Удача в подарок, неприятности в комплекте

На пороге уже знакомая ножка опять отметилась, в этот раз небольшим кусочком земли, явно упавшим с подошвы. Я бережно прихватил этот кусочек, потёр в пальцах, поднёс к носу. Да, совершенно точно это земля с клумбы, а значит наша незнакомка сначала стояла в цветах, а потом направилась к барыне. И учитывая, что хозяйку дома нашли убитой, можно предположить, что неведомая цветочница что-то видела, а то и приняла активное участие в произошедшем.

Я повернулся к городовому, бережно пряча кусочек земли в свёрнутый из вытащенной из кармана бумаги фунтик:

- Соберите всех дам в этом доме: горничных, поварих, всех, кого отыщете, и внимательно осмотрите их обувь. Мне нужна женщина или девица, у коей на подошве будут кусочки вот этой земли, - я протянул городовому пакетик, - а ещё сия особа косолапит немного на правую ногу.

- Будет сделано, Ваше Высокоблагородие, - в этот раз кричать Аникеев не стал, только вытянулся так, что его запросто можно стало вместо портняжного аршина использовать.

Я коротко кивнул, отпуская служивого, и вошёл в спальню. Как учит криминалистика, обыск в помещении следует начинать по спирали от входа к центру, дабы следы не затоптать. К моему искреннему облегчению, в спальне слишком сильно городовые натоптать не успели, я заприметил торчащий в витиеватой кованой ножке круглого столика небольшой клочок ткани. Видимо, преступник зацепился и сам не заметил, как повредил одежду. Я поднёс обрывок к глазам, понюхал и недовольно сморщился. Даже если ткань и хранила запах своего хозяина, то из-за царящего в спальне удушающего цветочного аромата всё выветрилось. А жаль, аромат, особенно если он уникален и сделан на заказ, изменить не так-то просто. Лика, например, всегда пахла лилиями, своими любимыми цветами. Лика… Я стиснул зубы, выдохнул и разжал судорожно стиснувшиеся на клочке ткани пальцы. Нет, брат, шалишь, сейчас не время для жалостных воспоминаний, у тебя есть вполне конкретное задание, им и занимайся. И вообще, я обещал отпустить жену, дать ей покой, только вот меня никто не предупредил, что проще будет сердце из груди голой рукой вырвать, чем это обещание исполнить!

Я бережно положил найденную улику в очередной бумажный фунтик и завершил спираль, добравшись до кровавого пятна недалеко от высокой, похожей на пушистый снежный сугроб кровати. Так, судя по пятну, хозяйку убили именно здесь. Жаль, тело уже убрали, по его положению и застывшему выражению лица можно судить о том, какими были последние минуты жизни женщины. Я присел рядом с пятном на корточки, прикрыл глаза, настраиваясь на те события, что происходили в этой комнате. Если повезёт, даже убийцу увижу, не надо будет слепым котёнком во все углы тыкаться, сосредоточусь лишь на поиске улик.

Мне и повезло, и не повезло одновременно. С одной стороны, я смог увидеть хозяйку дома, даму весьма обольстительной наружности, прекрасно знающую о том, что она прекрасна и желанна. Хозяйка сначала рассматривала себя в небольшое овальное зеркальце на прикроватном столике, потом, видимо, услышав стук в дверь, поднялась, набросила на себя тонкий дорогого шёлка халат и направилась к выходу. Я смог даже увидеть, как барыня, иначе не назовёшь, распахнула дверь, удивлённо приподняла ровные дуги бровей, дёрнула точёным плечиком и чуть отступила внутрь комнаты, пропуская визитёра. Но на этом видение закончилось, а виски у меня пронзило такой болью, что я рухнул на колени, сжимая голову и кусая губы, чтобы не застонать в голос. Вот чёрт, прав, тысячу раз прав был Никита, когда предупреждал, что не надо блокировать свой дар, запирать его, нужно давать ему возможность выходить. А я, идиот, после смерти Лики видений в свою жизнь не допускал, глушил их погружением в работу, а то и, чего греха таить, алкоголем.

- Ваше Высокоблагородие, с Вами всё в порядке? – трубный глас городового заставил меня поморщиться. – Можа за дохтуром послать?

«Я сейчас сам всех пошлю, причём далеко и надолго», - зло пообещал я, но поскольку слабость перед подчинёнными показывать ни в какое время не позволялось, кое-как поднялся на ноги, с силой помассировал пульсирующие болью виски и неубедительно отмахнулся:

- Ничего страшного, последствия травмы.

Городовой кашлянул, неловко переступил с ноги на ногу:

- Ваше приказание выполнено, девок да баб собрали и осмотрели, земли ни у кого на ногах нет. Косолапых тоже не обнаружено.

Значит незнакомка к обитателям дома не относится, что ж, разумно, будь она прислугой, наверняка смогла бы и более удобное местечко для подглядывания за барыней отыскать. Выходит, в саду стояла чужачка и её, вполне возможно, кто-нибудь заприметил.

- Опросите слуг, может они видели прошлым вечером, ближе к ночи, в саду незнакомую девицу или женщину, - боль, наконец-то, прошла, вернув мне ясность голоса и даже желание жить. – Да, горничную, нашедшую труп, сюда приведите.

- Будет сделано, Ваше Высокоблагородие, - Аникеев опять вытянулся во фрунт и вышел, почтительно притворив за собой дверь.

Дожидаясь горничной, я решил проверить ящики шкафчиков и столиков, в коих вполне могли храниться интересные, для глаз супруга и любопытных слуг не предназначенные, вещи, например, любовная переписка. Что-то мне подсказывает, что убиенная супружеской верностью не страдала, уж больно у неё облик похотливый.

Ящички прикроватного столика хранили всевозможную дамскую дребедень: разномастные щётки для волос, плоские и объёмные баночки, причудливо украшенные флакончики и ворох ярких лент на все случаи жизни. Круглый столик, любезно подаривший мне клочок ткани, вообще не имел ящичков, зато скрывал небольшой тайничок, коий я смог обнаружить, нажав на выпуклые листики узора на столешнице. К моему искреннему сожалению, тайник содержал в себе лишь какую-то пожелтевшую от времени страницу с непонятным то ли рисунком, то ли чертежом. На всякий случай, я положил листок в саквояж, вполне резонно рассудив, что, если его так тщательно прятали, значит, он содержит в себе нечто большее, чем простые зарисовки или роспись пера. Убрав листок, я продолжил обыск и со всем вниманием осмотрел стоящий в углу комнаты у окна небольшой тёмного дерева секретер. В нём было всего четыре ящичка, причём три открывались свободно и содержали переписанные от руки стихи, выполненные карандашом и чернилами наброски, один неплохой этюд акварелью и две незаконченные вышивки: одну бисером, а другую лентами. Типичный дамский набор, у Лики в шкафчике тоже много было всяких бумажек и вышивок, которые она регулярно начинала, но крайне редко заканчивала, отвлекаясь на что-то новое и интересное.

Я уже смирился с тем, что ничего интересного, кроме непонятного листка из тайника обнаружить не удастся, поэтому четвёртый ящик решил обыскать так, чисто для проформы и… он оказался закрыт! Я подёргал ящик, но он не поддавался. Точно, не заело, закрыт, а значит, сей ящичек таит в себе что-то для чужих глаз не предусмотренное. Я заглянул в саквояж в наивной надежде, что там найдётся связка отмычек, а во мне, таком благовоспитанном и законопослушном проснутся навыки профессионального взломщика, но увы, Арсен Люпен и другие вошедшие в историю и литературу грабители ничего мне в дар не оставили. С другой стороны, и хорошо, всё равно я отмычками пользоваться не умею, хотя было дело, предлагали научить. Я задумчиво подёргал ящик, понимая, что времени у меня в обрез, скоро придёт горничная, а после её ухода оставаться в комнате резона уже не будет. Я задумчиво покосился на трость, которую небрежно закинул на стол, дабы освободить руки. Хм, насколько я помню, раньше в подобных аксессуарах прятали оружие, а кинжалом отщёлкнуть замок я бы точно смог. Резко покрутив набалдашник вправо-влево я с нескрываемым торжеством понял, что тросточка у меня не простая, а с секретом. Оно и понятно, она же принадлежит не простому светскому щёголю, а следователю! Я начал осторожно выкручивать набалдашник, но тут дверь приоткрылась, в спальню влетела заплаканная девушка, а следом за ней вошёл Аникеев и, вытянувшись во фрунт, громогласно отрапортовал:

- Ваше Высокоблагородие, горничная Прасковья доставлена!

- Благодарю, - я коротко кивнул и дабы хоть немного раскрепостить сжавшуюся, точно пружина, девчонку, приказал городовому:

- Допросите всех обитателей дома, может, они видели кого-то постороннего, или заходил кто-то, молочница там или ещё кто-нибудь.

- Будет сделано, Ваше Высокоблагородие! – рявкнул Аникеев, звучно щёлкнул каблуками и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Прасковья испуганно сглотнула, истово мечтая провалиться сквозь землю и глядя на меня так, словно я был зверем невиданным.

- Присаживайся, - я кивнул на криволапый мягкий стул без спинки у прикроватного столика, - чего зря ноги трудить, чай за весь день и не присядешь?

- Истинная правда, барин, - кивнула девушка, опасливо опускаясь на самый краешек стула, - барыня-то покойная, не в укор ей будь сказано, уж больно требовательна была, по три, а то и четыре раза наряды с причёсками меняла, а когда не переодевалась, то мебель велела двигать, али с поручениями по всему городу гоняла.

О, а вот с этого места поподробнее, пожалуйста!

- И куда ты ходила? – вопрос я задал нарочито небрежно, проверено на практике, если свидетель поймёт, что заинтересовал сведениями, он такие сказки начнёт сочинять, Шахерезада обзавидуется.

Прасковья наморщилась, почесала кончик носа:

- Значится, так… К Егоровым я ходила, благодарность за обед относила, да ишшо приглашение на бал, да вчерась ещё на прогулку с ентим, как его, пинкиком.

- Пикником, - машинально поправил я горничную, делая короткую пометку на очередном листке. – А ещё куда?

- К Софье Витольдовне почитай каждый день с коротенькими записочками, она же нашей барыне, почитай, родня. Племянник нашей Дарьи Васильевны за ейную племянницу сосватан, вот две фамилии слуг с послания и гоняют, словно самим три шага до соседей не дойти!

Я сочувственно покивал. Опять мимо, в доме госпожи Абрамовой амуры не закрутишь, хозяйка узнает, такое устроит, конец света заурядной неприятностью покажется. Да и с Егоровыми этими ничего крамольного, похоже, нет, хотя проверить, без сомнения, стоит.

- Ну и к полюбовникам барыни, само собой, бегать приходилось, - Прасковья укоризненно покачала головой, - кажин дён да не по одному разу.

- Полюбовникам? – я заинтересованно выгнул бровь. Нет, я, конечно, всегда знал, что от слуг, как от простуды, не спрятаться, как не укрывайся, но я даже и предположить не мог, что барская жизнь настолько прозрачная!

Горничная довольно всплеснула руками:

- А как же, барин! Дарья Васильевна, упокой господь её грешную душу, дама была эффектная, мужчинам нравилась…

- А супруг её как к этому относился?

Прасковья прикусила язык, принялась нервно скручивать фартук на коленях:

- Дык как… Знамо дело, переживал… Токо Вы не думайте, убить он её не мог, любил шибко. Бывает, поругаются, страсть, ажно до криков и того, что подушки с туфлями засвистят, Прохор Захарович Дарье Васильевне пощёчину даст, проклянёт громогласно всю её родню до десятого колена, поклянётся и носа больше к блуднице вавилонской, прости меня господи, носа не казать, а наутро, а то и ранее, опять плетётся побитым псом. В дверь спальни скребётся, просит пустить, на коленях стоит, плачет, ноги ей целует, а она эдак кривится брезгливо да мысочком туфли его отталкивает. Потом Прохор Захарович непременно в кондитерскую бежит, да в цветочную лавку, ну, и к ювелиру, само собой. Подарков дорогих Дарье Васильевне накупит, золотом её только что не с ног до головы усыплет, она его и простит, допустит до своего тела белого. Барин после подаренной ночи весь день точно пьяный ходит, ни о каких делах даже и не помышляет.