Анарх

XIII. К СВЕТУ

У Луны Фейзкиель был чересчур упорядоченный и компульсивный разум. Это было отмечено, не всегда в лестном виде, и стало причиной ее карьерного пути в Префектус, а не в обычной командной структуре Милитарума.

Когда роты Призраков и свита прибыли в подвал, событие, которое, ей казалось, произошло месяцы назад, она прошла каждый сантиметр погребов, чтобы изучить планировку.

Сейчас для нее эта информация была бесполезной, и это глубоко беспокоило ее. Ей нравилось иметь твердые, поддающиеся проверке факты, которые давали ей власть над собственным положением. Это было потеряно, и она чувствовала, как ее давно подавленные страхи возвращаются.

Коридор, по которому она шла, был длинным. Она знала, что ни один коридор во всем подвале не был таким длинным или таким прямым. Окружающая обстановка повернулась против них, изогнутая варп-аурой или чем бы то ни было, что преследовало их.

Что бы это ни было, это производило звук, который она впервые услышала у Низкого Острия, звук, который засел в ней с тех пор и бросил ее в нисходящую спираль страхов.

Она шла впереди, контролируя дыхание, чтобы избежать панической атаки. Мерити и Мерин шли за ней. Мерити казалась встревоженной, а Мерин был либо травмирован, или не желал скрывать свою обычную, зловещую натуру. Он рассказал очень мало о том, что с ним случилось, несмотря на ее вопросы. Люди погибли. Его отряд. Что-то разорвало их на куски.

Информация – специфические детали – была инструментом, которая позволяла ей усиливать контроль. Нежелание Мерина помочь ей усугубляло у нее ощущение, что она теряет контроль.

— Ты уверена, — спросила она, — что мы тут внизу всего лишь час?

— Около того, — сказала Мерити.

Было трудно признать это. В этом не было смысла и это не подтверждалось собственным опытом Фейзкиель.

— Я больше не уверена, — добавила Мерити. — Я ни в чем не уверена.

— Почему ты спустилась сюда? — спросила она Мерити. — Ты спустилась в подвал. Зачем?

— Я... — произнесла Мерити. Она ослабила хватку на карабине. — Это важно?

Фейзкиель посмотрела на нее.

— Ты работала с кабинетом Лорда Исполнителя наверху, во дворце, но решила спуститься.

— Я пришла, чтобы найти вас, — сказала Мерити.

— Касательно инцидента в Низком Острие? — спросила Фейзкиель. Она возилась с передней частью своего мундира в напрасной попытке стереть пятна.

— Да, — сказала Мерити. Она болезненно осознавала то, что Мерин пристально смотрит на нее прищуренными глазами. — Слушайте, это вряд ли важно прямо сейчас, так ведь, комиссар?

Фейзкиель повернулась к Мерити и показала ей то, что, как она надеялась, было ободряющей улыбкой. Ей было трудно понять, какое выражение лица у нее, на самом деле, было, или сколько из нарастающего ужаса она выдавала.

— Мы не знаем, что важно, — сказала она. — У Низкого Острия произошли вещи. Тварь напала на Йонси и Элоди Даур. Мэм Даур описала весьма характерный звук, связанный с нападением, звук, который, я полагаю, мы слышали. Йонси присутствовала в обоих местах...

— И? — спросил Мерин.

— Я просто сопоставляю факты, — сказала Фейзкиель. — Вы сказали, что она, так же, присутствовала, когда погиб ваш отряд. И мы обе видели ее перед тем, как погас свет.

Мерин ничего не сказал. Он посмотрел на стену. Его дыхание были слишком быстрым, слишком поверхностным.

— Прости, — тихо сказала Фейзкиель Мерити. — Я... я дотошна до принуждения. Всегда была. Мне нравятся детали. Мне нравится знать обратную сторону всего. Я предполагаю, что это слабость. Навязчивая идея. Детали дают мне ощущение контроля.

— Я уверена, что это делает вас очень хорошим следователем, — ответила Мерити. Мерити была напряжена и напугана, и она могла видеть, насколько была взвинчена Фейзкиель. Ей не было спокойно вместе с людьми, с которыми она находилась, хотя она была рада, что была не одна.

— Психичка, помешанная на деталях, — пробормотал Мерин. — Это то, что все говорят о тебе. Берет большую боль и отдает ее всем остальным.

— В этом нет необходимости, — сказала ему Мерити.

Мерин пристально посмотрел на нее. — Мы потерялись, маленькая девочка, — сказал он, — и нечто из ночных кошмаров охотиться на нас. Но да, давайте обменяемся несколькими личными секретами и заплетем друг другу фесовы косички.

— Перед лицом неопознанной угрозы, сопоставление надежных данных кажется благоразумным, — сказала Фейзкиель. — У вас есть идея получше, капитан?

— Дайте мне пушку, — ответил он.

— У нас только две, — сказала Фейзкиель.

— А она нафес штатский! — прорычал Мерин, указывая с презрением на Мерити. — Я нафес действующий офицер в Танитском Первом.

Он посмотрел на Мерити.

— Дай мне карабин, — сказал он.

— Нет, — ответила она.

— Комиссар? — сказал он, в поисках поддержки.

— Что случилось с вашим оружием, капитан? — спросила Фейзкиель.

— Пошла нафес. Пошли вы обе, — пробормотал он и отвернулся. Мерити могла видеть, как сильно трясутся его руки.

— Почему ты спустилась сюда? — спросила Фейзкиель Мерити.

— Я просто... просто спустилась.

— Чтобы найти меня. Ты хочешь что-нибудь рассказать насчет инцидента у Низкого Острия?

— Сейчас это не имеет значения. Это неважно.

— Вы были на встрече с тактическим кабинетом Гаунта, мэм, — сказала Фейзкиель. — Это должно было быть важно, чтобы оторвать вас от этого.

— Я кое-что вспомнила, вот и все, — сказала Мерити. Она продолжала бросать взгляд в сторону Мерина, пытаясь показать, что она не хочет говорить перед ним, но комиссар была слишком уставшая и встревоженная, чтобы заметить намек. Мерити всегда чрезвычайно не нравился Мерин. Она не собиралась вызывать у него подозрение. Не перед ним. Итак, она думала, что слышала голос снаружи душевого блока? И что? Как это даже близко имеет значение сейчас?

Мерин повернулся, чтобы пристально посмотреть на нее, внимательно прислушиваясь.

— Что ты вспомнила? — спросил он. В его голосе было напряжение. Его глаза были яркими и неморгающими, как у змеи.

— Я не хочу говорить об этом, — сказала она.

— Это должно быть важно, — сказала Фейзкиель. — Это должно быть связано с этим.

— Нет, не связано, — настаивала Мерити.

Фейзкиель вздохнула, и повернулась, чтобы снова пойти.

Мерин мгновение стоял, пристально смотря на Мерити. Когда она начала идти мимо него, он прошептал, — Неосторожный разговор, это всегда плохая штука. Слухи, сплетни. Мы же не хотим, чтобы люди неправильно поняли, так ведь?

Мерити проигнорировала его и пошла дальше.

Они прошли, всего лишь, несколько метров, когда снова услышали звук. Пила, визжащая где-то поблизости. Это было похоже на визг дикого животного. Свет заморгал.

— Нафес это, — прошептал Мерин. — Дай мне пушку.

— Нет, — ответила Мерити. Это была единственная вещь, которая заставляла ее чувствовать себя хоть немного в безопасности.

— Что я думаю, — сказал Аятани Цвейл, — так это то, что тьма следует за светом.

— Это так? — ответил Домор. Они шли, по колено в воде, по затопленному коридору. У Домора в руке был его серебряный клинок, толку то, но и он сойдет.

— Да, о, да, Шогги, — убедительно ответил Цвейл. — Как тень, понимаешь? Представь свечу.

— Хорошо.

— Свеча горит, понимаешь? Значит, есть свет.

Я хорошо знаком с фесовыми принципами работы свечей, захотел закричать Домор. Он не стал. Старый священник был напуган. Он говорил безостановочно последние двадцать минут. Домор хотел, чтобы он замолчал. Он с любовью относился к старику, но он страстно желал тишины. Он хотел слышать, что происходит.

Он вздохнул про себя. А потом что? подумал он. Он огляделся в полуосвещенном мраке, отражения от работающих на низкой энергии ламп мерцали на рябящей поверхности сточной воды, которая все еще поднималась.

Это собиралось стать старым мрачным концом. Совсем не таким, каким он себе это представлял. Домор всегда знал наверняка, что он умрет в полку. Он подписался на это. Он доходил до этого достаточно часто, включая случай, который украл у него глаза и оставил ему глючащую оптическую аугметику, из-за которой он получил свое прозвище.

Но он всегда представлял себе славный конец. На поле боя, героический бой рядом с Гаунтом. Благородная смерть. Может быть, потом были бы венки, и звуки горнов или салют.

Но те дни прошли. Жизнь менялась. Гаунт, теперь, был высоким и могущественным. Он никогда снова не встанет рядом в строй со своими парнями. Славные дни и благородные концы Первого и нафес Единственного были воспоминаниями. Реальность и будущее были намного более холодными местами. Ему пришлось перепредставлять свою собственную судьбу.

Но даже он никогда не мог представить это. Не это. Вонючий, незамеченный конец в запечатанном фесовом подземелье, которое перемещается вокруг него, как живая тварь, как ведовской лабиринт из старых мифов. И монстра из ночных кошмаров, прямо из тех самых детских сказок, идущего за ним, фыркающего у него по пятам и дегустирующего его следы.

— Итак, свеча зажжена, и есть свет, — сказал Цвейл. — Но свеча тоже отбрасывает тень, так ведь? Так ведь?

— Да, отец.

— Тень есть, потому что есть свет, — сказал Цвейл.

Домор бросил взгляд на старика. — Разве? — спросил он. — Или тень все еще там, когда свет гаснет, и мы не можем увидеть ее, потому что становится темно?

Цвейл нахмурился. — Ебать-колотить, парень, — воскликнул он. — В этом некая глубокая философия.

— Простите.

— Нет, я просто пришел к мысли, что в моих размышлениях...

— Нет смысла.

Цвейл сделал паузу, почесал голову, а затем вытащил полу своей робы из воды и выжал. Он продолжал это делать. Домор не был уверен, зачем. Как только он бы выжал ее, Цвейл мог бы просто уронить ее обратно в воду и продолжить идти.

— Ладно, — сказал Цвейл. — Вот, что я думаю. Тьма следует за светом, понимаешь? Как будто... как будто она может чуять это.

— Угу.

— С другой стороны, свет и тьма, каждому нужно, чтобы другая сторона выжила. Чтобы существовать.

— Точно.

— Они не могут существовать друг без друга. Они не могут быть разделены.

— Я часто думал об этом, — сказал Домор, на самом деле не слушая.

— Значит, мы в дерьме, — сказал старик, — мы в этом ужасном, ужасно дерьмовом дерьме по яйца, потому что она здесь.

— Кто?

— Ты, что, не слушал? Она. Святая. Моя возлюбленная Беати.

— Ой. — Домор сделал паузу. — Я подумал, что вы имели в виду Йонси.

— Йонси? — спросил старик, озадаченный. — Зачем мне иметь в виду Йонси?

Домор пожал плечами.

— И, Шогги? Почему ты подумал, что я имел в виду ее?

Домор покачал головой. — Йонси странная, — сказал он. — Странности окружают ее. Разве вы никогда не замечали это? И эта вещь, которую мы продолжаем слышать, это звучит так, как, что бы это ни было, пришло за ней в Низком Острие. Я слышал это, отец. Это звучит точно так же.

— Я не знаю, Шогги, — сказал Цвейл. — Ужасно думать так о маленькой девочке.

— Она не маленькая девочка, — сказал Домор. — Она... слушайте, я люблю Колеа. Он мой брат. Далин хороший парень. Твердый и храбрый. И Тона, ну, она прошла через ад, чтобы вырастить их. Но Йонси... я не единственный, кто так думает. Элоди, она напугана ее. Даже Гол.