Падение драконов

ГОРА ЛУМСАК — ЭШ

Беды Эша все множились. Все его злило, и он счастлив был наконец увидеть врага под своими крылами. Но постоянные бои, собравшие отступающих врагов перед ним, также научили его уважать их магистров. Как только золотые шары возникли в реальности, Эш крутанулся в воздухе и принялся обдумывать свои действия.

Как всегда, речь шла о том, чтобы уравновесить потоки силы. Далеко на востоке его твари уничтожили человеческий флот в Гавре, однако шпионы сообщили ему, что в море собирается все больше и больше огромных деревянных круглых кораблей. Эш не мог бросить своих змеев, особенно если учесть, что, когда древние твари несли потери, выжившие теряли всякое желание рисковать. Эш пожалел, что не заключил союз с глубинным кракеном, который, кажется, объединил свои усилия с Лотом. Полное уничтожение одного из тех, с кем он делил Древнюю землю, вызывало смешанные чувства. Бунтовщик был мертв, но люди, эти выскочки, проявили неожиданную силу, и он пообещал своим родичам из-за преграды истребить всех людей. И еще тревожило то, что смерть Лота не разрушила союз людей и Диких. Эш, который редко сомневался, задавался вопросом, мертв ли Лот на самом деле. Его противник был коварен, а некоторые из его заклятий, казалось, все еще действовали.

А еще Эш уже не понимал, так ли мудро было оставлять Мортирмира и человеческих магов в Древней земле. А воля набирала силу.

Вокруг царил хаос, вокруг царила война. Это было похоже на те времена, когда открывались другие врата. Эш, как великий хищник, скупо расходовал свои силы, скрежетал зубами, осознавая себя стреноженным богом, рисковал как можно меньше и ждал своего часа. Время безудержного отчаяния еще не пришло. Нужно было использовать цифры и силу — и одержать победу.

Загрохотали заклинания и контрзаклинания: свет и тьма, молния и щит, кипящая вода, трещины в дереве и металле, титаническая борьба с ветром, которая, к ужасу Эша, закончилась ничьей. Дюжина маленьких вихрей носилась над полем боя.

Если искать аллегорию, то битва между Эшем и Никосом походила на встречу быка и осы. Эш был неизмеримо могущественнее, но сосредоточение воли грамматика и его лингвистические заклинательные структуры были настолько точнее, что, пока спор шел о структурах, Эш боялся магистра Никоса.

В реальности небо пульсировало, ярко вспыхивало и снова пульсировало. Даже в аду гибнущей Н’Гары потоки сил не были такими плотными. Мерцали щиты, играли цвета, взрывы сотрясали землю и поднимали в воздух почву и деревья, пламя лилось на поле боя, давление постоянно менялось, отчего у всех закладывало уши.

Но щиты держались.

Впервые за девять схваток боглины замерли на краю выжженной земли и не двинулись дальше. Эшу пришлось задействовать силу и понукать их. Боглинов было слишком много, и в пылу битвы даже огромный разобщенный разум Эша не мог уследить за ними. Он безудержно расходовал волю, и за это приходилось платить.

А потом боглины погибли. Но на этот раз Эш решил использовать смекалку, а не грубую силу. Пока боглины умирали, он послал ирков, Стражей и троллей на восток, целый клан кветнетогов переплыл Кохоктон и двинулся на запад по южному берегу, чтобы перекрыть брод. Жуткая кавалерия, состоявшая из Стражей верхом на хейстенохах, повернула на север, пересекла беззащитный бобровый луг и напала с фланга на горные укрепления.

Иркские рыцари встретили их и остановили высоко на склоне холма, среди ледниковых валунов. Сэр Идрик был ранен, и Тапио принял на себя командование, приказав сэру Слироту и сэру Риниру взять в клещи обезумевших от боли троллей. Повстанцы, ожидавшие в засаде именно такого случая, выстрелили в хейстенохов сбоку и выскочили добить их. Это спасло фланг, но отвлекло Тапио.

Сэр Гэвин в долине Кохоктона уже знал о приближающейся катастрофе и велел рыцарям сэра Грегарио на южном берегу спешиться. Он просто хотел иметь под рукой резерв, но тут внизу по течению появился первый каменный тролль.

Гэвин осознал все сразу. Ему не надо было смотреть дальше, чтобы понять, что Грегарио сражается за жизнь против орды Стражей и что троллей отправили, чтобы отрезать его арьергард от брода.

— Тамсин! — взревел он. У него не было времени ждать ее. А еще у него не было резерва, кроме ближнего отряда рыцарей, которых он сразу повел на троллей. Сколько бы камней ни валялось вокруг брода, он взял у оруженосца копье — и ударил им в лицо огромного пещерного тролля. Тварь рухнула, а копье разлетелось в щепки.

Троллей было больше, чем рыцарей, брод не годился для лошадей, хотя и для троллей тоже не годился. Люди и лошади падали в воду, твари тоже падали, скользя каменными ногами по мокрым камням. Атака рыцарей захлебнулась, и с каждым ударом сердца Гэвина падала еще одна лошадь.

К востоку от брода Экреч вдохнул запах ветра и понял, что враг близко. Тысяча закаленных боглинов двинулась в атаку. Да, они устали, но они оставались боглинами-копейщиками — и членами союза. Десять дней они смотрели на гибель своих сородичей, но это не изменило их мнения. Даже самый простой и глупый боглин ощущал зло врага, почуяв его запах.

Экреч, по своему обыкновению, выстроил своих воинов очень близко друг к другу: чтобы защищать их своим колдовством и чтобы создать стену копий, делающую боглинов намного опаснее для людей и тварей.

— Вперед, — выдохнул он.

Но у Экреча был и другой инструмент, другое оружие, слабое и незаметное. Из-за рудиментарных надкрыльев пополз запах истинного братства, благородных намерений, защищенных гнезд и превращения истины в ложь.

Этот запах назывался «справедливость».

Повстанцы Билла Редмида не могли одновременно удерживать фронт и фланг, их атака спасла ирков, но оставила без подмоги альбанское ополчение.

Вражеские боглины хлынули вперед, а с ними — ирки, Стражи и многие тысячи бесят. Союзники стреляли и стреляли, у егерей кончились стрелы, и они пустили в ход мечи и щиты, а затем, шаг за шагом, начали отступать вверх по склону, теряя людей, которых враги немедленно разрывали на части и пожирали.

Морейские горцы забросали орду камнями, а затем напали на Стражей с топорами, расчищая склон перед кланом Моган и давая ей возможность вздохнуть. Моган посмотрела налево и направо с огромного камня и приказала отступить. Медведи Длинной Плотины, оставшись без врагов, повернули налево и врезались в зубастых бесов, уничтожавших ополчение. На мгновение рубеж был спасен.

Но у Эша было кое-что припасено, а союзники оставались ни с чем. Еще одна волна накатила на Лумсак, и все войско альянса бежало.

Моган, впрочем, твердо намеревалась пережить отступление. Она повела своих воинов налево, в гору, через плечо Лумсака и вниз к бродам. Повстанцы, ополчение и медведи последовали за ней.

Егеря продолжали бой, пока мимо шел арьергард. Харальд Редмид выбрал самую удобную позицию — на высоком берегу небольшого ручья. Даже при отступлении с одной стороны у егерей оставалось глубокое болото, а с другой — очень каменистое поле.

Харальд Редмид наблюдал, как его егеря отбивают очередную атаку, круша горстку зубастых бесов, которым удалось вскарабкаться на берег. После этого он повернулся и побежал к Моган, которая уводила свой клан.

— Уходит весь фланг, — крикнула она.

— Где мой брат? — спросил он.

Она покачала головой. Харальд удерживал берег сколько мог, пытаясь дождаться брата. Но в конце концов ему пришлось уйти, чтобы не потерять всех людей до единого. Они двинулись по краю глубокого болота, а затем повернули, отрываясь от врага из последних сил. Через несколько минут они поравнялись с Моган.

Но Моган только что обнаружила, что броды отбили обратно. Справа от альянса повстанцы Билла Редмида уничтожили хейстенохов, но не удержали правый фланг. У Редмида не осталось выбора, и он решил спасать ирков.

К тому времени, когда они сокрушили своих ближайших противников, они стояли высоко на склоне Лумсака.

Редмид обнаружил, что вместе с Тапио смотрит на запад. С этой высоты они не видели броды, но зато могли наблюдать толпы врагов вокруг горы. Его люди были истощены, если это слово еще имело какой-то смысл, и у большинства кончились стрелы.

Иркские рыцари тоже измучились. Почти все они остались пешими. Огромные лоси ложились, чтобы никогда не встать — их загнали до смерти.

Редмид и Тапио прошли немного на восток, к уступу, с которого можно было увидеть хаос у брода. Баллисты, которыми командовал сэр Гэвин, били троллей в воде; Стражи на западном берегу, заметные благодаря набухшим пурпурным гребням, казались побежденными, а вражеские боглины вели себя очень странно и в замешательстве бродили перед фалангой Экреча.

Но силы Эша казались бесконечными, и брод можно было считать потерянным. Подъехал мастер Никос, все еще верхом на муле, все еще больше похожий на школьного учителя, чем на великого мага. С ним были двое магистров-морейцев и полдюжины Стражей, которые шли в ногу, будто в трансе.

Тапио смотрел на их общую смерть в долине внизу.

— Он победил, — сказал Редмид.

Грамматик нахмурился, словно поймал ученика на списывании.

— И очень плохо. Потому что меня он не победил. Точнее, нас. И это очень важно.

Как бы подчеркивая его слова, поток красно-бурого огня обрушился на щит над ними и погас, не причинив вреда.

— Я ус-с-стал от дождя, — сказал Тапио. — Я хочу дратьс-с-ся на с-с-солнце.

У Тапио были собственные силы, не зря его звали Сказочным Рыцарем. Он дотянулся до неба и принялся скатывать облака, как ковер.

И солнце осветило гору Лумсак.

Доспехи засверкали, солнечные лучи упали на лосей, и те подняли головы, котты повстанцев стали белыми, как прежде. Солнце вспыхнуло огнем на алых гребнях Стражей, оно было настолько ярким, что каменные тролли, зажатые между Моган и баллистами, дрогнули и трусливо отвернулись. Свет упал на вражеских боглинов за Кохоктоном, и их глаза засветились, как самоцветы. Упырица в белом хитоне, с парой тяжелых мечей, засияла, как ангел. Она не сражалась, а просто жадно дышала, открыв пасть с четырьмя челюстями. Ее орда колебалась.

На глазах у Тапио колонна Моган прорвалась через брод в безопасное место под прикрытием постоянного огня огромных арбалетов и потоков заклинаний Тамсин — сочетание иллюзий, ужаса, усилений и сбивающих с толку ароматов, брошенных в боглинов.

— Нам никогда не пройти, — сказал Редмид.

— Ты хорош-ш-ший с-с-союзник. Я рад, что ты с-с-стал моим другом. Нам надо идти на с-с-север и вос-с-сток. Одним ударом с-с-сокрушить Эш-ш-ша. Здес-с-сь их будет мало, они уйдут к броду.

Редмид проследил за рукоятью топора, которой ирк указал в сторону.

— Если ты ошибаешься…

— Ес-с-сли я ош-ш-шибаюсь, Уильям Редмид, мы умрем как герои, а Тамс-с-син будет рыдать тыс-с-сячу лет.

— Бесс тоже. — Редмид пожал плечами. — Ну, не тысячу. Лет пять.

Тапио почти взвизгнул от искреннего смеха.

— Пойдем, друг. С-с-спас-с-сем то, что можно с-с-спас-с-сти.

Гэвин Мурьен остался пешим — лошадь его погибла, большинство оруженосцев тоже. Они не сумели уберечь брод от троллей, Гэвин упал и очень не скоро смог выбраться из ледяной воды — и обнаружить, что его знамя опущено. Он стоял примерно в десяти шагах от северного берега, на самом краю брода, прислонившись к валуну размером с дом.