Удача в подарок, неприятности в комплекте

Глава 22. Лиза

Тётушка неустанно повторяла, что благовоспитанная барышня всегда и при любых обстоятельствах будет держать голову высоко, спину прямо и никому, особенно своим обидчикам, не покажет своей слабости. Как же мне пригодились эти наставления, от коих я порой отмахивалась, сейчас, когда Алексей Михайлович в очередной раз сначала поманил меня своими страстными поцелуями и лихорадочными признаниями, а потом оттолкнул, словно путающуюся под ногами собачонку! Вот как так можно, за что он так со мной, а?! Я в отчаянии кинула подушкой в дверь, жалея, что не сделала этого раньше, когда господин Корсаров ещё был в моей комнате. Ух, как я жалею, что не родилась мужчиной, тогда я бы вызвала на дуэль этого бесчувственного остолопа и влепила бы ему пулю в лоб! Нет, лучше шпагой бы пронзила, как в романах, а пока он корчился на земле в предсмертных судорогах, я поведала бы ему, за какие страшные преступления несёт он заслуженную кару. Я так красочно представила Алексея Михайловича на земле, зажимающего слабеющей рукой рану, что словно бы воочию увидела и прилипшие к потному лбу тёмные с серебристой проседью волосы, и постепенно стекленеющие глаза цвета моего любимого шоколада. Матерь Пресвятая Богородица, спаси и помилуй! Я рухнула на колени перед иконой и страстно зашептала молитвы, прося отвести беду и не допустить подобного. Нет-нет, что угодно, только не это! Я развею действие Алесиного любовного артефакта, и всё вернётся на круги своя: господин Корсаров освободится от пылких чувств ко мне, а я снова полюблю Петеньку и перестану грезить о столичном следователе. Да, именно так я и поступлю всенепременно, причём сразу после завтрака. И всё будет хорошо, просто замечательно и никак иначе. Я же не люблю Алексея Михайловича, и мне ничуть не нравилось с ним целоваться… Я прижала пальчики к губам, глубоко вздохнула, пытаясь выровнять дыхание и успокоить зашедшееся в бешеном галопе при одном лишь воспоминании о поцелуях следователя сердце. Нет, обманывать саму себя не стоит, мне определённо нравится целоваться с господином Корсаровым, видимо, права тётушка: все юные девицы, когда в них кровь играть начинает, становятся порочны и нуждаются в особой строгости и непреклонности лиц, за ними присматривающих. Всё, решено: сразу после завтрака я развею действие любовного артефакта и верну свободу и себе, и господину Корсарову. И мне это будет ни капельки не сложно, ведь на самом деле я столичного следователя не люблю, это всё разжигающий страсть артефакт, его проказы. Я решительно расправила плечи и позвонила в колокольчик, чтобы горничная помогла мне одеться.

На завтрак я опоздала, но, к счастию, тётушка так была озабочена нападением на Олюшку, что замечания мне не сделала, лишь посмотрела хмуро, поцеловала в лоб и велела за стол садиться. Я почтительно поприветствовала всех собравшихся к трапезе, осведомилась о здоровье Оленьки, с искренним облегчением услышала, что она хоть и слаба, но уже пришла в себя и даже смогла шёпотом попросить воды, и спросила о причине отсутствия за завтраком дядюшки Василия Харитоновича и соседа, господина Колокольцева, коий, насколько мне было известно, покидать нас и возвращаться в своё родовое имение не планировал. Есть у меня предположение, что Фёдор Иванович испытывает нежные чувства к тётушке, но, увы, Софья Витольдовна упрямо сего не замечает, а точнее, не желает замечать.

- Оба вчера перебрали того да больше, вот и отсыпаются, - хохотнул Фёдор Витольдович, снисходительно оглядывая присутствующих, и поцокал языком. – Право, сестрица, не понимаю я, отчего ты терпишь их в нашем дому.

- Потому и терплю, что это мой дом, - отрезала тётушка, - и я вольна поступать в нём так, как сочту нужным, и привечать тех, кого захочу, никому отчёта за свои дела не давая.

Дядюшка побагровел и уткнулся в тарелку, Катюшка чуть слышно хихикнула, получив полный ледяного холода взгляд от матушки, а красавица Люба поправила кокетливый завиток, который куафёр сетями амура называет, и обратилась к Алексею Михайловичу, глядя на него так, словно он был тортом, коий ей предстояло съесть, наслаждаясь каждым кусочком:

- Господин Корсаров, а как продвигается расследование убийства нашей соседки? Вам удалось выйти не след преступника?

Вот ведь бесстыдница, и вовсе её не покойная Дарья Васильевна интересует, она госпожу Васильеву терпеть не могла, а следователь! Да если бы он приказал, эта стыдодейка прямо на стол бы перед ним легла, юбки до ушей задрав! Я запыхтела сердитым ёжиком, за что удостоилась удивлённого взгляда от сидящего по правую руку Прохора Милорадовича. И чему он, спрашивается, дивится, маменька его, например, всё правильно поняла и на Любу тоже весьма неодобрительно взглянула.

К моему удовольствию, Алексей Михайлович на призывы этой… блудницы вавилонской, прости меня господи, не отреагировал, губы чинно салфеткой промокнул, морса вишневого из бокала отпил и ровным тоном, словно обсуждение погоды касалось, ответил, лишь на миг взглянув на особу, вопрос задавшую:

- Прошу меня простить, сударыня, но в интересах следствия я не могу обсуждать ни с Вами, ни с кем-либо ещё подобные вопросы.

- И правильно, - тётушка прихлопнула ладонью по столу, - за завтраком да о мертвяках, тьфу, прости господи, можно подумать, живых не осталось!

- Ну уж коли Вам угодно побеседовать о живых, - Олег Петрович несколько нарочито и развязно приподнял рюмочку с наливочкой, приветствуя собравшихся за столом, - давайте обсудим загадочное падение нашей Олюшки сегодня ночью.

- Не понимаю, чего в нём может быть загадочного, - повела плечиком Елена Степановна и, не дожидаясь слуг, положила сыну сладкую булочку на тарелку. – Ну, шла девица ночью, споткнулась обо что-то, да и упала.

- А Вас, сударыня, не смущает, что время для прогулок по дому несколько позднее? – сально усмехнулся Олег Петрович, и меня даже передёрнуло от омерзения. – Откуда это наша скромница могла в столь поздний час возвращаться?

- Да хоть бы и от любовника, нам-то какое дело? – фыркнула Люба, раздосадованная тем, что господин следователь не клюнул на её чары.

- Да нешто у Олюшки полюбовник был? – всплеснула руками Глафира Михайловна и меленько закрестилась. – Господи, срам-то какой! И ведь с виду-то такая скромница, такая умница, век не подумаешь, что блудница вавилонская.

Прохор Милорадович вскочил столь поспешно, что даже стул с грохотом на пол ринулся, кулаки сжал, закричал прерывающимся от волнения голосом:

- Не сметь, слышите, не сметь так об Ольге отзываться! Она самая лучшая, самая чистая из вас всех!

- О, а вот и полюбовник обнаружился, - хохотнул Фёдор Витольдович, - право слово, занятный сегодня у нас завтрак получается!

Олег Петрович разразился громким лающим смехом:

- Полно, Фёдор Витольдович, полюбовники так не скачут. Олюшка Прохора Милорадовича для слов нежных и ухаживаний красивых держит, а ножки обнажает совсем пред иными мужчинами. Вам ли этого, Фёдор Витольдович, не знать.

Я, как и другие дамы за столом, скандализованно ахнула, прикрыв ладошкой ротик и чуть ли ушками не шевеля от любопытства и возбуждения. Вот так новости, право слово! А мне, признаться, Ольга Игнатьевна всегда такой скромной и целомудренной казалась…

- Ну да, я своего не упустил, - гордо хохотнул Фёдор Витольдович и самодовольно подбоченился, - взбил с девкой перинку пуховую, да и не один раз.

- Лжец! – взревел Прохор Милорадович, бросаясь на дядюшку. – Подлец, я убью тебя!

Завизжала истошно сидящая рядом с Фёдором Витольдовичем Катенька, заголосила, срываясь на хрип, её матушка, побелела, ледяной статуей застыв, Люба, даже тётушка замешкалась, не привычная к таким страстям шекспировским. Только Алексей Михайлович не растерялся, барсом бросился на Прохора, скрутил его и на пол повалил, собственным телом для верности придавив.

- Сыночку моего не трогайте, - истерически вскричала Елена Степановна, кидаясь к сыну, но её к полу точно гвоздями прибил гневный окрик тётушки:

- Не сметь! Прекратить!

И столько власти было в голосе тёти, что даже Прохор Милорадович перестал вырываться и сыпать оскорблениями, уткнулся лбом в пол и истерически разрыдался, вздрагивая всем телом.

- Прохора в комнату увести, дабы он никому боле беспокойства не причинил, - тётушка свирепо зыркнула на нас, досадуя за минутную слабость, свидетелями коей мы все стали, - все остальные за стол садитесь, нечего скакать почём зря.

- Я с сыном пойду, - Елена Степановна резко поклонилась, не скрывая ядовитой иронии, - благодарствую за угощение, а паче того за привечание. Довели моего мальчика до срыва нервного, а он такой чуткий, такой ранимый.

- Этот Ваш чуткий да ранимый полюбовницу свою мало к праотцам не отправил, - пробормотала Глафира Михайловна и тут же часто и мелко закрестилась. – Господи, срам-то какой, прости и защити меня грешную, а паче того дочь мою, деву невинную, обереги в этом гнезде разврата, сохрани чистоту её непорочную.

- Если кого-то в моём доме что не устраивает, так я ведь никого силком не держу, - произнесла тётушка, ни на кого не глядя, но при этом достаточно громко, чтобы все услышали и поняли.

После этих слов все дружно уткнулись в свои тарелки и чашки, завершая трапезу и делая вид, что ничего, ровным счётом ничего не произошло.

- Тётушка, а помните, Вы бал устроить обещали? – прощебетала Катюшка, которая долго молчать физически не могла.

Тётя недовольно бровью повела:

- Верно, обещала, было дело. Только есть ли резон о нём теперь вспоминать, столько бед на нас да соседей обрушилось.

- Право, Софья Витольдовна, именно теперь бал и будет уместен, как никогда, - Люба церемонно, без малейшего стука опустила чашку на блюдце и холодно улыбнулась, - в хлопотах по подготовке страхи да печали отступят, а после бала и вовсе испарятся.

Угу, испарятся, как же. Наша ледяная принцесса ещё сказала бы, что Дарья Васильевна оживёт, и мы с Алексеем Михайловичем будем… близкими друзьями. Да-да, именно об этом я и подумала и ни о чём более! Я хоть себе зарок и давала, не утерпела, посмотрела на следователя, но тот сидел с отсутствующим видом, словно сей разговор его ни в коей мере не касался. А ведь господин Корсаров чудесно поёт, и на балу можно было бы попросить его исполнить какой-нибудь романс. Я так люблю музыку, а Петенька, к сожалению, петь совсем не умеет, увы. Я досадливо тряхнула головой, опять поймав себя на том, что сравниваю двух мужчин, и сравнение выходит не в пользу моего жениха. Нет, право слово, нужно не мешкать с разрушением действия любовного артефакта, а то уже никакого житья не стало, только о господине следователе и грежу!

- Лизавета, заснула что ли?! – гневный окрик тётушки заставил меня вздрогнуть, едва не выплеснув содержимое чашки в колени, испуганно взмахнуть ресницами и отчаянно покраснеть при мысли о том, что я свои размышления неосторожно вслух произнесла.

- Ты приболела никак? – тётушка потянулась потрогать мне лоб. – Вон, горишь вся.

- Пустое, тётушка, чай просто горячий, - из-под длинных ресниц я приметила, что Алексей Михайлович не оставил слова тёти о моей болезни без внимания, посмотрел на меня пристально, отчего у меня словно варенье по венам побежало, а на губах сама собой улыбка расцвела. – Вы меня о чём-то спрашивали?