Удача в подарок, неприятности в комплекте

Глава 3. Алексей

При взгляде на этого старомодного доктора у меня в памяти сами собой всплыли строки детской сказки: «Добрый доктор Айболит, он под деревом сидит, приходи к нему лечиться…» Дальше шёл перечень зверей, но я их мог перечислить в произвольном порядке и прозой, детская память решительно не желала фиксировать такие несущественные, с её точки зрения, мелочи.

Пока я занимался поэзией, врач с достоинством признанного профессионала, чьё мнение является очень близким к истине в последней инстанции, опустился на подставленный горничной (очуметь, какие тонкости при нашей бедности!) стул, сложил руки на чуть выпирающем животе и воззрился на меня небольшими проницательными серыми глазами.

- Ну-с, сударь, как Ваше самочувствие?

Сударь? Значит, этот спектакль поддерживает и доктор, стало быть, и от него мне правды не дознаться, будет запираться до последнего. А применять специальные методы дознания, как элегантно называли пытки времён сталинских репрессий, мне никто не даст, да я и сам не буду. Я же не зверь, чтобы тиранить актёров, выбивая из них имя заказчика всего этого исторического фарса. Ну что ж, поддержим игру, благо моих познаний должно хватить, не зря же я всё-таки исторический факультет заканчивал!

Я вежливо наклонил голову, чуть приподнял уголки губ, обозначая улыбку, и сдержанно ответил:

- Благодарю Вас, я прекрасно себя чувствую.

Ну не прекрасно, конечно, но достаточно хорошо для того, чтобы попытаться понять, что за фантасмагория передо мной тут разворачивается.

Доктор улыбнулся, удовлетворённо потёр руки и вынул из кармана сюртука (да, организаторы шоу явно не скупились на костюмеров) деревянную штуковину, в которой я далеко не сразу опознал стетоскоп. Мать честная, где он откопал этот раритет? Да я такие видел лишь на приезжавшей к нам три месяца назад выставке истории медицины, организованной для поднятия престижа профессии врачей.

Моё изумление врач понял по-своему, мягко улыбнулся и пояснил:

- Я должен Вас осмотреть.

Эм, не понял, а где градусник, прибор для измерения давления и прочие атрибуты чемоданчика «Скорой помощи»? Нет, Сашка, конечно, тоже ничем не пользуется, ну так он ведь и не простой специалист, а как-никак маг жизни, он руками лечить умеет. А этот светила медицины на мага жизни не тянул, обычный врач, хороший, без сомнения, уважаемый, но не маг точно.

Доктор заметил моё смятение (наблюдательный, что, без сомнения, очень хорошо для его профессии), повернулся к замершей статуей горничной и приказал:

- Глафира, позовите Прохора.

- Слушаюсь, - прошелестела девушка, присела и исчезла так бесшумно, что мне захотелось сказать «испарилась».

Пока неведомый мне Прохор не пришёл, врач очень мягко и деликатно осмотрел мои зрачки, проверил работу рук и ног, со всем почтением прощупал грудь. При этом эскулап всё время спрашивал, сначала вопросы были вполне невинные, о самочувствии, затем меня спросили о том, помню ли я, как попал под экипаж (я отрицательно покачал головой, виновато пожав плечами), а потом и вовсе поинтересовались, какие дела меня привели к дому госпожи Абрамовой. Я вовремя прикусил язык, чтобы не спросить, кто это, и туманно ответил, что причина была, но распространяться о ней я не могу. К счастью, в комнату вошёл рослый широкоплечий парень, по повадкам и облику похожий на лакея, и его появление отвлекло доктора от расспросов. Эскулап кивнул парню и коротко приказал:

- Прохор, голубчик, помогите барину разоблачиться.

В каком смысле? Перед глазами промелькнули кадры из любимого с детства фильма «Подвиг разведчика», в ушах зазвучала торжественно-строгая музыка «Семнадцати мгновений весны».

Лакей почтительно поклонился доктору, потом отвесил поклон мне и произнёс низким, похожим на медвежий рык голосом:

- Позвольте, барин, рубашечку сниму.

Тьфу ты, господи, какие мне глупости в голову лезут! Видимо, и правда, сильно приложился. Я послушно поднял руки, помогая стянуть с меня длинную ночную рубашку, из которой вполне можно было скроить две простыни. Ещё и на наволочку ткани бы осталось. Обнажённой кожи коснулся прохладный ветерок, ворвавшийся в открытое окошко, шероховатые, но при этом всё равно очень чуткие, «зрячие», как называл их Сашка, пальцы доктора пробежались по моей груди, деликатно огибая побелевшие от времени шрамы, памятки войны и службы следователем, когда тоже бывало всякое. Затем меня прослушали раритетным стетоскопом, выточенным из светлого дерева и блестящим от частого использования. Я старательно дышал, по просьбе эскулапа делая глубокие вдохи или же наоборот задерживая дыхание. Когда с обследованием было закончено, доктор кивнул лакею (тот проворно натянул на меня рубашку), поднялся и, одарив меня ещё одной приветливой улыбкой, произнёс:

- Ну-с, сударь, выздоровление протекает вполне благополучно. Полагаю, через два дня Вы уже сможете покинуть постель.

Ха, да я это прямо сегодня сделаю, ещё не хватало валяться в кровати, когда тут чёрт знает что происходит! Однако озвучивать свои намерения я не стал, наоборот, вежливо улыбнулся, слегка наклонив голову:

- Благодарю Вас, доктор.

Эскулап, как его там называли, Феликс Францевич, кажется, махнул пухлой рукой:

- Не стоит благодарности, сударь… Кстати, позвольте представиться, Хогман Феликс Францевич, практикующий врач.

- Корсаров, Алексей Михайлович, - о своей профессии я скромно умолчал, потому что, по большому счёту, говорить было не о чем.

- Выздоравливайте, Алексей Михайлович, - Феликс Францевич отвесил поклон и удалился, сопровождаемый по-прежнему хранившим молчание лакеем.

Я не успел облегчённо выдохнуть, как рядом со мной прошелестел голосок горничной, невесть когда и как появившейся в комнате:

- Прошу прощения, сударь, у Вас будут какие-нибудь распоряжения?

Как говорится, заметьте, не я это предложил. Я смахнул волосы с лица и решительно кивнул:

- Будьте любезны мою одежду.

Всё, спасибо этому дому, пора к другому, родному. Если я хочу понять, что вообще происходит, мне нужно перестать изображать мумию и выползать на свет божий.

Девушка замялась, нерешительно теребя передник. Не понял, она что, спалила мою одежду? Или украла её?

- В чём дело, милая?

Навыки следователя никуда не делись, я по-прежнему прекрасно умел замораживать голосом, особенно молоденьких и наивных девушек.

- Феликс Францевич сказали…

Ой, а то я не слышал слов доктора! Как говорят в Одессе: не делайте мне смешно! Я наклонился к девчушке, мягко коснулся её руки и, проникновенно глядя в глаза, настойчиво повторил:

- Принесите мою одежду.

Крепость ещё не пала, но уже готова была выбросить белый флаг, а потому я усилил нажим, выдвинув в качестве тяжёлой артиллерии неопровержимые доводы логики:

- Должен же я поблагодарить хозяев дома за оказанный мне радушный приём.

Йес-с-с! Горничная лучезарно улыбнулась и тихо, она вообще старалась быть как можно более незаметной и ненавязчивой, прошептала:

- Елизавета Андреевна с Софьей Витольдовной будут счастливы узнать, что Вы в добром здравии. Вы пока ванну примите, а я тем временем принесу одежду и кликну Прохора, чтобы помог Вам одеться.

Ванна – дело хорошее, а вот помощь лакея, право слово, лишняя, я, слава богу, в состоянии одеться и самостоятельно. Не барин, чай, хотя, если верить дедушкиным воспоминаниям, какой-то барин в нашем роду отметиться успел, хоть и провёл свою избранницу мимо алтаря. Эх, надо было внимательнее деда слушать, не пришлось бы теперь биографию на пустом месте создавать! Хотя это же розыгрыш, пусть и дорогой, и очень качественно организованный, так что можно не заморачиваться достоверностью собственного происхождения. Какую бы ахинею я ни нёс, мне будут верить безоговорочно.

Горничная проводила меня в ванную комнату, при виде которой я с трудом сдержал восхищённый свист. Это не конурёнка, в которой ванна, больше похожая на лохань, трётся боками о крошечную раковину, а унитаз скромно жмётся в уголок, становясь частью несущей стены. Это самая настоящая комната, украшенная большой ванной с блестящими бронзовыми краниками, отдельно для горячей, отдельно для холодной воды. От горячей воды поднимался пар, в воздухе витал приятный запах трав.

- Пожалуйте, барин, - прошелестела горничная, - приятного Вам парочку.

Девушка исчезла, плотно закрыв за собой дверь, а я сбросил длинную рубашку и замер, с недоверием глядя на белые кальсоны с завязками. А это ещё что за чертовщина?! Нет, для чего нужны эти штаники, я, конечно, знаю, но, простите, боксёры мне привычнее и роднее. Ну, Сашка, приколист, встречу, уши оборву по самую шею!

Фырча сердитым ёжиком, я сбросил нелепое барахло и погрузился в воду. Господи, хорошо-то как! Ноги, конечно, особо не вытянешь, ростом меня природа не обидела, недаром в школе каланчой дразнили, но это ерунда, дома-то мне в три погибели сворачиваться приходилось. Я огляделся в поисках губки или, ещё лучше, мочалки и опять испытал культурный шок. На изящном, светлого дерева шкафчике с овальным запотевшим зеркалом как на параде выстроились лохматая серая мочалка из, умереть не встать, натурального мочала, кусок розового мыла, какие-то разнокалиберные флакончики из тёмно-коричневого и тёмно-зелёного стекла и светлая коробка, рядом с которой стоял серебряный стаканчик на блюдечке и нечто похожее на помазок. Мама, роди меня обратно, вот только не говорите, что в футляре опасная бритва!

Любопытство пересилило растёкшуюся по всему телу негу, я подошёл к шкафу и самым тщательным образом изучил все выставленные на нём предметы. Повертел в руках опасную бритву, вспоминая дела, в которых фигурировали перерезанные шеи, содрогнулся и положил потенциальное орудие убийства обратно в футляр. Как говорится, от греха подальше. А побриться-то надо, зарос изрядно, мда...

В дверь коротко стукнули, я откликнулся, продолжая размышлять, как избавиться от щетины, причём в идеале сохранив в процессе бритья жизнь.

- Барин, - раздался за дверью голосок горничной, - я Тимофея пригласила, цирюльник он, всех господ в нашем доме пользует. Прикажете подождать?

Чёрт, помыться-то я толком не успел!

- Пусть подождёт, - крикнул я служанке и быстро, как в армии, закончил водные процедуры. Эх, не получилось в водичке понежиться, ну да ладно, не последний день на свете живу, успею ещё в ванне поплескаться.

В кальсонах я сначала, чего греха таить, запутался, зато в углу ванной комнаты обнаружил роскошный халат, в который без зазрения совести облачился. Вот это я понимаю: красиво жить не запретишь!

Из ванны я вышел посвежевший и полный сил, начисто игнорируя противное головокружение, которое никак не желало меня оставлять. Ерунда, прорвёмся, бывало и хуже, причём я очень хорошо помню, когда и отчего.

Цирюльник оказался плотным добродушным усачом, который как начал болтать, намыливая мне щёки, так и не умолкал до конца бритья. Я честно попытался вслушаться в то, что мне рассказывали, но постоянно отвлекался, пытаясь вычислить, где установлены видеокамеры. Запись, понятное дело, напрямую идёт Никите, а организатором всей этой фантасмагории выступал, без сомнения, Сашка. Вот уж действительно, с такими друзьями и врагов не надо!