиума замерцали. Свет запульсировал, так же неустойчиво, как и огни свечей, затем станции зажглись, за ними главные мониторы, дополнительные экраны и суб-консоли. Лампы в военной комнате загорелись на аварийном уровне. Когитаторы начали щебетать, пока операционные системы обновлялись и перезапускались, и архивные данные начали заполнять строчками экраны с тревожной скоростью, как будто была прорвана какая-то информационная дамба.

Последовало усталое ликование и несколько тихих аплодисментов от персонала военной комнаты.

— Соблюдайте правила поведения! По своим станциям! — прокричал Вон Войтц. — Отчеты из города мне через две минуты! Я хочу действующие показания о безопасности в Элтате, и тактические оценки через пять. Вокс?

— Системы включены, но ограничены, мой лорд.

— Свяжитесь со всеми штабами рот и дивизий в Элтате так быстро, как возможно, — потребовал Вон Войтц. — Так же, мне нужен Заракппан, в порядке срочности, и соедините меня с флотом!

Координаторы станций вокса поспешили выполнять.

— Обзор Элтата на первый стратегиум, пожалуйста! — приказал Вон Войтц.

— Сейчас собираем данные, сэр.

— Статус щита?

— У нас есть энергия для военной комнаты и защитных батарей, мой лорд, — ответил адепт. — Энергообеспечение остального дворца будет восстановлено через двадцать минут, если больше не будет помех. Предположительное включение пустотных щитов через сорок семь минут.

— Сделайте через тридцать, — резко бросил Вон Войтц. Он хрустнул костяшками. Теперь они снова были в игре.

— Распространите официальный приказ об эвакуации, — сказал он. — Со всех постов. — Отключение питания заблокировало цифровую передачу приказа. До сих пор, он мог только заставить его распространяться устно и на бумаге. — Я хочу доклад о прогрессе через три минуты.

Он сделал паузу, и почесал щеку, думая.

— Требую, чтобы вы подтвердили это, — сказала Маршал Тзара. — Вы хотите, чтобы эвакуация продолжалась?

— Да, — сказал Вон Войтц.

— Значит, вы все еще полагаете, что ситуация в подвале...

— Энергия отключилась по какой-то причине, Маршал, — ответил он. — Это не была случайная чертова ошибка.

— Мы ничего не знаем, — спокойно сказала она.

— Точно, — ответил он. — За исключением того, что знаем, потому что Гаунт сказал нам, что происходило дерьмо.

Он бросил взгляд на Казадера, а затем снова посмотрел на Кейзонского Маршала.

— Маршал Тзара?

— Мой лорд генерал?

— Я передаю вам контроль над театром военных действий прямо сейчас. У вас есть мои приказы и мои цели. Следуйте им.

— Со свободой действий? — спросила Тзара.

— С самоотдачей проклятой Троном ищейки, — ответил он. Затем он кивнул. — У вас есть свобода действий, конечно же, Тзара, — сказал он, — но используйте ее скупо. Мы друг друга поняли?

— Совершенно, лорд генерал.

Он официально выпрямился, и сотворил символ аквилы.

— В настоящий момент я передаю вам командование театром военных действий, — сказал он. — Пусть это будет зарегистрировано.

Она отдала честь.

— Я соглашаюсь и принимаю эту обязанность, — ответила она. — Пусть это будет зарегистрировано.

Вон Войтц повернулся к Казадеру.

— Приведите своих штурмовиков, полковник, — сказал он. — Вы идете со мной. И найдите мне чертову пушку.

— Это свет? — спросил Харк.

Помещение для офицеров, в которое их отвели, освещалось маленькими лампами и свечами, и его большие окна выходили на Шестиугольный Двор и главную крепость.

Инквизитор Лакшима стояла у окна, пристально смотря наружу. Она была высоким, худым фантомом в сумеречном свете.

— Полагаю, что так, — ответила она. — Выглядит так, как будто они восстановили подачу энергии в главную крепость.

— Значит, это уже что-то, — ответил он. — Такое ощущение, что мы сидели здесь со спущенными штанами.

— И как часто вы это делаете, Комиссар Харк? — спросила она.

— Я солдат, мэм, — ответил он. — Мы готовы ко всему.

Харк лежал на койке. Кейзонский санитар только что закончил смазывать и зашивать резаные раны на его горле и лице, и теперь повернулся к обрубку его аугметики, и изолировал разорванные провода плавильной палочкой.

Лакшима отказалась от какого-либо ухода. Ее мантия была порвана, и полированная, богато украшенная аугметика ее лица и тела была поцарапана и потерта. Когда санитары подошли к ней, она сказала им, что у нее нигде не болит и что они должны уделить внимание тем, кто ранен.

Харк раздумывал, были ли у нее какие-нибудь значимые органические части, что-нибудь, что может чувствовать боль. Чувствовать что-нибудь.

Она мерила шагами пол перед окнами. Цифровое оружие, встроенное в золотой манжет ее левого запястья, было уничтожено в тяжелом испытании. Они продолжала подстраивать все еще функционирующее, встроенное в манжет ее правого запястья, похожий на искусно сделанный золотой браслет.

Она подошла к двери в примыкающую комнату и посмотрела, как Урдешские хирурги работают при свете свечей над ужасными ранами, которые получил Санкто. Сцион давным-давно потерял сознание. Его положили на обеденный стол, и пол вокруг него был усеян частями его нательной брони и пропитанными кровью хирургическими полотенцами.

Она невозмутимо наблюдала какое-то время, затем пошла назад через офицерскую комнату и вышла в коридор.

Харк бросил взгляд на санитара.

— Достаточно, — сказал он.

— Сэр?

— Ты собираешься приделать мне руку сегодня ночью?

— Сэр, я просто...

— Так и думал, — сказал Харк. Он встал с койки, и отбросил в сторону хирургический халат, в который был закутан. — Спасибо тебе за твой долг, — сказал он санитару.

Он вышел в коридор. У него все чертовски болело. Каждый сустав. Он не мог бы быть более тщательно помят, даже если бы Бростин напал на него с молотком. По руке он не горевал. Аугметицисты приделают ему новую. Хотя, его плазменный пистолет.

Он был красивым. Он будет скучать по нему.

Он вздохнул. Здесь было намного больше важных вещей, по которым стоило скучать и горевать.

Коридор был величественным и отделан деревянными панелями. Старые картины висели в позолоченных рамах, хотя было невозможно увидеть, что на них было запечатлено. Слои потемневшего от времени лака и слабый свет от ламп в коридоре сговорились, чтобы сделать их малопонятными. В коридоре, с его темным деревом и тусклым желтым светом, было почти тепло. Когда-то Урдешский Дворец был прекрасным, величественным местом. Он чувствовал, что не будет вспоминать его с любовью.

Несколько дверей вдоль стены были входами в молитвенную часовню, где оказывали помощь большинству Танитских выживших. Он мог слышать Цвейла, проводящего для них благословение избавления.