Удача в подарок, неприятности в комплекте

Глава 11. Слишком много подозреваемых

Пётр Игнатьевич, коему удивительно шло домашнее сокращение Петенька, с детских лет грезил о воинской службе. Его манили не лихие пирушки, не яркий мундир, придающий своему владельцу особую привлекательность в глазах дам, а сражения, походы, защита Отечества и, чего греха таить, возможность совершить подвиг. Слушая матушкины рассказы об отце, герое войны, сгинувшем на поле брани, Петенька неизменно представлял и себя в дыму и копоти битвы, поднимающим в атаку солдат. Повзрослев, Пётр Игнатьевич пытался узнать у матушки, во время какой войны сгинул батюшка, но госпожа Васильева покрывалась нежным румянцем, начинала лихорадочно обмахиваться и жаловаться на духоту, а разговор неизменно переводила на другую тему. Конечно, Петенька подозревал, что что-то не так или с самим батюшкой, или с его подвигами военными, но созданная матушкой легенда была столь прекрасна, что у Петра Игнатьевича в прямом смысле слова рука не поднималась разрушить этот воздушный замок. И вообще, кому нужна правда, если она не несёт ничего возвышенного и прекрасного? Родственники Петеньки, его тётушка Дарья Васильевна, а паче того дядюшка Прохор Захарович, приходившийся братом его горячо любимой матушки, над сказкой об отце герое посмеивались, но оспаривать не пытались. Прохор Захарович поначалу ещё пытался рассказывать племяннику о страсти, коя вспыхивает в сердце подчас вопреки доводам разума, да Пётр Игнатьевич и слушать ничего не желал. Малым уши закрывал и истерику закатывал, а став старше, при первой же попытке развеять легенду о герое жёстко отрубил, что никакой клеветы на покойного родителя не допустит, и ежели дядюшка ссоры не ищет, то пусть своё особое мнение при себе и держит. Прохор Захарович тогда племянника дураком назвал, но боле ничего не рассказывал, только морщился, ежели разговор на скользкую тему сворачивал, да вздыхал тяжко. Тётушка же, Дарья Васильевна, и вовсе жизнью племянника не интересовалась, заботясь лишь о том, чтобы как можно дольше красоту сохранить, да как можно больше кавалеров обольстить. Петенька пытался объяснить тётушке, что её вольное, если не сказать хуже, развратное поведение бросает тень на всю семью, что совершенно недопустимо, ведь он, Пётр, ухаживает за девицей благовоспитанной, но Дарья Васильевна лишь отмахивалась и презрительно бросала сквозь зубы:

- Молод ты меня учить. Молоко ещё на губах не обсохло, племянничек.

За день до гибели тётушки между ней и племянником состоялся очень неприятный разговор, Пётр Игнатьевич даже голос на Дарью Васильевну повысил, чего ранее никогда себе не позволял. Причина была очень существенная: тётушка посмела приготовленный для Лизоньки подарок, ожерелье с бриллиантами, матушкой Петеньке для его избранницы завещанное, себе забрать. Пётр Игнатьевич, естественно, возмутился и потребовал вернуть украшение, но Дарья Васильевна рассмеялась презрительно и сказала, что скучная провинциальная девица, ничего из себя не представляющая и пресная, словно постная лепёшка, таких камней не достойна. Пренебрежение к себе Петенька снёс бы безропотно, чай привык уже к оному, но терпеть оскорбления, сыплющиеся на невесту, не собирался. Пётр Игнатьевич повысил голос, потом и вовсе закричал на тётушку, требуя вернуть ожерелье и принести извинения, причём непременно в письменном виде, но Дарья Васильевна повела точёным плечиком, созерцание коего вызывало обильное слюнотечение у мужчин, зло усмехнулась, а потом и вовсе скрутила кукиш и сунула его под нос опешившему племяннику:

- Вот тебе. Большего ни ты, ни мышь твоя серая не достойны.

- Да чтоб Вы подавились этим украшением! - рявкнул взбешённый Пётр Игнатьевич, вылетая из комнаты с такой скоростью, что подслушивающая служанка не успела отскочить и получила весьма весомо дверью в лоб.

В миг бешеной ярости Петенька от всей души проклял тётку, пожелав ей смерти. И вот, его желание исполнилось и теперь предстояло доказать, что он, Пётр Игнатьевич Васильев, хоть и жаждал гибели своей родственнице, к этой самой гибели не причастен. Или всё-таки причастен, ведь ночь убийства он не помнит совершенно?

Петенька прошёл по комнате, с силой сжимая и массируя виски, дабы вернуть себе хоть смутное воспоминание о том, что он делал в вечер убийства, но добился лишь головной боли. Матушка Петра Игнатьевича, дама болезненная и романтическая, страдала страшными мигренями, возникающими при любом, даже самом малом и незначительном напряжении. Сам Петенька, тоже не богатырского здоровья и телосложения, головные боли научился терпеть, дабы не прослыть среди своих товарищей хлюпиком, непрестанно благодаря небо за то, что хотя бы таких приступов, на целый день, а то и более, укладывающих в постель, у него нет.

Дверь в комнату приоткрылась, Пётр Игнатьевич моментально отнял руки от висков и выпрямился, дабы ничем не выдать собственной слабости и уязвимости, но, к счастию и изумлению, вошёл не следователь или городовой, а Лизонька.

- Лиза, - ахнул Петенька, отказываясь верить своим глазам и невольно подозревая, что у него на фоне усталости и потрясений начались видения, - ты как тут оказалась?!

Барышня беззаботно улыбнулась, словно они встретились во время прогулки в парке, кондитерской или же на званом вечере:

- Я как услышала, что произошло, сразу же к тебе бросилась.

- И тётушка тебя отпустила? – пролепетал юноша слабым голосом, испытывая страстное желание присесть, дабы ослабшие ноги не подвели и не подогнулись.

Елизавета Андреевна плечиками пожала, прядь волос затеребила, прощебетала, точно птичка певчая, никаких невзгод не ведающая:

- Сначала гневалась, потом как поняла, что я не отступлюсь, успокоилась.

- А городовые-то как тебя пропустили?!

Лиза досадливо поджала губки. Право слово, она пришла утешить жениха, а он ей допросы точно следователь чинит, ровно и не рад вовсе её появлению! Алексей Михайлович, например, никаких излишних вопросов не задавал, сразу приказал городовому пропустить. Потом, конечно, просил в следствие не вмешиваться, так с другой стороны оно и понятно, мужчины, даже самых прогрессивных взглядов, не любят, когда дамы в их дела вмешиваются, а жаль. Порой дамские-то суждения куда острее да точнее мужских оказываются.

Петенька меж тем в волнении подскочил к невесте, трепетно сжал её руки, нежно коснулся губами тонких пальчиков, выдохнул в смятении:

- Лизонька, ты только подумай, какую пищу для пересудов дала досужим сплетникам города своим опрометчивым визитом! Среди бела дня пришла к молодому мужчине, да ещё и без сопровождения!

- Петенька, - Елизавета Андреевна раздосадованно выдернула руки, - право слово, сейчас не время для глупостей! Скоро придёт следователь…

Алексей, стоящий на пороге и с интересом наблюдающий за сценой размолвки влюблённых, как говорил Жванецкий, целиком взятой из жизни голубей, решил, что пришло время заявить о своём присутствии. Конечно, можно было бы ещё полюбоваться сей невинной пасторалью, но дела служебные отлагательств не терпят:

- Прошу прощения, что вмешиваюсь, но мне нужно задать Петру Игнатьевичу несколько вопросов.

Наблюдательная Елизавета безошибочно определила в голосе следователя насмешку, а взволнованный Петенька ничего не приметил, принахмурился, бросил коротко и озабоченно, резкими движениями поправляя пиджак:

- Слушаю Вас, господин…

- Следователь Корсаров, Алексей Михайлович, - Алексей коротко поклонился, даже каблуками щёлкнул, как обучали на занятиях по этикету в кадетском классе.

- Васильев, Пётр Игнатьевич, - Петенька протянул руку для приветственного рукопожатия, и Лиза невольно отметила, что кисть жениха слабее и не столь выразительная, как у Алексея Михайловича. Господи, да что это на неё нашло, право слово, она же любит Петеньку, так почему заглядывается на постороннего мужчину?!

Барышня раздражённо хмыкнула, чем заслужила иронично-удивлённый взгляд от следователя. А вот Петенька опять ничего не приметил, несколько нервно предложил Алексею Михайловичу присесть, потом хлопнул себя ладонью по лбу, повернулся к невесте, убедился, что она за столь короткий срок никуда не исчезла, и смущённо спросил:

- Полагаю, Елизавете Андреевне будет лучше оставить нас?

Лиза поджала губы, удерживаясь от резкого замечания, кое благовоспитанной барышне совсем не пристало. Да что это с Петенькой, подменили его что ли?! Почему он на фоне невозмутимого, излучающего силу и власть следователя мокрым курёнком выглядит? Почему суетится, точно старая дева, у коей на постой солдаты остановились? Тьфу ты, господи, нахваталась от дядюшки скабрезностей, добро, что хоть вслух их не брякнула. Так всё-таки, что происходит с Петенькой, последствия душевного потрясения дают о себе знать? Так ведь он же военный, неужели их не учат всегда и в любой ситуации лицо держать? Вот Алексей Михайлович, например… Девушка чуть в голос не завизжала, опять соскользнув в своих раздумьях на следователя. А ведь зарекалась о нём думать, она же невеста, у них с Петей зимой свадьба будет! Только что же делать, коли взгляд сам собой останавливается на подтянутой фигуре господина Корсарова, а от его мимолётной улыбки и глубокого бархатистого голоса сердце в груди совершает странный кульбит, точь-в-точь как в прочитанном недавно романе?! Елизавета Андреевна головой тряхнула и забилась в уголок у окна, специально выбрав место потемнее да понезаметней, дабы разобраться в мыслях и призвать к порядку расшалившиеся чувства. О чём Петенька с господином следователем беседу вёл, барышня и не слушала, честное слово, не до него пока, с собой бы разобраться!

Алексей Михайлович убедился, что невеста в дела следствия вмешиваться не станет, облегчённо вздохнул, всё-таки девицы влюблённые, что ракеты со сбившимся прицелом, никогда заранее не предугадаешь, куда полетит и где рванёт, и всё своё внимание сосредоточил на Петре Игнатьевиче. Петенька тоже успел взять себя в руки и вполне достойно, без лишней суетливости, предложил следователю присесть.

- Благодарю, - Алексей покосился на широкий подоконник, эх, вот на чём посидеть бы, но, держа лицо, опустился в кресло, одуряюще пахнущее настоящей кожей.

Пётр опустился в другое кресло и замер в нём с такой идеально ровной спиной, словно кол проглотил и теперь лишний раз шевельнуться боится:

- Итак, чем могу Вам помочь?

«Ремонт сделаете, а то квартира у меня совсем обшарпанная стала? - мысленно съехидничал следователь. - Хотя Вы, сударь, наверное, ничего тяжелее оружия парадного и в руках-то не держали. Мда, а ведь мирной жизни немного осталось…»

Корсаров кашлянул, тряхнул головой, настраиваясь на служебный лад, и деловито уточнил, глядя на продолжающего изображать каменный столп Петеньку:

- Полагаю, Вы уже в курсе, что Ваша тётушка убита?

Пётр Игнатьевич побледнел, по лицу скользнула гримаса боли:

- Предположу, что об этом болтает уже весь город, у нас быстро разносятся слухи.

«А чем ещё заниматься жителям маленького провинциального городка, – вздохнул Алексей, невольно вспомнив своих соседок, для коих сбор и многократное обсуждение сплетен было смыслом жизни, - если обитатели крупных городов в эпоху Интернета и то таким развлечением не брезгуют?»